отчасти потому, что переодетые в американскую форму немцы стали выкрикивать команду об отступлении, называя даже имя американского офицера, будто бы отдавшего такой приказ. С тех пор всем бойцам 28-й дивизии было приказано немедленно убивать всякого, кто отдаст команду об отступлении.

Шпионы среди нас

Такая судьба постигла одного немецкого агента, о котором рассказывают следующую интересную историю, хотя она и не имеет официального подтверждения.

Прежде чем оставить Аргоннский лес, немцы вырыли глубокое убежище, которое было искусно замаскировано и связано подземным телефоном с их новой тыловой позицией; они поместили: туда опытного агента в американской форме с достаточным запасом продовольствия.

Агент подождал, пока американцы прошли мимо его убежища, вышел из него и смешался с американцами. Он говорил по-английски и усвоил манеры американских солдат, а потому ему удавалось собирать сведения, которые он сообщал по телефону обоим товарищам. Это продолжалось несколько дней, пока он не был захвачен у входа в свое убежище и убит на месте.

Не существует ни одного официального донесения о казни шпионов в американской экспедиционной армии, но это отнюдь не означает, что никто из шпионов, работавших среди американцев, не был казнен. На фронте происходило мною вещей, не нашедших отражения в официальных архивах. Многие трагедии тайной войны до сих пор неизвестны. Имеется, например, фотография «немецких шпионов во французской форме», казненных якобы на участке 28-й американской дивизии. Кто их убил? Генерал-майор Чарльз М. Мур и начальник штаба этой дивизии полковник Вальтер С. Суиней говорят, что они никогда не слышали об этой казни. Человек, сделавший этот снимок, отказывается отвечать на вопросы. Но фотографический аппарат не мог солгать. Может быть, их казнили французы? Причина того, что наши записи не упоминают о казни немецких шпионов, заключается в том, что мы передавали шпионов в руки французов и бельгийцев, действовавших решительно. В последние дни войны 91-я дивизия с Тихоокеанского побережья достигла города Аденарда на Шельде. Ее разведывательные патрули, спускаясь по реке, были внезапно осыпаны градом снарядов, выпущенных из немецких пушек с другой стороны реки. Американцам пришлось укрыться: через несколько минут они увидели небольшую группу бельгийских граждан, 4 года, находившихся под германским владычеством, которая тащила и толкала какого-то человека, тоже в штатском.

— Шпион! Это шпион! — кричали они, — мы видели, как он сигналами сообщал немецким артиллеристам, где находятся американские позиции.

Человека привели к начальнику отряда безмолвных наблюдателей 91-й дивизии капитану А. А. Хопкинсу. Последний допросил его с помощью начальника бельгийской жандармерии, сопровождавшего дивизию. Место действия, свидетели, начальник — все было бельгийским; капитан Хопкинс передал подозрительного бельгийцам. Судьба его осталась нам неизвестна, хотя его фотография и находится в коллекции нашего военного министерства.

Бели он действительно занимался шпионажем, то против американцев, но если он был казнен, то союзниками. Так обстояло дело со всеми неприятельскими агентами, которых захватывала американская экспедиционная армия.

Этим объясняется то, что американские победы в тайной войне остались неведомыми. Официально американцы не казнили ни одного германского шпиона и очень немногих арестовали. Американская экспедиционная армия проводила в жизнь следующие принципы: «Пусть действуют французы, это их страна». Американцы могли арестовать подозрительного, если против него имелись достаточные улики, и даже заключить его в тюрьму, но в дальнейшем его делом занимались французы. Это упрощалось применением французского закона о шпионаже и позволяло американцам умыть руки в столь неприятном деле. Если, как теперь еще хвастают некоторые американцы, мы действительно «не казнили ни одного шпиона», то все остальное мы проделывали по всем правилам игры.

В тылу в службе снабжения было меньше таинственности и, вероятно, больше шпионов. У них было обширное поле деятельности — вся Франция, за исключением полосы длиною в 600 км, которая тянулась от Северного моря до Швейцарии и была настолько опасна для шпионов, что они не отваживались там оставаться, тем более что наиболее важные сведения можно было добыть не на фронте, а в тылу, в Париже, на военных заводах, в портах, где беспрерывно высаживались войска, в таких центрах, как Тур, бывший главным штабом нашей службы снабжения, или как американские штабы в Шомоне, Монрее, Прогоне.

Все штабы главнокомандующих, как союзных, так и германского, находились под наблюдением; Шомон не составлял исключения, хотя никогда там не был пойман ни один немецкий агент и никогда не было замечено исчезновения каких-нибудь важных документов. Все союзники, включая американцев, имели в ставке германского главнокомандующего в Спа своих шпионов, которые, насколько это было в их силах, сообщали им обо воем, что там происходило. Немцы, подозревавшие об этом, создали специальную охрану для кайзера, Гинденбурга и Людендорфа. Хотя маршал Фош всегда выбирал для своей ставки самые уединенные пункты, его постоянно охраняли; он это знал и над этим посмеивался. Он даже совершал поездки, стремясь избавиться от своих телохранителей.

Когда генерал Першинг прибыл во Францию, он решительно протестовал против необходимости личной охраны, но полковник Морено настоял на своем. Генерала Першинга охранял и следил за всеми его действиями бывший нью-йоркский журналист. Этот верный человек сопровождал американского главнокомандующего всюду, где он бывал, и, по крайней мере, в одном случае, помешал покушению против него. Каждый раз, когда генерал Першинг присутствовал на каких-нибудь публичных церемониях, его телохранитель проявлял особое рвение, не спуская глаз с лиц подозрительного вида, в частности, с мужчин, державших руки в карманах или закрывавшихся газетой, и с женщин, носивших муфты. Генерал не был вооружен, но его тень имела два револьвера.

Однажды в 1918 г., после инспектирования американских войск и американского сборного пункта в одном французском городе, генерал Першинг возвращался к своему специальному поезду и шел по тоннелю под железнодорожной линией; вдруг его бдительный страж, шедший, как всегда, впереди, заметил какую-то подозрительную женщину. Он схватил ее за запястья рук, спрятанных в муфту из темного меха. Из муфты выпал заряженный револьвер.

Генерал Першинг продолжал свой путь. Женщина была приведена в местный разведывательный отдел. К сожалению, конец этой истории окутан тайной. Кто она была такая? Почему у нее был револьвер? Кого она ждала в проходе? Во всяком случае, если бы не охранник из разведывательного отдела, она могла бы убить американского главнокомандующего.

В американском генеральном штабе имелся отряд, входивший в состав первой группы разведывательной полиции, которому были поручены чрезвычайно своеобразные задачи. Одной из них был осмотр содержимого корзин для бумаг, другой — наблюдение за уборщицами и всеми невоенными, посещавшими три больших казармы, превращенные в канцелярии, где хранились весьма важные секретные документы. Это постоянное наблюдение днем и ночью было иногда чрезвычайно увлекательно, особенно, когда, выслеживая кого-нибудь, чьи действия казались подозрительными, один полицейский разведчик обнаруживал другого.

Однажды один из них, бегло говоривший по-французски и очень плохо по-английски, пробираясь вдоль темного здания, попал в руки солдата морской пехоты — полного рвения новичка.

— Руки вверх! — крикнул солдат, угрожая штыком.

— Но ведь я полицейский разведчик, — пробовал объяснить на дурном английском языке задержанный.

— Полицейский разведчик? Я о них никогда не слышал. Ты немецкий шпион, вот и все. Следуй за мной на гауптвахту.

Приведенный под угрозой штыка на гауптвахту, полицейский разведчик, оставался там двое суток, пока солдаты морской пехоты сами не признали авторитета секретной службы; они позволили ему уйти,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату