Как ложе ночью ты делил с сестрой.
Нет, это удовлетворить не может
Тебя, кому на плечи рок возложит
Иную, небывалую вину,
Кто призван погубить свою страну.
Хоть был твой первый опыт неудачен[10],
Возобновить его ты предназначен.
Все злое, что известно на земле,
Что родилось в угрюмой адской мгле,
Войну, пожары, голод и заразу,
Своей отчизне принесешь ты сразу.
Ты превзойдешь тиранов всех веков
Свирепостью честолюбивых ков.
Иди ж от злодеянья к злодеянью,
Топи в крови о них воспоминанье.
Пусть не дает с преступного пути
Тебе боязнь возмездия сойти;
Пусть совесть замолчит в тебе отныне;
Пусть небо оскорбит твоя гордыня;
Пусть, видя, каковы твои дела,
Бледнее станет день, чернее - мгла;
Пусть в ослепленный Рим придут с тобою
Убийства, похоть, ненависть, разбои;
Пусть лишь затем прозреет он опять,
Чтоб в ужасе на свой пожар взирать;
Пусть кровожадностью твои клевреты
Соперничать с тобой ни в жизни этой,
Ни в мрачных безднах ада не дерзнут,
Чтоб фурии[12], когда они начнут
Терзать тебя, слетясь к твоей могиле,
К твоим злодействам зависть ощутили!
(Исчезает.)
Катилина
(вставая и выходя на передний план)
Так суждено. Передо мной склониться
Ты должен, Рим. Пусть на твою защиту
Поднимутся моря, Холмы восстанут,
Пусть даже мне придется распахать
Туманных Альп скалистые отроги
И в небеса плеснуть волной тирренской,
Но ты мне покоришься, гордый город!
От кары за былые преступленья
Меня спасут лишь новые. Мой дух
Давно уже бранит за праздность руки,
Отвыкшие удары наносить.
Как! Мне ли, кто величьем равен Риму,
Кто вправе притязать на все отличья,
Награды, лавры, почести, кто мог бы
Взвалить себе на плечи бремя славы
Отечества, как небосвод Атлант,
Мне ль примириться с тем, что недостойной
Народ почел мою кандидатуру
На выборах, когда я домогался
Командования в войне Понтийской[12].
Но раз отчизна мне уже не мать,
А мачеха, то вправе я забыть
Сыновний долг и превратить ее
Бесчувственную, как гранит, утробу
В подножье трона моего, который
Покажется ей тяжелее всех
Чудовищ, ею выношенных в чреве,
С тех пор как Марс познал ее впервые[13].
Входит Аврелия Орестилла.
Кто там?
Аврелия
Я.
Катилина
Ты, Аврелия?
Аврелия
Да, я.
Катилина
Войди ко мне в покой, как луч денницы,
И Феба разбрани за то, что он
Твою красу облечь сияньем медлит.
Но почему нахмурила ты брови?
Иль слишком долго я не целовал
Твои уста?
(Целует ее.)
Ну, чем я провинился?
Аврелия
Ты знаешь сам, раз говоришь об этом.
Катилина
О, я свой грех заглажу.
Аврелия
Но когда?
Катилина
Тогда, когда, простив меня за то,
Что часто для раздумий одиноких
Ее я покидаю, Орестилла
Позволит мне владычество над миром
Отнять у Рима, чтобы ей отдать.
Аврелия
Ты начал льстить?
Катилина
Всегда готов я льстить
Той, чьи лобзанья сладостней нектара,
Лишь бы она меня хотела слушать.
Ужель сочла Аврелия, что к ней
Я холоднее стал, чем до женитьбы,
