сердце для тебя открыто.
Тони, приподняв кепи, пожал ей руку. Женщина бесшумно откинула шкуру, служившую дверью, и жестом пригласила его войти. На какой-то миг он подумал, что все это сон. Типи и снаружи было на редкость красиво — с расписными стенами, на которых было изображено много солнц и разных планет, а также лошадиные и волчьи головы, однако внутреннее убранство свидетельствовало о таком богатстве, что Тони просто онемел от изумления. Само типи было не менее тридцати футов в диаметре и стояло на чистой, сухой коричневой земле прерии, которая, в свою очередь, была застелена шкурами различных животных — светло-бурого медведя, лисицы, степного волка и барсука. С опорных шестов свисали костюмы из прекраснейшей оленьей кожи, кожаные ноговицы, рубашки, мокасины, и все это было расшито и украшено с настоящей роскошью. Еще там были кожаные ягдташи, кожаные кисеты, ружейные чехлы с вышивкой и кроличьи накидки. Не менее дюжины костюмов украшала бахрома из горностаевых хвостов на рукавах и на отворотах ноговиц. Сбоку на полу лежала стопка разноцветных шерстяных одеял, штук двадцать, не меньше, и целая гора пушистых звериных шкур; рядом была сложена пирамида из бизоньих рогов и свернутых лассо, знаменитых индейских лассо, свитых из травы и сухожилий, чтобы арканить рогатый скот и лошадей.
Все имущество этого типи в Нью-Йорке стоило бы тысячи долларов. И в памяти Нортона на мгновение возник пассажир поезда, предлагавший жалкие два доллара Спящему Грому за его головной убор из орлиных перьев. Ничего удивительного, что проводник посмеялся над этим.
Тут в типи вошел Северный Орел и спросил, не хочет ли Тони пойти посмотреть рогатый скот на ближайшем пастбище. Конечно, Тони изъявил желание. Ничего подобного он в жизни больше не видел. На пространстве в целую милю перед ним кишело море блестящих рогов и гремящих копыт. Казалось, вся эта пестрая масса уплывает прямо в небо. Это было целое богатство, такое вот стадо, и Нортон испытал странный восторг от неожиданной мысли, что он и его родители, путешествующие в дорогом пульмановском вагоне и живущие в большом городе, просто бедняки по сравнению с этим тонким юношей из племени черноногих, играющим роль хозяина с естественной мягкостью человека, совершенно свободного и неиспорченного.
День выдался очень теплый, поэтому ужин приготовили на открытом воздухе. Северный Орел показал Тони, как разжигать огонь на степном ветру: под укрытием типи с подветренной стороны между двумя шестами под поперечиной, на которой висит над огнем чайник. Главной едой индейцев были вареная говядина, крепкий черный чай и пресная лепешка. Но ради гостя зажарили уйму вкуснейших грибов. Сами индейцы редко едят их, а Тони с легкостью проглотил несколько порций.
После ужина Северный Орел опять пригласил Тони в типи и показал чудесные вышивки и орнаменты, сделанные на оленьих шкурах. Тони был в восторге и даже не поскупился ради этого часами драгоценного сна. И все-таки непривычно долгая прогулка верхом, свежий воздух и обильный ужин — все, вместе взятое, одолело его приподнятое настроение, и он рад был сразу после захода солнца одновременно со всеми «приготовиться ко сну».
«Приготовиться ко сну» означало раздеться, завернуться в полосатое индейское одеяло и лечь на груду волчьих шкур, мягких, как пуховая перина, серебристых, как облака, поближе к незавешенной двери.
Ночь серой вуалью окутала прерию, взошла поздняя луна и бледными лучами коснулась ровной пустынной поверхности земли. Через открытую дверь Тони наблюдал величественную пустынность и уединенность, разлившуюся над прерией. Все было прекрасно, и он почувствовал такую любовь к этому миру, словно тот принадлежал по рождению ему, а не спящему рядом с ним юноше из племени черноногих, унаследовавшему этот мир от своих предков. Потом из белой ночи донесся вой койота-скитальца и шум множества крыльев над головой. Постепенно перина из волчьих шкур согрела и убаюкала его, легкое дуновение ночного воздуха и тишина навеяли дремоту, и Тони заснул.
Уже светало, когда что-то внезапно разбудило его. Он тут же встрепенулся, не понимая, однако, что заставило его замереть и онеметь. Он готов был закричать от страха, но еще не знал, из-за чего, и в следующий момент гибкое красное тело перегнулось через него, и его рука оказалась в чьих-то сильных пальцах, словно в тисках. Последовала короткая борьба, поток слов, непонятных ему, испуганный женский вскрик. Затем гибкое красное тело — тело Северного Орла, — выпрямилось. Тони, бледный, напуганный, недоумевающий, тоже попытался подняться. Молодой индеец припал рядом с ним к земле, что-то ужасное обкрутилось и извивалось вокруг его темной тонкой кисти и всей руки.
Тони показалось, что он целую вечность не мог оторвать взгляда от этой ужасной картины, на самом же деле все было кончено в один миг: индеец задушил мерзкую гремучую змею и бросил ее к своим ногам. Минуту-другую никто не мог произнести ни слова, затем Северный Орел спокойно сказал:
— Она свернулась в одном футе от твоей правой руки и уже подняла голову, готовая броситься. Я проснулся, схватил ее вот здесь, пониже головы, и вот она мертвая.
Снова воцарилось молчание. Затем мать Северного Орла медленно подошла к ним, опустила одну руку на плечо сына, другую на плечо Тони и, глядя на мертвую змею, со значением покачала головой. А Тони, все еще продолжавший сидеть на волчьих шкурах, протянул руки и обнял Северного Орла за колени.
Миссис Аллан оказалась права — молодой индеец рисковал собственной жизнью, чтобы спасти ее сына. Все были потрясены случившимся, потому что гремучие змеи редко встречаются на территории черноногих. Происшествие слишком испугало и взволновало всех, чтобы хотелось много о нем говорить. Напряжение спало, только когда мальчики снова сели верхом и быстро поскакали в сторону Глейчена и поезда.
Несмотря на пережитый ужас, Тони покинул типи Спящего Грома с великим сожалением. Перед отбытием мать Северного Орла подарила ему очень красивые мокасины и нитку ценнейших лосевых зубов, а Северный Орел перевел ее прощальные слова:
— Моя мать говорит, что ты навсегда останешься в ее сердце. И что у тебя очень красивые волосы. Что ты, как солнечное тепло, растопил ее сердце, потому что ты не говорил с ней громко.
Было рано, и утренняя скачка на прохладном ветерке оказалась восхитительной. Когда, проскакав десять миль, они выехали на последнюю тропу, Тони удалось различить фигуру своей матери, уже стоявшей на часах. Она издали узнала их и махала рукой.
Выехав за пределы индейской территории, юноши попридержали лошадей и выразили друг другу сожаление, что приходится расставаться. На Северном Орле была на редкость красивая рубашка из оленьей кожи с вышивкой и бахромой. Он начал ее развязывать.
— Вот, возьми мою рубашку, — сказал он. — Моя мама сказала, что она лучше всех, какие она шила. Теперь она твоя.
На секунду Тони задумался и в ответ стал расстегивать свою рубашку, которая, к счастью, была из прекрасного тонкого голубого шелка.
— А ты возьми мою, — просто сказал он.
Обменявшись рубашками, они подъехали к железнодорожной станции: индеец, обнаженный по пояс, лишь с красным одеялом на плечах и свернутой голубой рубашкой под мышкой, и юный житель Торонто в наглухо застегнутой куртке, чтобы скрыть, что под ней ничего нет. Прекрасная одежда из оленьей кожи была перекинута у него через луку седла.
Все обменялись радостными приветствиями. Профессор и миссис Аллан прямо-таки глаз не могли отвести от своего вернувшегося сына. Однако на лице Тони лежала грустная тень предстоящего расставания, и радостным для него был только один момент — когда на платформе к нему подошел сам Спящий Гром и в присутствии остальных пассажиров не спеша снял со своей головы убор из орлиных перьев и протянул его Тони. Северный Орел сказал за него:
— Мой отец говорит, что ты храбрый и поэтому должен принять этот знак храбрости. Ты навсегда останешься в его сердце, ты не говорил с ним громко.
— Кто на Калгари, просьба занять места! — раздался голос проводника.
На какой-то миг пальцы индейского юноши и белого встретились в тесном рукопожатии. Сам не заметив как, спотыкаясь, Тони поднялся на ступеньки своего вагона и, пока поезд, набирая скорость, направлялся к подножию горы, стоял на задней площадке, не отрывая глаз от маленькой станции и индейских типи, медленно уплывавших назад, назад, назад, и думая лишь о том, чтобы сдержать набежавшие на глаза слезы и не выпустить из рук подарок Спящего Грома — убор из орлиных перьев.
Из сборника «КРЕМЕНЬ И ПЕРО»
ОРЛИНЫЙ ВОЖДЬ
