страниц, и идея ее была простой:
«Мы – народ, один народ. Повсюду мы честно пытались интегрироваться в окружающее нас национальное сообщество, сохранив лишь нашу веру. Нам не позволили… Тщетно пытались мы прославить наши отечества своими достижениями в искусстве и науке и укрепить их экономически своим коммерческим вкладом… Нас считают иностранцами… Если бы только нас оставили в покое… Но думаю, что не оставят».
Герцль предложил, чтобы евреям предоставили суверенитет на куске земли, достаточно большом, чтобы их народ мог там разместиться. Причем не важно, где этот кусок будет находиться. Можно в Аргентине, где миллионер барон Морис де Гирш (1831—1896) поселил 6000 евреев в нескольких сельскохозяйственных колониях. Можно в Палестине, где возникли аналогичные колонии, финансируемые Ротшильдами. Важно, чтобы была лишь поддержка еврейского общественного мнения; а они возьмут то, что им предложат. Работа Герцля первый раз увидела свет в виде книги в Вене в феврале 1896 года. Позднее она выдержала 80 изданий на 18 языках.
С появлением «Der Judenstaat» («Еврейское государство») Дэниэл Деронда покинул страницы художественного произведения и вышел на историческую сцену. Слово «сцена» подходит здесь лучше всего. Герцль никогда не смог бы сыграть роль осторожного, трезвого еврейского государственного деятеля типа Маймонида, влияющего на ход событий мудрым спокойным словом. Он привнес в еврейскую мировую политику искусство шоу-бизнеса, единственное, что его по-настоящему интересовало. Он был актером и импресарио будущей постановки «Возвращение Израиля в Землю Обетованную», и, хотя его общий план был прям и прост, всякого рода яркие подробности роились в его мозгу, везде попадались в его заметках. Должна быть организована грандиозная «экспедиция», чтобы «вступить во владение землей». Будет аристократическая конституция типа венецианской. Первым избранным дожем будет Ротшильд, а возможным вице-президентом – Гирш. Будут помпезные площади, вроде площади Св. Марка или Пале-Рояль. Он продумал церемонию коронации, вплоть до полка лейб- гвардейцев, названных в его честь Герцль-кирасирами. Будет воссоздана картина исторических еврейских кварталов. Будут интернациональные театры, цирки, варьете, сияющие проспекты вроде Елисейских полей и конечно государственная опера: «Джентльмены во фраках, дамы, одетые с немыслимой роскошью… Я буду также поощрять организацию праздничных процессий». Наибольшее влияние на него оказывал Вагнер, чьи постановки Герцль в это время старался не пропускать. «Только в те дни, когда не давали Вагнера, я позволял себе сомневаться в правильности моих идей». Следующий поход в Землю Обетованную, хвастался Герцль, «можно будет сравнить только с Вторником Кущей и Моисеем в опере Вагнера!» Все это чем-то напоминало фантазии Дизраэли и шоу Мордекая Ноя.
Кое-что из своих аристократических привычек Герцль сохранил до конца дней. Так, например, он настаивал, чтобы все публичные собрания сионистов были церемониальными и обставлены различными условностями, когда все делегаты одеваются в вечернее платье, даже если все это происходит в 11 часов утра. Сам он, выступая в роли официального представителя сионизма, одевался изысканно: тщательно причесанный, в цилиндре, белые перчатки, безукоризненный сюртук. Он настаивал, чтобы евреи, его сопровождающие, поступали также. Это было составной частью его попыток разрушить традиционный образ еврея из гетто. Он всегда проводил собрания и конференции с апломбом и точностью. Однако вся эта театральность отмирает, по мере того как становится очевидной необъятность стоявшей перед ним задачи, и жизнь его все в большей степени стала приобретать оттенок трагедии.
Герцль начал с того, что декларировал: еврейское государство должно быть создано таким же образом, как все происходило во время Изгнания, а именно, когда верхушка богатых евреев решает, что лучше для всех остальных, и проводит эту линию в жизнь. Но затем он обнаружил, что такой подход невозможен. Повсюду в цивилизованной Европе еврейский истэблишмент был против этой идеи. Ортодоксальные раввины выступали против либо просто игнорировали его. Для евреев реформистского толка отказ от ассимиляции в связи с ее безнадежностью означал отрицание всего, что они отстаивали. Богачи отвергали его идеи, а то и были активно враждебны. Лорд Ротшильд, самое влиятельное лицо в мировом еврействе, наотрез отказался с ним встречаться и, что особенно неприятно, сделал это публично. В Париже Эдмунд де Ротшильд, руководивший девятью небольшими колониями в Палестине, принял его 19 июля 1896 года, но совершенно ясно высказался в том смысле, что, по его мнению, грандиозные планы Герцля не только нереальны, но и могут нанести ущерб уже достигнутому серьезному прогрессу. Он повторял: «Глаза не должны быть больше живота». Барон Гирш тоже встречался с ним, но расценил его как невежественного теоретика. Он заявил Герцлю: кто нужен для планов еврейской колонизации, так это хорошие сельскохозяйственные рабочие. «Все наши беды от того, что евреи хотят забраться слишком высоко. У нас слишком много интеллигентов!» Но интеллигенты тоже отвергали Герцля, особенно в родном городе пророка Вене. Ходила такая шутка: «Мы, евреи, ждали своего государства 2000 лет, и почему это должно приключиться именно со мной?» Собственная газета Герцля «Нейе Фрейе Прессе» занимала особенно враждебную позицию. Мориц Бенедикт (1849—1920), ее финансовый отец, сердито предупреждал: «Никакая личность не имеет права брать на себя огромную моральную ответственность за приведение в движение этой лавины. Мы потеряем нашу нынешнюю страну прежде, чем обретем еврейское государство».
Были и исключения, например Натан Бирнбаум, лидер еврейских студентов Вены, который, собственно, и изобрел само слово «сионизм» в 1893 году. Был еще главный раввин ашкенази Британской империи, Герман Адлер, который сравнивал Герцля с Дерондой (к этому моменту Герцль еще сам не был знаком с книгой), или главный раввин Вены Мориц Гудеман, который скептически относился к идее, но, тем не менее, сказал Герцлю: «Кто знает, может быть, Вы избраны Богом». Важнее всего была реакция Макса Нордау (1849— 1923), философа, чья книга «Вырождение» пользовалась сенсационным успехом в 1892 году; в 1895 году она вышла в Лондоне в переводе на английский. Он поставил диагноз болезни своего века, определив антисемитизм как один из ее симптомов, и сказал Герцлю: «Если Вы помешаны, то и я – тоже, можете быть уверены!» Именно Нордау указывал, что для того, чтобы не раздражать турок, следует заменить термин «Юденштаат» (еврейское государство) на «Хаймштет» (национальный дом) – разница довольно существенная, поскольку второй вариант, очевидно, более приемлем. Тот же Нордау является автором значительной части практической программы раннего сионизма.
Тем не менее, Герцль быстро обнаружил, что источником динамичного развития иудаизма может являться не прозападная элита, а бедная масса остъюден, людей, о которых в начале своей кампании он не знал ничего. Он почувствовал это, когда выступал перед бедными еврейскими беженцами в лондонском Ист-Энде. Они называли его «человеком маленьких людей». Он говорил: «Сидя на сцене… я испытал странное ощущение. Я видел и слышал, как рождается моя легенда». В Восточной Европе он быстро стал мифической фигурой среди бедняков. Давид Бен-Гурион (1886—1973) вспоминал, как десятилетним мальчиком в российской Польше он слышал слух: «Явился мессия, высокий, красивый человек, ученый из Вены, не меньше, чем доктор». В отличие от изощренных евреев среднего класса на Западе, восточным евреям было не до альтернативных вариантов, и они не воображали себя русскими или даже поляками. Они знали, что они – евреи, и ничего больше (забыть об этом не давали русские господа), и предложение Герцля – единственный их шанс на то, чтобы стать где-нибудь настоящими гражданами. Для Хаима Вейцмана (1874—1952), берлинского студента-второкурсника, предложения Герцля «прозвучали громом среди ясного неба». В Софии главный раввин просто объявил его мессией. Слухи о нем ширились, и Герцль обнаружил, что его посещают плохо одетые и возбужденные евреи из отдаленных районов – к ужасу его модницы-жены, которая постепенно возненавидела само слово «сионизм». Но именно эти люди становились солдатами, сержантами и офицерами его сионистского легиона. Герцль называл их своей армией ищеекшнорреров.
Первый раз эта армия публично собралась 29 августа 1897 года в большом зале базельского муниципального казино. Собрание объявило себя Первым сионистским конгрессом; в нем участвовали делегаты из 16 стран. В основном это были бедняки, и Герцлю пришлось финансировать конгресс из собственного кармана. Но он заставил делегатов приодеться: «На торжественном открытии следует быть в черном платье и белом галстуке». В таком обличье они приветствовали его древним еврейским кличем: «Иехи Гамелех!» («Да здравствует царь!»). Многие влиятельные евреи пытались принизить значение этого собрания. «Нейе Фрейе Прессе» вообще игнорировала его, уделив взамен большое внимание конвенции евреев-портных в Оксфорде, где обсуждался вопрос, во что лучше одеваться дамам-
