не покрыл себя славой, сражаясь против русских. Мы вели другой бой – бой против мороза, усталости, грязи и вшей. Этот бой и стал частью повседневной жизни.
Мороз унес три жизни. Трижды подразделения последнего караула возвращались с недвижными телами. Воспаление легких, общее обморожение, физическая слабость не позволяли сопротивляться морозу. Троих принесли к теплу слишком поздно. Пятерых удалось вернуть к жизни, вливая в них алкоголь.
Мы покрыли окоченевшие трупы снегом, воткнув в могилу палку с каской. На то, чтобы переживать, времени не было. Те, кто, к собственному удивлению, еще оставался в числе живых, окоченевшими пальцами пытались завести промерзшие насквозь двигатели. Положение оказалось отчаянным. Моторы не заводились.
Фельдфебель Шперловский изо всех сил нажал на педали «цундаппа», но тот, несмотря на то что на него навалилось восемьдесят кило весу, не поддавался, а затем педаль с хрустом сломалась. Даже металл не устоял под действием стужи. Мы развели под танками огонь, чтобы нагреть их, прежде чем пытаться завести. Для измученных пехотинцев возня с машинами была настоящей пыткой. Весрейдау и тот потерял терпение. Сапоги он обвязал дерюгой, найденной во время отступления.
– Надо было держать мотор работающим на холостом ходу всю ночь! – воскликнул он. – Это же так просто. Беспечность нас погубит.
Мы слушали его, но на лицах ничего не отражалось. Для многих смерть стала избавлением от мук.
Через полчаса послышалось чихание мотора. Кому-то удалось завести полугусеничную машину. Водитель позволил мотору прогреться, а затем принялся разогревать коробку передач. После двухчасовых мучений наша колонна выступила в путь, получив приказ сохранять минимальную скорость. Пока машины не прогрелись, пришлось тащиться за ними пешком.
В полдень несколько машин встало. Пришлось и нам остановиться. Радиаторы пострадали оттого, что в них залили чистый спирт. Пришлось их чинить, используя запасные части, если, конечно, удавалось их найти. Чаще всего мы латали дыры чем попало. Пока одни трудились, другие открыли консервы. Мясо можно было рубить топором, пюре напоминало цемент, вино превратилось в кирпич.
Вынужденная остановка стоила нам лишнего часа. Согласно указаниям, полученным по радиосвязи, в нашем распоряжении был еще час на то, чтобы соединиться с основными подразделениями наших войск.
Мы проходили по территории двух оборонительных постов: два круглых окопа и три-четыре избушки, вросшие в землю. Нам никто не вышел навстречу. Казалось, все здесь покинуто. Вероятно, солдаты спят, пригревшись у огня. Мы послали на разведку небольшой отряд. Через пять минут один из солдат, запыхавшись, вернулся к колонне:
– Господин капитан, беда! Там никого в живых… Ужас какой-то! Все мертвые.
Присмотревшись, мы увидели, что двери изб взломаны, а у одной из них лежит четыре или пять трупов.
– Партизаны! – закричал кто-то. – Только что расправились со всеми!
– Недавно здесь шли бои, господин капитан. Бандиты небось до сих пор не побросали оружие.
Еще один взвод направился ко второму блиндажу. Раздался продолжительный взрыв. Над укреплением взметнулся гейзер земли и бревен. Весрейдау громко выругался и побежал к окопу, из которого вился дым. Мы бросились за ним. Троих солдат разорвало на кусочки. Двоих невозможно было узнать, третий еще дышал, из его тела струилась кровь. Вместе с ними лежали трупы четырех немецких солдат, которые были убиты еще до нашего появления.
– Осторожно, мины! – крикнул Весрейдау.
Его слова передавались от одного к другому. Солдаты остановились у второго блиндажа, но войти не решались.
Шестеро изувеченных трупов, почти полностью раздетых, лежало в море запекшейся крови. Над некоторыми издевались так, что смотреть было невозможно. Солдаты, прошедшие битву под Москвой, Курском, Брянском и Белгородом, повидавшие разного, закрыли лицо руками и вышли. Такого ужаса нам видеть не доводилось.
Приняв все меры предосторожности, мы оттащили трупы. На двоих были установлены мины. Мы покрыли их бревнами: времени и сил рыть могилы не было.
Все мы считали действия партизан совершенно бессмысленными. Весрейдау провел церемонию прощания с восемнадцатью убитыми. Мы сняли шапки и каски и с обнаженной головой стояли в снегу.
«У меня был товарищ…»
Погребальная песнь отозвалась среди русского мороза тысячью голосов. Ни флагов, ни музыки не было – лишь одно страшное оцепенение.
Дух отмщения, стоявший за действиями партизан, разрушил последнее взаимопонимание солдат двух армий, которое еще оставалось между нами. Предательских действий мы не могли понять.
Колонна снова выступила в путь. Проезжая центральный блиндаж, мы увидали торчащий из земли плакат, на котором углем было выведено: «Месть».
Мы ехали еще не менее часа. Снег заглушал звук наших моторов, зато отдаленные звуки были слышны хорошо. Неожиданно до нас донеслось стрекотание автомата. Весрейдау и еще два офицера, бывшие с ним, приказали остановиться. Мы отчетливо услышали звук стрельбы. Километрах в десяти западнее разворачивался бой. Нам приказали ускорить темп движения. Танкисты решили вырваться вперед, но офицеры не позволили им покинуть колонну. Мы должны держаться вместе. Я сидел в третьих санях, которые тащил танк. За нами шел мотоцикл со сломанной трансмиссией.
Грохот пушек усилился. Неожиданно Весрейдау остановил колонну и вышел на местность свериться с картой. Танки отцепили от саней, и они двинулись к полю боя. Мы направились за ними так быстро, как только могли. Впереди на мотоцикле «БМВ» ехал Весрейдау, сзади преодолевал сугробы вездеход с 80- миллиметровой зениткой.
Задыхаясь, мы бежали по следу тракторов. Они намного обогнали нас, и те, кто на них ехали, вступили в бой с противником за десять минут до нашего появления. Мы услышали автоматные очереди, которые в морозном воздухе казались громче, чем обычно.
К нам подъехал мотоцикл.
– Рассыпаться по лесу, – приказал капитан.
Мы помогли мотоциклу выбраться из сугроба, в котором он застрял, а затем побежали мимо деревьев. Нехоженый снег трещал под нашими ногами. Танков уже не было видно.
Через двадцать минут мы заняли ближайший окоп. Приказано было охранять дорогу: обычно по ней проходило множество войск.
На этот пост, как и следовало ожидать, ранее напали партизаны, возможно, тот самый отряд, который расправился с теми солдатами. Но к счастью, в данном случае обороняющиеся успели вовремя отреагировать. Из двадцати двух солдат, удерживавших пост, шестеро были ранены, а двое убиты. На снегу лежало двадцать мертвых партизан.
Раненые партизаны пытались спастись в лесах. Но все они были задержаны и расстреляны. Только двоих взяли в плен. Они вращали глазами, как загнанные волки, и отвечали на вопросы одно и то же:
– Мы… не… коммунисты.
За кого они нас принимают? Или они и впрямь ничего не знают? Впрочем, и такое возможно. Они выглядели как звери, которых ведут на бойню. Говорить с ними было невозможно. Наши солдаты приготовились к отмщению.
Весрейдау переводил взгляд с партизан на нас. Он еще раз допросил их, но толку от этого было мало. Наконец его терпение лопнуло. Он безразлично махнул рукой. Наши схватили пленных и тычками погнали впереди себя. Партизаны от вида оружия потеряли голову и бросились бежать, пока их не уложили на землю выстрелы.
Пост просто чудом удалось спасти. Согласно рассказу находившихся там солдат, на них напали не меньше двухсот партизан. Два часа длился бой. Теперь защитники поста получили приказ об эвакуации.
День и так выдался не самый хороший, а в конце его, через десять минут после нашего отбытия, произошел еще один случай. Мотоцикл, шедший во главе колонны, на расстоянии тридцати – сорока метров
