реквизировали повозки и машины любого назначения. Брали даже велосипеды без шин. В этой гористой местности вражеская авиация нас не беспокоила. Но горы служили и прекрасным убежищем для партизан. Между нами и ими не один раз вспыхивали бои не на жизнь, а на смерть.
Наряду с другими наш отряд отчаянно пытался добраться до родины. Все мы верили лишь в одно: если нам удастся выжить, родина примет нас с нежностью и поможет забыть все испытанное. Когда мы доберемся домой, война уже закончится, а в худшем случае армия будет реорганизована, и враг ни за что не вступит на землю самой Германии.
Вчера мы были пехотинцами, солдатами элитных частей, гранатометчиками. Мы тысячу раз смотрели в лицо смерти. И ради чего? Мы стремились выжить ради надежды продолжать жить по-старому.
Ежедневно нам приходилось продолжать путь с боями, спасаясь от русских, преследовавших нас по пятам.
В нашем отряде было двенадцать человек, среди них множество старых знакомых: Шлессер, Фрёш, лейтенант Воллерс, Ленсен, Келлерман и мы с Гальсом, чувствовавшие себя братьями. Гальс совсем исхудал – кто бы мог подумать! Он часто шел рядом, и я чувствовал себя в безопасности, хотя и его силе тоже пришел конец. Он разделся по пояс, на груди его висел кожаный ремень и связка пулеметных патронов. Из кожаной патронной сумки свешивалась русская телогрейка, припасенная на случай холодов. Тяжелая каска словно приросла к голове, так что все вши в грязных волосах перемерли от нехватки света.
Многие сбросили каски, но Гальс говорил, что это последнее, что связывает его с германской армией. Несмотря на все испытания, мы должны оставаться солдатами. Я тоже сохранил каску, правда, нес ее на поясе.
Кто-то из солдат подозвал нас к оврагу. На дне его лежал пятнистый грузовик с надписью «WH». Ленсен уже бежал по склону, но его остановили:
– Осторожно! Вдруг это ловушка!
Вместе с Ленсеном стал спускаться лейтенант Воллерс. Мы же отошли подальше. Ясное дело: партизаны устроили нам западню. Через несколько секунд наших товарищей разнесет на куски. Но со дна раздался крик:
– Господи, да здесь целый склад!
Не раздумывая, мы бросились к манне небесной.
– Вы только посмотрите! Шоколад, сигареты, колбаса…
– Боже правый! И три бутылки!
– Умолкните, – рявкнул Шлессер. – Хотите, чтобы все сбежались! И так просто чудо, что это никто не обнаружил раньше.
– Сколько здесь деликатесов, – с нежностью произнес Фрёш. – Возьмем сколько унесем, а по дороге поделимся.
Нагрузившись до предела, мы выбрались на дорогу. Вокруг ходят тысячи солдат. Надо унести все. Мы почти покончили с этой задачей, когда наши часовые крикнули:
– Внимание!
Мы скрылись в кустах. Послышался рокот мотоцикла. Мотор затих. Мы бросились через деревья с нашей поклажей. Мы уже научились спасаться так, чтобы никто нас не заметил. Послышался крик офицеров. Двух наших товарищей поймал либо военный патруль, либо жандармы.
– Попались с бутылками под мышкой, – проворчал Воллерс.
– Давайте побыстрее выбираться отсюда, – сказал подбежавший Линдберг.
– Кто-то идет, – шепнул Ленсен. – Военный жандарм. Я вижу бляху.
– Черт, уносим ноги.
Мы бросились врассыпную, будто нас по пятам преследовали русские. Через полкилометра мы остановились, скрывшись в горах.
– Из-за этих мерзавцев я совсем сбился с ног, – задыхаясь произнес Гальс. – Если они продолжат нас преследовать, я их задержу.
– Спятил, – сказал Линдберг. – Ты что?
– Да заткнись ты! – ответил Гальс. – Все равно домой вы не вернетесь. Иваны вас подстрелят, вы и опомниться не успеете. Лучше бы подумали, что станется с Фрёшем и тем вторым. Они же попались!
– Настало время подкрепиться, – сказал Воллерс. – Мне надоело, что я только отдаю приказы, потею и от страха делаю в штаны, как ребенок. Если уж нас все равно за это вздернут, то хоть наедимся до отвала.
Напоминая оголодавших зверей, мы проглотили содержимое котелков и все остальные продукты.
– Лучше прикончить все, – заметил Ленсен. – Вдруг нас поймают. Тогда нам несдобровать.
– Верно говоришь. Сожрем все. Что у нас внутри, они не узнают.
Мы наелись до боли в животах. С наступлением темноты вернулись на дорогу. Первым из кустов выступил Ленсен.
– Идите, все чисто.
Мы прошли метров триста – четыреста. Снова миновали овраг, спустивший на нас манну небесную. Никого не было видно. Мы прошли еще километра три-четыре, а затем растянулись на обочине.
– Я больше не могу идти, – сказал Шлессер. – Мы отвыкли есть.
– Так выспимся прямо здесь! – предложил кто-то. – Заодно переварим съеденное.
В два часа ночи нас разбудили.
– Поднимайтесь! – крикнул старик фельдфебель. – В путь, а не то русские придут в Берлин раньше вашего.
Мы возобновили поход. Отряду удалось добыть где-то несколько фургонов, запряженных лошадьми. Так что наши ноги смогли отдохнуть. К рассвету мы добрались до города, раскинувшегося на склоне горы. Одни плескались в ледяной воде, другие спали, растянувшись на земле. Солдаты уходили на запад, на родину. Они надеялись на теплую встречу и даже не представляли себе, в каком состоянии находится Германия.
На своем дальнейшем пути мы наткнулись на величественное дерево, ветви которого упирались прямо в небо. А с ветвей свешивалось два куля на веревках. Мы подошли поближе и увидали два обескровленных трупа. Это были Фрёш и его приятель.
– Не волнуйся, Фрёш, – шепнул Гальс. – Мы все съели.
Линдберг закрыл лицо ладонями и зарыдал. Мне с трудом удалось прочитать записку, прикрепленную к шее Фрёша: «Я вор и предатель».
Чуть поодаль у мотоцикла и «фольксвагена» стояло десять жандармов. Мы прошли мимо, встретившись с ними взглядами.
Часть пятая
Развязка
Осенне-весенняя кампания 1944/45 года
Глава 16
Из Польши в Восточную Пруссию
Тем сентябрьским утром мы оказались где-то в Южной Польше.
Испытанное накануне мешало нам адекватно реагировать на происходящее. Мы смотрели на все застывшими глазами, будто нас накачали наркотиками.
Перед нами выступал офицер, то ли с речью, то ли с отчетом, но мы ничего не слышали. Мы смотрели на небо, чтобы не думать о земле, поддерживавшей жизнь человека. Из состояния летаргии нас мог вывести либо взрыв, либо свисток фельдфебеля.
Но в данном секторе поддерживалась хотя бы видимость порядка. Мы тоже попытались хоть немного вернуть прежние силы и боевой дух.
Русские вели наступление на юг с таким ожесточением, что и территория Румынии оказалась вражеской. Вскоре мы будем вести бои в Венгрии и дойдем до Будапешта.
Офицер продолжал разоряться. Он говорил о контрнаступлении, о необходимости овладеть инициативой, провести перегруппировку. Он даже упомянул слово «победа», хотя оно давно уже потеряло
