Том 3. Невинные рассказы. Сатиры в прозе

появления «историографов», «помпадуров», «глуповских градоначальников». Группируя в связи с каким- нибудь социально-политическим признаком множество однородных фигур, Салтыков испытывал необходимость в подыскании им соответствующего сатирического определения. «Сатиры в прозе» только намечают этот генерализирующий метод типизации, но уже и здесь на основе его достигнуты яркие обличительные и разоблачительные обобщения. Высшие из них — Глупов и глуповцы—возникли в связи с просветительской верой в победу ума над глупостью и, таким образом, явились закономерным художественным выражением той позиции, которую занял Салтыков в годы первой революционной ситуации в России.

Именно в это время интенсивно складывается особая система «просветительской» поэтики Салтыкова, система эпитетов, метафор, зоологических уподоблений, гротескных образов и типологических обобщений, призванных, так сказать, графически, портретно заклеймить варварское миросозерцание и «скотообразие душ» крепостников: «мохнатые чудища», «кремнистоголовые», «огнепостоянные лбы» и т. д.

Обаяние идеалов, воспринятых Салтыковым от западных утопических мыслителей, от Белинского и Петрашевского, было так велико, красота их так человечна, перспектива, открываемая ими угнетенному народу, так светла, что одно это уже внушало глубокую веру в их покоряющую силу; и с высоты этих же идеалов ярко выступала перед взором сатирика вся первобытность, звериная «мохнатость понятий» крепостника — человека в «дурацком колпаке».

Можно с полной основательностью сказать, что на всем протяжении своей литературной деятельности Салтыков никогда не выступал таким убежденным просветителем, глубоко верящим в непосредственную, практическую победу передовой мысли, как на рубеже 50 — 60-х годов. Останется он просветителем и в дальнейшем, но уже в более высоком, в более революционном смысле. Просветительство его будет иметь задачей не достижение непосредственного практического результата, а подготовку народных масс для организованной и сознательной борьбы.

Демократическая критика, высоко оценивая художественные достоинства и общественное значение «Сатир в прозе», отмечала, что «каждая из них, отдельно взятая, есть полная, разносторонняя картина действительной жизни; каждая из них затрогивает чрезвычайно глубоко общественные вопросы, с возможной отчетливостью рисует нам живых людей, со всеми особенностями их характера и внешней обстановки»[250].

Новые произведения Салтыкова привлекали внимание современников не только силою сатирических обличений, блестящим остроумием и тонким анализом явлений общественной жизни, но и тем, что им был присущ глубокий лиризм, с покоряющей искренностью выражавший высокий гражданский пафос писателя-демократа. «Он, — говорилось в одной из анонимных рецензий, — лирик насквозь, до костей; гнев, им изображаемый, — его собственный гнев; страдания, им описываемые, — его собственные, непосредственные страдания, и каждое его слово, каждая страница есть крик, неподдельный крик его собственного сердца, жалоба, брань, хохот… Это настоящая великороссийская скорбь, настоящие великороссийские страдания!»[251]

В то же время критика, открыто враждовавшая с Салтыковым, заявляла, что «сатиры его никак не имеют общероссийского характера и что все, в них заключающееся, относится именно к какому-то Глупову, лежащему где-нибудь в глуши и затишье, и где все, совершающееся у нас, отражается лишь в каком-то странном, искаженном виде»[252].

Даже наиболее сочувственные отзывы либеральной критики о «Сатирах в прозе» обычно сопровождались упреками сатирику за односторонность картин, мрачность выводов, излишнюю резкость тона, то есть именно за все то, в чем наиболее ярко проявлялся демократизм убеждений Салтыкова, в чем он всего резче расходился с либералами. Так, П. В. Анненков, автор одной из лучших статей о «Сатирах в прозе», считая, что сатирические увлечения Салтыкова, «капризная игра его юмора» приводят к погрешностям против жизни, не находил его произведения вполне верными истине и рекомендовал читателям «мысленно вводить их в меру», принимать только с «поправками и оговорками». Вместе с тем критик, называя картину общественной жизни, представленной в «Сатирах в прозе», «мастерской вещью», выделял в качестве характерных особенностей Салтыкова-художника силу, искренность и достоинство его одушевления, постоянный интерес к исследованию мысли человека, беспощадность и меткость анализа явлений, необычайную изобразительность приемов, живописность слова, оригинальность стиля.

Первое отдельное издание «Сатир в прозе» было разрешено цензурой 9 января 1863 года. При подготовке сборника Салтыков устранил из журнального текста некоторые цензурные искажения; при переизданиях в 1881 и 1885 годах он проводил мелкую стилистическую правку.

В настоящем томе «Сатиры в прозе» печатаются по третьему изданию (1885). Проверка текста по рукописям, корректурным гранкам и всем прижизненным изданиям позволила устранить ряд явных цензурных купюр и искажений в очерках «К читателю», «Скрежет зубовный», «Наш губернский день», «Литераторы-обыватели», «Наши глуповские дела», в рассказе «Госпожа Падейкова» и в пьесе «Соглашение».

Все рукописи и корректурные гранки произведений, вошедших в «Сатиры в прозе», хранятся в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР в Ленинграде.

Указатель личных имен и названии периодической печати[253]

Адлерберг Владимир Федорович, граф (1791–1884), ген. — адъютант, в 1852–1870 гг. мин. имп. двора и уделов — 610.

Аксаков Иван Сергеевич (1823–1886), публицист и поэт, славянофил — 554, 560, 562, 614.

Александр II (1818–1881), росс. император с 19 февр. 1855 г. — 574, 598, 605, 606, 615, 622, 627, 635.

Александр Македонский (356–323 до н. э.) — 446.

Анненков Павел Васильевич (1813–1887), лит. критик, мемуарист — 579, 580, 594, 596, 607, 614, 615, 629.

Аннибал — см. Ганнибал.

«Антракт», еженедельная театр. газета, изд. в 1866–1868 гг. в Москве — 570.

Апфельбаум, популярный фокусник, выступавший в Петербурге в 30-40-е годы — 269.

«Атеней», еженедельный (в 1859 г. — двухнедельный) журнал критики, совр. истории и лит-ры, изд. с 1858 по апр. 1859 г. в Москве под ред. Е. Ф. Корша — 549, 578.

Байборода, общий псевдоним М. Н. Каткова, Ф. М. Дмитриева и П. М. Леонтьева в «Русск. вестнике» в 1856–1858 гг. — 633.

«Изобличительные письма» — 638.

Байрон Джордж Ноэл Гордон (1788–1824) — 567, 568.

«Дон-Жуан» — 567; Гаиде — 33, 53, 567; Дон-Жуан — 33, 34, 53, 468, 567; Ламбро — 33, 34, 53, 567.

«When we two parted…» — 57, 568.

Бакст Осип Игнатьевич (ок. 1837–1895), издатель и владелец типографии в Петербу рге — 581.

«Сборник рассказов в прозе и стихах» — 581.

Бальзак Оноре де (1799–1850) — 50, 568.

«Отец Горио» и «Покинутая женщина» — 568; виконтесса де Босеан — 50,