самых ступеней он все-таки догоняет ее и хватает за плечо. Ольга испуганно кричит и пытается вырваться.
– Постой! – просит он. – Покажи мне выход. Мне нужно наверх.
Она отступает назад, ее колотит от страха, она не может смотреть на это изувеченное лицо и жуткий обрубок руки.
– Не бойся! – умоляюще произносит он. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Я просто заблудился. Мне нужно наверх.
– Пусти! – кричит она, пытаясь вырваться. – Я боюсь!
– Почему? Я как-то не так выгляжу? Но здесь все нереально, тебе просто кажется. Не бойся. Не убегай, прошу тебя. – Он отпускает ее и снова смотрит ей в глаза с мольбой и отчаянием. – Не бросай меня здесь! Помоги мне выйти наверх, пожалуйста. Если я останусь здесь, я и в самом деле умру.
– Вот он, выход, – говорит она, указывая на ступени, и бросается бежать вверх, пока он снова не схватил ее и не захотел чего-нибудь еще.
И просыпается в собственной постели. Над ней склонился растрепанный сонный Элмар и трясет ее за плечо. А рядом стоит перепуганная Азиль.
– Ой, ребята… – Ольга рывком села, стряхивая с себя остатки кошмара. – Мне такое приснилось… Я что, вас разбудила?
– Еще бы… – Элмар облегченно вздохнул и присел на край кровати. – Ты бы слышала, как ты кричала! Я думал, тебя тут убивают…
– Ребята, извините… – Ольга вытерла ладонью взмокший лоб. – Я не хотела вас напугать. Все нормально. Приснится же такая гадость…
– Ну и хорошо. Пойдем, Азиль?
Азиль, все это время настороженно изучавшая подругу, чуть качнула головой.
– Элмар, ты иди, если хочешь спать. А ты вставай. Давай спустимся на кухню, посидим, чаю попьем и ты мне расскажешь свой сон. Что-то мне это не нравится. В тебе что-то появилось… что-то непонятное для меня.
– О боги! – Элмар сразу проснулся и испуганно уставился на нимфу. – Ты что, думаешь это был не просто сон?
Азиль печально кивнула.
– Тогда я тоже послушаю, – решительно заявил Элмар. – Куда уж тут спать, когда такие дела…
Они оделись и спустились на кухню, чтобы приготовить чай, но потом Элмар предложил, чтобы не возиться с плитой и не будить слуг, выпить вина и не морочить себе голову. Ольга немедленно согласилась, и они перебрались в библиотеку, где она и изложила историю своего странного замужества.
– Тханкварра… – тихо проворчал Элмар, выслушав все до конца. – Тут и гоблину понятно… Где приложил руку некромант, хорошего не жди. Это наверняка какая-то хитрая порча или проклятие.
– И что теперь? – испуганно спросила Ольга. – Это как-то снимается, надо к магу идти, или что в таком случае делают?
– Не знаю, – чуть шевельнул могучими плечами принц-бастард. – Когда снимается, а когда и нет. Одно могу сказать тебе наверняка: как бы страшно тебя ни прокляли, мой дом всегда будет открыт для тебя, и что бы тебе ни грозило, я сделаю все, чтобы тебя защитить.
– Ничего не понимаю… – вздохнула Азиль. – Что же, выходит, что он жив?
Она посмотрела на портрет, висевший на стене между стеллажей с книгами, и снова вздохнула. Элмар тоже тяжело вздохнул и сказал:
– А может быть. В любом случае, Шанкар бы плохого не посоветовал.
– Кто-нибудь хоть что-нибудь понимает? – жалобно спросила Ольга. – Я же в этом ни фига не разбираюсь.
– Мало что, – призналась Азиль. – С магами надо посоветоваться. И обязательно надо рассказать Шеллару, может, он что-то поймет. Но в любом случае… – она снова посмотрела на портрет. – Он был хороший человек. Он бы действительно не сделал тебе ничего плохого, живой или мертвый.
Ворох меховых одеял чуть шевельнулся, и Саэта, дремавшая за столом, тут же встрепенулась и нащупала пистолет. Она сидела так уже третьи сутки, ожидая, что скажет Кантор, когда очнется. И что он сделает. Хотя в таком состоянии он вряд ли сможет что-то сделать… Но все же пистолет она держала под рукой. На всякий случай.
К счастью, в сарае около избушки нашлось немного сена для лошади, да и места, чтобы поставить лошадь там вполне хватало. И под навесом около сарая имелся запас дров. Но ничего съедобного в доме не было, если не считать сушеных трав, висевших на стенах, и Саэта все чаще вспоминала рассказ Кантора о питательных тараканах. Тараканов здесь, правда, не наблюдалось, но по ночам нагло шныряли крысы, которых Кантор тоже, помнится, признавал съедобными. При необходимости их легко можно было поймать, но пока что они не привлекали Саэту в качестве обеда. После того, что она наблюдала здесь два дня назад, ей до сих пор не хотелось есть. Труп она оттащила в лес и зарыла в снег, до весны не найдут. Стол кое-как отмыла, коврик выбросила. На печке нашлась целая куча тряпок и побитых молью меховых одеял, из которых она соорудила постель для Кантора. И теперь она сидела и ждала.
Одеяла снова зашевелились, и с лежанки послышался слабый стон. Саэта встала и подошла поближе.
– Кантор! – безнадежно позвала она и потянула за край одеяла, чтобы открыть лицо и заглянуть в него.
Кантор снова тихо застонал, зашевелился, и из-под кучи мохнатого меха показались его глаза. Они были открыты.
Саэта бросила одеяло и потрясла товарища за плечо.
– Кантор, скажи что-нибудь!
– Саэта… – прошептал он, и его глаза снова бессильно закрылись.
– Кантор, ты меня узнал, или ты опять бредишь? Скажи что-нибудь вразумительное! – попросила она и снова встряхнула его за плечо.
Он чуть шевельнул ресницами, приоткрыл рот и закашлялся. Кашель у него начался еще позавчера, и он очень не нравился Саэте, этот сухой надрывный кашель, так же, как и лихорадка с бредом. Пробегать несколько часов полураздетым при открытой настежь двери, а потом еще полежать в снегу – как тут не заболеть, будь ты хоть сто раз закаленный. И поди пойми теперь, отчего он бредит и не приходит в сознание – то ли это все-таки безумие, то ли просто лихорадка…
Она подождала, пока он успокоится, и осторожно спросила:
– Кантор, может дать тебе травки попить?
Он открыл глаза и все так же тихо спросил:
– А водки нет?
– Водки? – Саэта оторопела от счастья, не зная, смеяться или плакать. – Пьяница! Где я тебе водки возьму посреди леса! Не успел глаза продрать, как тебе водка понадобилась! Мы в лесу, в той самой избушке, здесь нет ничего, кроме сушеной травы и снега! Если хочешь, я тебе могу крысу поймать и сварить бульон.
– Не плачь, – тихо сказал Кантор.
– Я не плачу, я смеюсь… – истерически всхлипнула Саэта. – Не обращай внимания, это нервное…
Он посмотрел на пистолет, который она до сих пор держала в руке, и понимающе вздохнул.
– Давай травку. Только погорячее. Мне холодно.
– Хорошо, я сейчас согрею чайник. А ты разбираешься в этих поморских травах? Я только мяту узнала.
– Покажи. Посмотрю.
Он рассмотрел пучки трав, которые принесла Саэта, и выбрал несколько, подходящих, по его мнению, для питья. Потом снова забился под одеяла и свернулся клубком, безуспешно пытаясь согреться. Он выглядел, как обычный тяжело больной человек, без каких-либо признаков психических расстройств, и это уже было хорошо. Саэта поставила в печь чайник со снегом и присела на край лежанки.
– Как ты?
– Плохо, – признался Кантор и снова закашлялся.
