Но ей нельзя долго размышлять на эту тему. Насколько она знает Дигби Барнеса, он начнет барабанить в дверь, как только обнаружит ее исчезновение. Кили заторопилась, позвонила вниз и попросила заказать ей билет на ближайший рейс, затем прошла в ванную и включила воду, чтобы не слышать стука в дверь. Она скребла себя мочалкой так, что кожа покраснела, а потом долго стояла под душем.
Наконец она вышла из ванной, растерлась досуха и обернулась полотенцем. Резкий, нетерпеливый стук нарушил тишину.
— Кили?
Кили поплотнее завернулась в полотенце, как будто он мог ее видеть.
— Я еще не одета.
Из-за двери раздался самодовольный мужской смешок.
— Я не в претензии.
— Я не могу!
— Ночью могла.
— Дигби…
— Надеюсь, ты любишь омлет? Я заказал завтрак.
— Я… — У Кили перехватило горло.
— Можешь одеться.
— Дигби, я… — Она облегченно вздохнула, услыхав телефонный звонок. — У меня звонит телефон.
Дигби прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди.
— Я буду ждать, — проворчал он.
А, что еще ему остается? Он хмуро прислушивался, но все эти «хм» и «да» никак не проясняли суть столь несвоевременного телефонного разговора. Черт возьми, женщины непредсказуемы! Он никак не ожидал, что утром она сбежит.
— Да. Да. Беру. Спасибо. — Положила трубку. Слышно было, как Кили одевается.
Дигби невольно стал думать о том, как она хороша без одежды. Вспоминал ее тело. Представлял, как шелк скользит по гладкой коже…
Он с удовольствием посмотрел бы, как она одевается. Он с удовольствием раздел бы ее снова.
Разыгравшуюся фантазию прервала доставка заказа. Он впустил официанта с подносом, расписался и отослал, дав щедрые чаевые. Поднос украшала ваза с розовой гвоздикой и двумя ветками папоротника. Дигби вынул цветок и пошел к двери. Он уже поднял руку, чтобы постучать, но дверь отворилась.
Он и Кили одновременно ахнули. Дигби воспользовался заминкой и быстро поцеловал ее в губы. Потом вручил ей цветок жестом фокусника.
— Доброе утро.
— С-спасибо, — сказала она, еще не оправившись от неожиданности. Дрожащей рукой она взяла гвоздику и через силу улыбнулась.
Дигби оглядел ее с головы до пят.
— Я вижу, ты нарядилась к завтраку.
— Мне надо с тобой поговорить. Он жестом пригласил ее к столу.
— Поговорим за омлетом.
Она твердо кивнула и прошла мимо него к столу. Когда они сели, она тронула лист папоротника и усмехнулась.
— Так вот где ты с утра достаешь цветы. Дигби кивнул.
— Только для тебя.
Ее усмешка превратилась в нежную улыбку, осветившую лицо. С распущенными волосами, почти без косметики, она выглядела очаровательно — здоровой и свежей, но Дигби удержался от комплимента.
— Разреши? — Он протянул руку через стол и снял металлическую крышку с ее тарелки. — Еще горячий.
Кили расстелила на коленях салфетку и несколько печально сказала:
— Бабушка всегда по воскресеньям делала на завтрак омлет.
— Ты жила с бабушкой?
— Да. — Она колебалась, стоит ли продолжать. — Отец бросил маму беременной, и она вернулась к родителям. Больше замуж не выходила. Так я и выросла.
— Ты когда-нибудь встречалась с отцом?
— Нет. Он уехал куда-то далеко.
— Не могу себе этого представить. Мы с отцом всегда были друзьями.
— У меня был дедушка. — Она смотрела на гвоздику. — До двенадцати лет.
— Его больше нет?
Она кивнула, не поднимая глаз.
— Сердце. Так мы и остались — три курицы без петуха: мама, бабушка и я. — Странная улыбка скользнула у нее по губам. — У бабушки на все находилась пословица или прибаутка.
— Она еще… — Дигби остановился на полуслове. Как спросить, жива ли она?
Кили поняла.
— О да. Она с нами.
— Каждый раз, когда ты ее вспоминаешь, у тебя светлеет лицо.
— Нравом я удалась в нее. Мама так и не оправилась от своего несчастья, ну и… — Кили оборвала себя, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Я пришла сюда не для того, чтобы надоедать тебе историей своей жизни.
— А для чего? — Чувственный блеск в глазах показывал, что он не слишком занят беседой.
Кили выпрямилась и собрала волю в кулак, чтобы противостоять искушению, которым сочился его голос.
— Чтобы сказать «спасибо». Ты… — Она кашлянула и произнесла: — Я уезжаю. Домой. Самолет в десять тридцать.
— В десять тридцать? Вечера? — Все в нем: разворот плеч, нахмуренное лицо, старательный контроль за голосом — выказывало недовольство. — Через два часа?
Кили нерешительно кивнула.
— А я надеялся, у нас еще будет время получше узнать друг друга.
Их глаза встретились, и Кили покраснела: в их молчание вклинилось воспоминание о недавней близости.
— Мне пора возвращаться во Флориду, — сказала она. — Надо освободить квартиру Троя. Найти место, собрать вещи… — Заново осмыслить будущее… перестроить жизнь, продолжила Кили мысленно.
— Но пара дней…
— Нет. Надо ехать сегодня. Чем скорее я начну, тем лучше.
Чем скорее я уеду, подумала она, тем скорее оставлю в прошлом минувшую ночь. Вчерашний день. Свадьбу, которой не было, и случайный секс, который был. Случайный секс, который не кажется случайным, с чужим человеком, который не кажется чужим.
— Я подвезу тебя в аэропорт.
— Далековато, чтобы тащить на спине, ты не находишь?
— Я, правда, подумал о такси, но для тебя и спины не пожалею.
— Каждые двадцать минут ходит маршрутка, — сказала она, игнорируя его намек. — Я успеваю на восемь сорок пять.
— Зато такси имеет сентиментальную ценность. В такси мы провели бы время с пользой.
В этом Кили не сомневалась. Но она опасалась, что он уговорит ее остаться в Лас-Вегасе еще на несколько дней. Нет, ей нужно побыть одной.
— Не стоит тебе тратить попусту полдня из своего отпуска.
Он через стол накрыл ее руку своей ладонью, требуя внимания.
— Попусту? Для меня ценна каждая проведенная с тобой минута.
