После ответных сигналов его впустили в комнату. Перед отцом Николаем предстал немолодой высокий человек с усталым лицом. Глаза его казались неподвижными до тех пор, пока гость не произнес первых слов. Затем хозяин прикрыл дверь и быстро зашагал через комнату к другой двери, завешенной портьерами. Отец Николай, расстегивая на ходу шубу, еле поспевал за ним.
Они вошли в просторную комнату, разделенную ширмой. В глубине пылал камин, у письменного стола стоял стеклянный шкаф со скелетами рыб. Хозяин комнаты поставил канделябр на мраморный барьер камина и снова уставился неулыбчивым требовательным взглядом в спокойное лицо пришельца.
— Как понимать, штабс-капитан, ваше опоздание? У вас это превращается в систему!
Отец Николай опустился на свободный стул.
— Служу двум богам, господин полковник. По вашему собственному приказанию.
— Да, но о чем вы можете так подолгу разговаривать с выжившим из ума стариком Прокопием?
— Точно такой вопрос однажды задал епископ, когда я неосторожно заговорил с ним о вас.
Полковник побледнел. Глаза его возмущенно оживились.
— Мы вам платим золотом.
— Пока не получал ни рубля. Если вам нужны деньги, полковник, я могу одолжить у его преосвященства любую сумму. До сих пор мне казалось, что я работаю во имя чего-то более важного, чем деньги.
Полковник подошел к отцу Николаю.
— Выражайтесь откровеннее. Ведь вы не в большевистском клубе находитесь.
— Благодарю за напоминание... — Отец Николай холодно посмотрел на собеседника.
— Отвратительная ситуация. Дрянной маленький городишко и в нем столько советских разведок: для обслуживания армии — Особый отдел, для населения — ЧК; милиция сухопутная, милиция водная, уголовный розыск. Попробуй со всеми перезнакомиться. А ведь знакомиться надо, надо подружиться.
Не дождавшись ответа, полковник прошелся по комнате.
— В былые времена удобно было и знакомиться; приедешь на званый обед или бал, подсядешь к теплой компании; бутылка-другая шампанского, сальный анекдотик, — глядишь, и отверзлись уста и уши, зашевелились языки. У коммунистов не принято все это. Одним словом, новый мир. Хе-хе. Даже от табака поклялись отвыкнуть смолоду.
— Насытятся речами — пить станут! — вяло проговорил отец Николай. На него снова падали лучи далеких звезд.
— Можете поздравить меня. Я утвержден начальником государственного учреждения, вывеску которого вы созерцали у входа в сию станцию. Мандат за подписью центра. Работаем не покладая рук над исследованием физических и химических явлений в морской воде, биологических, метеорологических и гидрографических проблем. Водичка не очень прозрачная, надо сказать.
Полковник вынул из папки старый листок бумаги и подал своему собеседнику. Тот начал всматриваться в пожелтевшие строки.
— «Начальнику Херсонской губернской тюрьмы. Его превосходительство...»
— Переверните листок. Это не конспирация. Просто не на чем писать. Пошли в ход архивы.
Отец Николай взглянул на оборотную сторону жандармского предписания:
«Приказ № 51 по Военно-морскому Особому отделу охраны границ побережья Черного и Азовского морей.
В целях пресечения распоясавшихся в городе темных личностей, прикрывающихся матросской формой, т. е. пьяниц, хулиганов и налетчиков, Особый отдел объявляет, что всякий бандит, застигнутый на месте преступления, объявляется врагом Советской власти. К нему применяется высшая мера наказания — расстрел.
Всякий прикрывающий и заступающийся за бандитов, как-то: притонщики, самогонщики и другой темный элемент — пусть помнит, что участь его та же, что и первых».
— Архив все стерпит, — заключил он, небрежно кинув листок на стол.
Полковник возразил.
— Мы, конечно, не бандиты, не хулиганы и не самогонщики. Мы честные разведчики. Но мы умело используем этот сброд, маскируем своих людей под пьяниц и заблудившихся, если надо пройти по городу в позднее время. Примите к сведению.
Полковник развернул карту побережья.
— В приморских городах Одессе, Севастополе, Скадовске, Мариуполе, Новороссийске и других стратегических пунктах начинают работать отделения моей опытной станции. А вот тут, у нас под носом, в пустынных днепровских плавнях — тишина. Заросли и тишина... — протяжно повторил Демидов.
— Что вы имеете в виду?
— На первый случай годилось бы пустить в камыш красного петуха. В окрестных селах и хуторах есть наши резервы, надо только проехать туда и кое-кому напомнить. Кстати, начальник милиции этого района Шипов. Вероятно, помните его по кадетскому корпусу.
Полковник достал бинокль и кивком позвал гостя к окну.
— Вы никогда не видели лесных пожаров? Но главное даже не в красивом зрелище. Мы лишим население города и Красную Армию с ее тифозными госпиталями последнего резерва топлива, пока они не развернули заготовку камыша. Это вам не Вологодская, Смоленская или Калужская губернии, где леса и торф. Холод, дорогой мой, будет похуже голода для Херсона!
Но вернемся к самому главному. Начальник охраны границ — уроженец этого города. Он прибыл из Москвы с задачей организовать охрану побережья. По теории вероятности, у него возникнет любопытство к нашему учреждению. Во всяком случае, я бы на его месте это сделал. Наше с вами положение обязывает быть предусмотрительными. С виду он простой русский малый, но порох нюхал. Это в порядке взаимной информации, а сейчас пора за нашу работу.
Полковник резко повернул ключ в верхнем ящике стола.
— Снимайте, штабс-капитан, священный маскарад и располагайтесь поудобнее. Займемся шифровкой радиограммы.
НАЧАЛО ГРОЗЫ
Новый 1921 год. Город ожесточенно боролся за жизнь. Истощенный голодом, озябший на студеных ветрах, он был похож на любого из своих защитников и, в свою очередь, являлся стойким защитником интересов пролетарской революции на Черноморском побережье.
Израненному, неровно дышавшему городу ни днем ни ночью не давал покоя враг. Он, конечно, не держал перед лицом города черные жерла пушек, не заносил над головой клинок. Но враг притаился в глубинах смердящих нор и время от времени выпускал оттуда свое смертоносное жало.
...Сергей Петрович шел по пустынной, заснеженной дорожке Александровского парка. За ним, шаг в шаг, чуть прихрамывая, двигался саженного роста человек. Это друг детства, Николай Луняка. Непривычно Луняке после двух лет председательствования в волисполкоме ходить теперь в роли ординарца начальника отдела. Но что поделаешь — так распорядился уком. Сегодня здесь — завтра там. Почти корабельная служба.
За Луняку пришлось выдержать бой с Доброхотовым. И было за что спорить! Несмотря на свои двадцать пять лет, Луняка слыл человеком чуть ли не легендарным в Причерноморских степях. Это он возглавил крупный партизанский отряд против немецких оккупантов в 1918 году. Затем был избран в ревком Висунской республики.
Луняка был одним из активных организаторов защиты посада Висунь, жители которого не признали власти деникинских банд, объявили себя республикой и дважды разгромили белые карательные отряды.
Доброхотов выдвигал непреложный аргумент: Луняка был лучшим председателем волисполкома. Сергей
