Макухин сказал:
- В нашей дружине и без тебя, Алексей Иваныч, людей вполне хватит, даже и молодых, не только потраченных.
А полковник Добычин просто потянулся к графинчику с водкой и сказал Дивееву:
- Давайте-ка вашу рюмку, налью вам, - еще по одной выпьем по случаю жаркого дня.
Алексей Иваныч рюмку свою протянул полковнику, но ответил Макухину:
- В газетах я читал, что даже и постарше меня люди во Франции и Бельгии идут в армию волонтерами.
- Так то ж заграница, там люди все на счету, а у нас их даже и пересчитать невозможно, - сказал Макухин.
Добычин же между тем, наливая не совсем уверенными подрагивающими руками водку Алексею Иванычу, думал о своем зяте, что вот если и в самом деле отличится этот архитектор, явится к ним в дружину, не ухватится ли за него генерал Михайлов, не засадит ли его чиновником в канцелярию, тем более что чин титулярного советника Дивеев имеет... Тогда уж, пожалуй, не устроишь зятя зауряд- чиновником.
И он, чокаясь с Дивеевым, сказал решительно:
- Давайте пропустим еще по одной и о том, что вы такое сказали, забудем... Будьте здоровы!
Выпил, крякнул, закусил почкой, кусок которой нашел в рассольнике, а Макухин, который тоже выпил рюмку, покачал головой и заговорил:
- Не знаешь ты, Алексей Иваныч, что такое есть военная служба! Это же от себя откажись, стань навытяжку и только и делай, что: 'Никак нет!..' 'Так точно!..' 'Слушаю!' Об чем же ты про себя думаешь, об этом ты, брат, помалкивай, а то тебя, будь ты хоть из разумных умный, все равно дураком назовут. Ты же ведь к дисциплине неспособен - это раз, ничего в военной службе не понимаешь - это два, и даже никогда, я тебе скажу, ничего в ней не поймешь - это три...
- И стреляет по третьему разряду, - добавила Наталья Львовна, напомнив тем Дивееву о его выстрелах в Илью Лепетова на Симферопольском вокзале, от которых Лепетов, разбивший его (а также ее) жизнь, пострадал в сущности очень мало, - выздоровел через месяц.
Алексей Иваныч поглядел вскользь на Макухина и на полковника и остановил взгляд на Наталье Львовне. Взгляд этот был сложный и довольно долгий. Наконец, он сказал то, что могло быть понятным только ей одной:
- Мне кажется, что мать Ильи была немка, а?
- Не знаю... Почему вам это кажется? - спросила Наталья Львовна.
- Не знаю, почему именно, а только я думаю над этим теперь часто, и мне все больше так кажется: полунемец, да?.. И больше немец, чем русский. В нем именно русского-то и очень мало, - факт!
- По-немецки, правда, он говорил хорошо, - начала припоминать Наталья Львовна, - однако что же из этого следует? Мало ли кто из русских хорошо говорит по-немецки?
- А я теперь возненавидел все немецкое, - очень оживился Алексей Иваныч от этих ее слов, - и немецкий язык тоже, и каждый немец теперь стал мой враг!
- Эх, мысли у вас, Алексей Иваныч! - крякнул и вставил свое слово полковник. - Вы бы их гнали куда- нибудь подальше, эти свои мысли! На кой они вам черт, а? Это я вам вполне искренне говорю! А что касается поступления на службу, то посудите сами, ведь вас могут в какую-то там, новую совсем, - при мне, пока я служил на действительной, таких не было, - школу прапорщиков отправить, вот что я вам скажу!
- Очень хорошо! - повернувшись к нему, отозвался Алексей Иваныч.
- Ничего хорошего! Во-первых, торчать вы там будете целый год, а война может окончиться через полгода.
- А зачем же меня будут там держать, когда война окончится? осведомился Алексей Иваныч.
- Как же так зачем? Прапорщика из вас надо же будет сделать или нет? удивился его непониманию Добычин. - На будущее время пригодитесь: призовут, чуть что еще война откроется.
- С кем же еще может быть у нас война в скором времени?
- Да уж так, с кем придется, - сказал полковник.
- Нет, с кем придется мне совсем не нужно, а только с немцами. Немец это не мой и не ваш только враг; это - Враг с большой буквы.
- Да, конечно, - отходчиво согласился с ним полковник, взялся было снова за графинчик, но, подумав, отставил его к сторонке, вздохнул и сказал то, что, по-видимому, внезапно пришло ему в голову: - Прапорщики теперь тоже вполне приличное жалованье получают... Вообще война эта - пускай даже она только полгода всего протянется - в о-очень большую копеечку нашему правительству вскочит!
В это время кухарка Макухиных, подававшая второе блюдо - жареного гуся с гречневой кашей и помидорами, обратилась к полковнику:
- Человек там этот до вас пришел...
Кухарка, - ее звали Мотря, - имела суровый вид, пожалуй даже надменный.
Бывают такие старухи, что о них не скажешь уверенно, умели ли они когда-нибудь улыбаться; брови вниз, на глаза, и все лицо, как давно уж высеченное из камня цвета песчаника, только потверже, и каждая морщинка проведена искуснейшим резцом.
Старуха жилистая, сильная; жила когда-то своим домком, и вот пришлось теперь жить у людей, на людей готовить, и того именно, что пришлось так, ни за что этим людям простить не хочет она, и каковы бы ни были они сами по себе, никаких в них достоинств не видит, хотя бы были они, например, полковники и не моложе ее годами, все равно у них в доме все кажется ей не по ее, и всю бы посуду тут она бы перебила, и всю бы плиту на кухне разметала, и уж наговорила бы им, своим хозяевам, если бы только дана была ей на то воля!
Человек этот приходил уже не раз, но запомнить, кто он такой, она не считала нужным, и не столько сам полковник, сколько Макухин спросил ее:
- Какой человек? Не Полезнов ли? В пиджаке сером...
А Мотря ответила ворчливо, глядя не на него, а на слепую:
- Не знаю, сколько он полезный, а в пинжаку.
Макухин тут же поднялся и вышел из столовой.
С Полезновым, с приказчиком сперва мучного лабаза, потом бакалейного магазина купца Табунова, Макухин перед самой войной вошел было в компанию по части отправки пшеницы за границу. Война опрокинула это почти уже налаженное дело, но явилась для Полезнова возможность взять на себя поставку овса для лошадей дружины, в которой заведовал хозяйством полковник, а потом день за днем к нему перешла поставка овса и на другие дружины (всего в бригаде их было шесть), а в 75-ю он же взялся поставлять и муку для выпечки хлеба. Могли бы дать ему и поставку мяса, но это уж требовало больших хлопот, и за это Полезнов не взялся.
Часть денег, на которые он орудовал, была дана ему Макухиным, так что Макухин, и будучи призван, остался все же его компаньоном. И он пошел, чтобы с ним наедине поговорить о делах, - не при жене, даже не при теще, - а потом уж привести его в столовую, и то, если он сам этого захочет, то есть если имеет на это время: как деловой человек сам, Макухин умел ценить время компаньона, точно свое собственное.
В столовой это так и поняли все, даже Алексей Иваныч, и продолжали есть жареного гуся с помидорами и гречневой кашей, как появился сначала Макухин, имевший ошеломленный вид, а за ним Полезнов, в широком сером пиджаке, в который точно влито было очень прочное пятидесятилетнее тело лабазника, и в красном новеньком галстуке на мягкой сиреневой рубахе.
- Вот так штука! - оторопело обратился Макухин к полковнику Добычину, пока тот, слегка привстав, подавал руку Полезнову. - Переводят вас в Севастополь!
И Полезнов еще не успел подойти к Наталье Львовне, как все за столом одновременно и одинаково повторили:
- В Севастополь?!
- Вот тебе раз! - точно выдохнула, а не сказала слепая.
- Да ведь это в отдаленном будущем! - оправившись и припомнив, что действительно говорилось что-то о Севастополе, захотела убедить себя в противном Наталья Львовна.
