будешь предусмотрительнее.
С этими словами она направилась к своему костру, а ошарашенный Мэт остался на месте. Он и слова вымолвить не успел.
Но увы, на дурацких попытках Дочери-Наследницы делать вид, будто он ее подданный, все не кончилось. Не успел Мэт добраться до своего одеяла после Илэйновой «инспекции», как лисья головка похолодела.
Он был настолько потрясен, что сначала уставился себе на грудь и лишь потом догадался посмотреть на Айз Седай. Они стояли вдоль разграничительной линии — Авиенда тоже была с ними. Илэйн что-то пробормотала — слов Мэт не разобрал, — и седовласые сестры кивнули, а Аделис к тому же достала перо и, обмакнув его в висевшую на поясе чернильницу, принялась делать записи в маленькой книжице. Найнив дергала себя за косу и невнятно ворчала.
Все это продолжалось несколько мгновений. Затем холодок исчез, а женщины, тихонько переговариваясь и то и дело оглядываясь на Мэта, вернулись к своему костру. Оборачивались они до тех пор, пока он не улегся спать.
На второй день они выбрались на дорогу, и Джаэм снял свой меняющий цвета плащ. Дорога представляла собой полосу утрамбованной грязи, из-под которой местами проглядывали остатки каменного мощения. С выходом на нее движение почти не ускорилось, поскольку она беспрестанно вилась между поросшими лесом высокими холмами и скалистыми утесами и по ней в обоих направлениях двигалось множество народу. По большей части это были грязные оборванные люди с отупевшими лицами, у них едва хватало соображения посторониться, чтобы дать дорогу бычьей упряжке или купеческому обозу. Вскоре по пути стали попадаться фермы с хозяйственными постройками, сложенными из светлого камня, а в середине третьего дня путники увидели первую деревню — кучку белых, оштукатуренных домов под плоскими крышами из красной черепицы.
Тем временем Илэйн продолжала донимать Мэта своими обходами и проверками. Когда он весьма язвительно заметил, что бесконечно счастлив услышать ее похвалу, она одарила его царственно- снисходительной улыбочкой и промолвила:
— Поступай так и впредь, мастер Коутон.
Словно он говорил серьезно!
Когда путники стали останавливаться на ночь в гостиницах, Илэйн взяла в обычай наведываться в стойла и на сеновалы — проверять, как устроили лошадей и солдат. Мэт попробовал было попросить ее этого не делать, но она лишь выгнула бровь и даже не удостоила его ответом. Илэйн постоянно совалась с распоряжениями, которые он собирался отдать и без нее, — например, проверить подковы в первой же гостинице, в какой найдется кузнец, — и, что раздражало еще больше, с такими, о необходимости которых он не догадывался. Неведомо как она прознала, что у Тэда Кандела вскочил на заднице чирий — Мэту солдат не сказал ни слова, — а Лодрин Мендэйр припрятал в седельных сумках ни много ни мало пять фляжек бренди. Канделов чирий пришлось вскрывать ланцетом — в отряде многие разделяли отношение Мэта к Целительству, — Мендэйрово бренди вылить в канаву, но несносная девица все время находила что-то новое.
Вся беда заключалась в том, что распоряжения Илэйн были разумны — ляпни она какую глупость, Мэт мигом послал бы ее подальше. Он чуть ли не мечтал об этом. Только попробовала бы заикнуться об этом дурацком тер'ангриале, он бы ей показал. Но Илэйн словно забыла о своей недавней просьбе. Само собой, Мэт объяснил солдатам, что они не обязаны выполнять приказы Илэйн, — по правде сказать, они этого и не делали, — но похвалы ее выслушивали с нескрываемым удовольствием и гордо выпячивали грудь. Даже Ванин, и тот улыбался, кланялся и бормотал:
«Рад стараться, достойная леди». Услышав это, Мэт чуть язык не проглотил. Остальные женщины и вовсе не желали иметь с ним дела. Авиенда заявила, что у него нет чести и ежели он не проявит к Илэйн должного почтения, она его этому почтению научит. Авиенда, которая вроде бы собиралась прирезать Илэйн, а теперь называла ее не иначе, как почти сестрой. Вадене и Аделис смотрели на Мэта, словно на диковинного жучка, прикнопленного к доске. Охотнице он предложил пострелять, ради забавы или на спор, на монету, — не зря же она таскает с собой лук, да еще и назвалась Бергитте, — но та посмотрела на него как-то странно и отказала. Мало того, стала его сторониться. Зато как репей цеплялась к Илэйн и оставляла Дочь-Наследницу в покое, лишь когда та подходила к Мэту. А Найнив…
Найнив избегала Мэта, словно от него дурно пахло. На третий вечер, в гостинице под названием «Брачный кинжал», Мэт заметил, что Найнив осталась в конюшне одна, и решил во что бы то ни стало с ней потолковать. Найнив кормила увядшей морковкой свою лоснящуюся кобылку и, когда Мэт подошел и попытался заговорить с ней — ему хотелось поговорить о Боде, ведь не у каждого сестренка собирается стать Айз Седай, — подскочила и чуть не огрела его кулаком.
— Оставь меня в покое, Мэт Коутон! — Вот и все, что он от нее услышал. После этого случая, стоило Мэту оказаться поблизости, она всякий раз пряталась за спину Илэйн и выглядывала оттуда с таким видом, словно хотела показать ему язык. Похоже, все эти женщины тронулись умом.
Хорошо еще хоть Том с Джуилином порой ехали с ним рядом — если только Илэйн не призывала их к себе. Ему назло, в этом можно было не сомневаться. Но порой им удавалось вырваться на волю и с удовольствием распить с Мэтом и Налесином жбанчик— другой эля в какой-нибудь таверне или на постоялом дворе. Говорили в основном об Эбу Дар. Оказалось, что Том, отроду там не бывавший, знал об этом городе довольно много. Налесин с удовольствием рассказывал о своем единственном посещении, упирая главным образом на поединки и конские бега. Джуилин тоже кое-что слышал от бывалых людей, причем некоторым его рассказам Мэт отказывался верить, покуда их не подтверждали и Налесин с Томом. В Эбу Дар мужчины сражались на поединках из-за женщин, а женщины — из-за мужчин, причем приз — так там называли того или ту, из-за кого возникала ссора, — доставался победителю. Безо всяких с его или ее стороны возражений. Заключая брак, мужчина вручал своей избраннице кинжал, а вместе с ним и право убить мужа, если он вызовет ее неудовольствие. Ни больше ни меньше! Такого рода убийство там не считалось за преступление. В Эбу Дар мужчины вообще ходили вокруг женщин на цыпочках и сносили от них все, за что друг другу мигом перерезали бы глотку. Илэйн в этом городе наверняка понравится. Как, впрочем, и Найнив.
Затрагивали Том с Джуилином и другую тему — странные отношения между Илэйн, Найнив и старшими Айз Седай, годившимися им в матери, если не в бабушки. Илэйн вечно пыталась взять главенство на себя, словно уже стала королевой и командует в своем Андоре, и никаких увещеваний Тома слушать не хотела. Твердила одно: он ничего не понимает и не поймет. Однако Вандене и Аделис, судя по рассказам Тома и Джуилина, относились к этому более чем терпимо.
— «Ну что ж, дитя, коли ты так хочешь, мы не против». — повторил Джуилин слова Вандене, рассказывая об одном таком случае. — И что ты думаешь, Мэт? У Илэйн в глазах разыгралась снежная буря, а Найнив так заскрежетала зубами, что я испугался, как бы они не повыпадали. А ведь лишь несколько дней назад обе они были всего-навсего Принятыми.
Они сидели в обеденном зале постоялого двора, носившего название «Брачный кинжал». Ванин, Гарнан и прочие солдаты сидели за соседними столами, на скамьях вперемежку с местными жителями. Здешние мужчины были в длинных и ярких — впору Лудильщикам — безрукавках, по большей части на голое тело; женщины красовались в светлых тонов платьях с глубокими узкими вырезами, подолы с одной стороны были приподняты сборками до колена, открывая столь яркие нижние юбки, что рядом с ними бледно выглядели и жилеты мужчин. Многие из местных мужчин, а женщины все как одна, носили серьги в виде больших, похожих на обручи колец и перстни со вспыхивавшими на солнце цветными стеклами. У всех — и у мужчин, и у женщин — за пояс были заткнуты кривые кинжалы, и все, мрачно поглядывая на чужеземцев, поглаживали рукояти. В «Брачном кинжале» остановились и два купеческих обоза из Амадиции, но купцы прятались по своим комнатам, и даже еду им подавали туда, а их возчики не отлучались от подвод. Илэйн, Найнив и прочие женщины тоже находились наверху.
— Женщины… они другие. Не такие, как мы, — со смехом сказал Налесин вроде бы в ответ Джуилину, хотя слова его явно предназначались для Мэта. Обычно Налесин держался с простонародьем непринужденно, но Джуилин был простолюдином из Тира. Видимо, для Налесина это имело значение.
—У тирских крестьян есть поговорка: Айз Седай — это десять женщин под одной шкурой. Они порой выказывают немало сообразительности, эти самые крестьяне. Сгори моя душа, если не так.
