единственным пером на шлеме любопытной формы, прежде чем пристроится за ним. Вчерашние опоздавшие оказались в самом хвосте.
Итуралде внимательно изучал человека, возглавившего колонну, рассматривая его сквозь промежутки между домами. Единственное перо означало ранг лейтенанта или, возможно, под-лейтенанта. Что в свою очередь могло означать безусого пацана, возглавившего свой первый отряд, либо седого ветерана, который смахнет вашу голову, заметив первый же промах. Что было странно, дамани, за которой отчетливо был виден серебристый поводок, соединяющий ее с женщиной на другой лошади, подстегивала свою лошадь так же яростно, как и остальные. Он слышал, что дамани являются пленницами, но эта женщина проявляла не меньше рвения, чем другая – сул’дам. Возможно…
Внезапно он затаил дыхание и выбросил из головы все мысли о дамани. На улице еще оставались люди – семь или восемь человек, мужчин и женщин, шедших группой прямо перед догоняющей их колонной, и казалось, не слышавших топота позади. У Шончан не оставалось времени на задержку, особенно когда на горизонте виднелся враг, но похоже рука высокого парня даже не пошевелилась на поводьях, когда он и остальные втоптали крестьян в грязь. Значит, ветеран. Пробормотав про себя молитву о спасении павших, Итуралде опустил трубу. Дальнейшее было прекрасно видно и без нее.
В двух сотнях шагов за окраиной деревни на месте, где уже построились лучники с наложенными на тетиву стрелами, офицер начал строить свой отряд. Указав направления тарабонцам, он повернулся в сторону Ланасиета, и стал рассматривать его в подзорную трубу. Солнечный блик вспыхнул на обрамлении его трубы. Солнце наконец-то показалось из-за горизонта. Тарабонцы споро разделились, проявив отменную дисциплину, и заняли позиции по обе стороны от лучников, сверкнув наконечниками копий, которые замерли, наклоненные под одинаковым углом.
Офицер пригнулся, чтобы переговорить с сул’дам. Если сейчас он отпустит дамани вместе с ней, то все может обернуться катастрофой. С другой стороны, если и оставит, то все может быть. Опоздавшие тарабонцы, прибывшие вчера вечером, занимали место в пятидесяти шагах позади основных сил, воткнув копья в землю, и вынув конные луки из футляров, закрепленных позади седел. Ланасиет, проклятие на его глупую голову, отправил своих людей галопом вперед.
На мгновение отвлекшись, Итуралде повернулся и громко скомандовал для солдат позади него: «Приготовиться». – Заскрипела кожа седел, воины подобрали поводья. Затем он пробормотал еще одну молитву о спасении павших и шепнул: «Пора».
Единым махом триста тарабонцев из длинной шеренги, его тарабонцев, подняли свои луки и выстрелили. Ему не потребовалась подзорная труба, чтобы увидеть как в тела сул’дам, дамани и офицера внезапно вонзились стрелы. Потом они выпали из седел, пробитые сразу дюжиной стрел каждый. Подобный приказ причинил ему острую боль, но женщины в отряде были самыми опасными противниками на этом поле. Остальная часть первого залпа сократила число лучников и оставила пустыми седла всадников, покрыв телами землю, второй залп выбил последних лучников и опустошил еще больше седел.
Застигнутые врасплох, лояльные шончан тарабонцы попытались сражаться. Из оставшихся в седле часть развернулась, и опустила копья, чтобы встретить атакующих. Остальные, возможно под влиянием нелогичности, которая порой берет верх над разумом в битве, бросили свои копья и схватились за луки. Но третий залп жалящих стрел накрыл их, на таком расстоянии пробивая доспехи, и внезапно оставшиеся в живых, поняли, что им повезло, и они остались в живых. Большинство их товарищей неподвижно лежало на земле или изо всех сил пыталось держаться ровно, пораженные двумя-тремя выстрелами. Всадники теперь уступали численности своим противникам. Несколько солдат рванули поводья, развернув своих лошадей, и через мгновение отделившаяся группа рванула на юг. Вслед им полетел последний залп на пределе дальности полета стрел, большей частью пролетевших мимо.
«Достаточно», – приказал Итуралде. – «Оставайтесь на месте».
Кое-кто все-таки не удержался и выстрелил, но остальные благоразумно воздержались. Они еще смогли бы поразить несколько врагов, пока те не вышли из досягаемости, но этот отряд уже был разбит, а скоро у них каждая стрела будет на счету. Но лучше всего то, что никто из них не рванул догонять бегущих.
К сожалению, нельзя было то же самое сказать про Ланасиета. С развивающимися плащами на ветру, он со своими двумя сотнями погнался за уцелевшими. Итуралде даже показалось, что он слышит их улюлюканье, словно они были охотниками, преследующими удирающую добычу.
«Думаю, мы видели Ланасиета в последний раз, милорд», – сказал Джаалам, подъехав на своем серой масти коне к Итуралде, который пожал плечами в ответ.
«Возможно, мой молодой друг. А возможно, что он еще придет в чувство. Но, в любом случае, я и не рассчитывал, что тарабонцы вернуться в Арад Доман с нами. А ты?»
«Нет, милорд», – ответил мужчина, – «но я рассчитывал на то, что его честь позволит ему сдержаться в первом бою».
Итуралде поднял трубу, чтобы посмотреть в след мчавшемуся Ланасиету. Парень удрал и вряд ли прислушается к голосу разума, которым он не обладал. С ним потеряна треть всех сил Итуралде, которые все равно могли быть убиты дамани. Он рассчитывал протянуть еще несколько дней. Снова придется менять планы, а возможно и изменить следующую цель.
Отбросив размышления о Ланасиете, он переместил трубу на то место, где находились затоптанные люди, и крякнул от удивления. Растоптанных тел нигде не было. Знакомые или соседи должно быть их унесли, хотя во время битвы на самой окраине деревни, это было столь же невероятно, как и то, что они сами встали и ушли, после того как всадники уехали.
«Пришло время сжечь все эти великолепные шончанские склады», – сказал он. Убрав подзорную трубу в кожаный футляр, прикрепленный к седлу, он надел свой шлем и пришпорил Стойкого вниз по холму. Следом отправился Джаалам и остальные колонной по двое. Брод в восточном ручье было найти легко по следам от фургонов. – «Да, Джаалам, передай нескольким парням, чтобы они предупредили жителей начинать спасать имущество. Скажи, чтоб начинали с домов возле лагеря ». – Где один пожар, там и другой, а он вероятно будет.
По правде говоря, он уже разжег нужное ему пламя. По крайней мере, раздул первые тлеющие угли. Если Свет на его стороне, если никто не переусердствовал и не отчаялся при виде укрепившихся в Тарабоне Шончан, если не опустил руки, столкнувшись с неудачами, которые могут разрушить любой самый лучший в мире план, то сейчас на всей территории Тарабона двадцать тысяч воинов нанесли подобные удары или еще ударят до конца текущего дня. А назавтра они сделают это снова. Теперь все, что требуется от него, это пройти рейдом обратно, через весь Тарабон – путем в почти четыреста миль длиной, избавляясь по дороге от Принявших Дракона тарабонцев и собирая собственных людей, а затем пересечь Равнину Алмот. Если Свет на его стороне, то пожары распалят Шончан достаточно, чтобы броситься в погоню за ним, зеленея от ярости. От жгучей ярости, как он рассчитывал. Таким образом, они, ни о чем не подозревая, прибегут за ним в ловушку, которую он уже расставил. А если они не бросятся в погоню, то, по крайней мере, он избавил свою родину от тарабонцев, и взял слово с Принявших Дракона доманийцев сражаться на стороне Короля, а не против него. А если они увидят ловушку…
Съезжая по склону, Итуралде улыбнулся. Если они увидят ловушку, то у него есть другой план, уже подготовленный, и еще один следующий. Он всегда планировал на несколько шагов вперед, и всегда рассматривал все варианты, которые мог вообразить, за исключением Возрожденного Дракона, внезапно появившегося прямо перед ним. Он решил, что в настоящее время уже имеющихся планов пока достаточно.
Верховная Леди Сюрот Сабелле Мелдарат с открытыми глазами лежала на кровати, уставившись в потолок. Луна почти зашла, тройные арки выходящих на дворцовый сад окон были темны, но ее глаза привыкли к темноте, и она могла различить, по крайней мере, обводы раскрашенного гипсового орнамента. До рассвета оставался еще час или два, но она не спала. С тех пор, как пропала Туон, большую часть ночей она провела лежа с открытыми глазами, засыпая только когда от усталости глаза закрывались сами собой, но все равно изо всех сил пыталась не смыкать глаз. Вместе со сном приходили кошмары, которые она не могла забыть. В Эбу Дар никогда не было по настоящему холодно, но по ночам было достаточно прохладно,
