когда на лестнице показалась Эмма Уолш и сердечно приветствовала ее.
Несмотря на это, Рейвен почувствовала себя крайне неловко: они не виделись с хозяйкой дома, или кем она тут была, с того страшного дня, когда Шон притащил ее сюда в полубесчувственном состоянии. Рейвен не знала, как себя держать.
Однако Эмма помогла решить этот вопрос. Самым естественным тоном, ни о чем не вспоминая и не спрашивая, она произнесла:
— Келл сейчас на состязаниях по фехтованию. Думаю, не позже чем через час он вернется. Может быть, хотите подождать его? Я угощу вас чаем.
Почему-то в эту минуту Рейвен с легкой завистью подумала, что эта женщина наверняка знает о времяпрепровождении ее мужа гораздо лучше, чем она, его законная жена. Несколько удивленная приглашением, она с готовностью приняла его и, сняв плащ, отправилась за Эммой на второй этаж, не без интереса присматриваясь к богатой и свидетельствующей о неплохом вкусе хозяина обстановке.
Эмма заметила ее любопытные взгляды и сказала:
— Никогда, наверное, не видели подобные заведения изнутри? Если хотите, после чая я покажу вам дом.
Они уже входили в библиотеку, казалось бы, совсем неуместную здесь, и Эмма посчитала нужным пояснить:
— Это самая уютная комната в доме. Почти точная копия библиотек в домах наших посетителей. Здесь они могут отдохнуть от волнений за игровыми столами, полистать книги и газеты, выкурить сигару… Прошу садиться. Сейчас принесут чай.
Они уже сидели за чайным столиком, когда Эмма произнесла:
— Наверное, вам интересно будет узнать, если еще не знаете, что Шон Лассетер отбыл в Ирландию, где должен пробыть достаточно длительное время.
Рейвен подавила вздох облегчения.
— В самом деле? — сказала она. — Уже уехал?
— Да. Келл убедил его сделать это, что было нелегко для обоих. Братья очень близки, несмотря на то что такие разные. Келл страшно жалеет его. А вам, конечно, будет легче, верно?
Рейвен смогла слегка улыбнуться.
— Еще как верно! Вы даже не представляете.
Эмма ответила сочувственной улыбкой.
— Немножко представляю. Я пыталась остановить этого безумца в тот ужасный день, но все, что смогла, это послать за Келлом. Ну да вы знаете.
Рейвен знала и содрогнулась, припомнив недавние события.
— Если я в чем-то могу помочь вам сейчас, — продолжала Эмма, — скажите откровенно. Я постараюсь…
— Спасибо. — Рейвен смущенно потупилась и слегка наклонилась к собеседнице. — Знаете… Честно говоря, я оказалась в несколько странном… неловком положении… Моим мужем, как вы можете понять, стал человек, которого я не знаю… Почти не знаю… Вы, например, я уверена, знаете о нем намного больше, чем я. И если бы вы могли… если бы захотели хоть немного рассказать о нем. Разумеется, никаких тайн… секретов. Просто какие-то черты характера… Ну и, конечно, о слухах, которые ходят про него… Я так и не знаю… Но мне надо…
Она окончательно сбилась и замолкла.
Эмма ответила не сразу.
— Вы имеете в виду слухи о том, что он убил своего дядю? — спросила она после паузы.
— Да… И об этом. Шон, когда ворвался на днях к нам в дом, кричал, что это правда. Так было на самом деле?
В глазах Эммы вспыхнула злость, губы сжались в тонкую линию.
— Не знаю, как умер их дядя, — сказала она, — но готова поклясться своей собственной жизнью: Келл Лассетер не убийца. А Шон — неблагодарный негодяй! Здоров он или болен, не важно — все равно негодяй! После всего, что Келл для него делал и делает…
Этот взрыв негодования был приятен Рейвен и лишний раз подтвердил ее уверенность в невиновности Келла.
— Я тоже не думала, что Келл способен на такое, — произнесла она. — Но ведь он сам ничего не делает для того, чтобы опровергнуть эти слухи. Зато говорит о том, каким низким человеком был этот самый дядя, как погубил его мать… А этот шрам на его лице от кольца с печаткой…
Эмма кивнула.
— Не думаю, что выдам семейную тайну, — сказала она, — если напомню то, что известно многим. Вы знаете, что его мать ирландка?
— Да, он говорил мне.
— Она не из дворян, — продолжала Эмма негодующим тоном, — ее отец просто врач, и все Лассетеры презирали ее, представляете? А когда она овдовела, тот самый дядя Уильям заделался опекуном ее сыновей и угрожал, что лишит их наследства, если она не уберется в свою Ирландию и не откажется от материнских прав.
— И что она? Подчинилась?
— Да. Об этом мне рассказывал Шон. Она не осмелилась спорить с ним и со всей семьей. Ради блага своих сыновей, так она считала, вернулась в Ирландию, где вскоре умерла от инфлюэнци в бедности и забвении.
Эмма содрогнулась.
— Их дядя не разрешил мальчикам даже побывать на ее могиле.
— О, к такому человеку нельзя не испытывать ненависти! — воскликнула Рейвен.
— Да, но не только это. Шон говорил, что дядя Уильям был настоящий тиран. А с характером Келла разве можно ужиться с тираном? У них были частые стычки, и однажды дело дошло до драки. Тогда Келл и получил свой шрам. Потом они с Шоном удрали в Ирландию, скитались по Дублину, голодали, мерзли. Шон рассказывал… простите, мадам… что они даже крыс вынуждены были есть… Но может, он просто хотел напугать меня.
Рейвен он тоже напугал — ее передернуло от ужаса.
— А что было дальше?
— Дальше не очень понятно для меня, — призналась Эмма. — Вроде бы дядя начал искать их и даже сам приехал в Дублин. Там его и нашли. Он лежал мертвый на окраине города. Наверное, его убили из-за денег какие-то бродяги.
— Но почему же тогда возникли эти подозрения по адресу Келла?
— Потому что дядя был убит ударом шпаги. Довольно необычное оружие для разбойников с большой дороги. Они применяют, так люди говорят, кинжалы или пистолеты. А Келл, чтоб вы знали, уже тогда считался умелым фехтовальщиком, или как это у мужчин называется. Шон говорил, он не один раз брал верх в бою на шпагах над своим дядей, а тот вообще был каким-то чемпионом в этих делах. Поэтому, верно, и пошел слух, что дядя был убит Келлом на дуэли. А потом его тело вынесли на дорогу.
Рейвен ненадолго задумалась.
— Слишком туманные предположения, — сказала она через некоторое время, — чтобы делать из них выводы о таком страшном деле, как убийство.
— Обвинения, насколько я знаю, родились и получили распространение из семьи дяди Уильяма, только они ничего не смогли доказать. А еще они озлились на Келла за то, что он не захотел вернуться к ним в Англию и иметь с ними дело. Он не стал брать у них денег и сам добывал средства на пропитание для себя и для Шона. И вообще отказался от наследства, от своей части. Все, что вы здесь видите, — этот дом и то, что внутри, — он заработал сам. Но конечно, не сразу.
Рейвен подумала: если сравнивать детство и юность Келла с ее собственными, то надо признать, что при всех тяготах, какие она испытала, ее жизнь была намного легче, чем у Келла. И потом, его привязанность к брату, каким бы ни был этот брат, его постоянная забота о нем не могли не вызывать уважения.
Дальнейший разговор был прерван появлением мальчика лет десяти, который не очень уверенно нес
