В доме громко хлопнула дверь, и на улицу вышел Джефри. Ничего не сказав, он прошествовал к конюшне и через мгновение вышел из нее, толкая перед собой культиватор. Когда он подкатил его к старенькому пикапу, к нему подошел Алан.
— Позволь мне помочь тебе, Джефри.
— Спасибо, — помедлив, кивнул Джефри.
Элис удивленно наблюдала, как они загрузили культиватор в кузов. Потом, словно по молчаливому уговору, Алан обогнул пикап и занял сиденье пассажира, а Джефри, поколебавшись, уселся за руль.
Огород находился в двухстах ярдах от двора — там грунтовая вода поднималась выше, а некоторое понижение земли спасало ее от иссушающего ветра. Он хорошо просматривался из дома, и Элис с неменьшим удивлением наблюдала, как они дружно принялись за работу.
— Невероятно, — проговорила она.
— Железное Сердце — уникальный мужик, — вставил Джо. — Джефри тоже почувствовал это. — Он с ухмылкой взглянул на Элис. — Главное, что они определились, кто из них босс.
Алан гадал, придет ли Элис сегодня ночью. Он дал ей понять, что будет ждать ее, но из-за постоянного присутствия Джо и Джефри не смог переговорить с ней. К тому же Элис дежурила сегодня и должна была вернуться лишь в полночь.
Посреди двора стоял Джефри с каким-то потерянным видом. Они неплохо поработали сегодня — вспахали и засадили овощами весь огород. Потом Джефри безропотно помог ему на конюшне. Неплохой по сути паренек. Вот только обеспокоенный чем-то. Даже напуганный.
Несколько раз за день он просто кожей ощущал, что Джефри что-то тревожит и он не знает, как ему поступить. Но никто не сможет помочь ему, если он сам не заговорит, а он, судя по всему, и не думал ничего рассказывать.
— Неплохой вечерок, а? — прокашлявшись, сказал Алан.
— Ага, — согласился Джефри.
Это обнадеживало, и Алан решил сделать еще одну попытку:
— Небось в тюрьме-то несладко, а?
— А вы там бывали?
— Шесть месяцев, когда мне было шестнадцать.
— За что?
— Украл роскошную пряжку для ремня. Мне дали условно, но я не успокоился, и мне пришлось провести шесть месяцев за решеткой. Тогда я поклялся, что никогда не совершу ничего подобного, чтобы снова не попасть под замок. Терпеть не могу камеры.
Джефри долго молчал, прежде чем ответить.
— Это ужасно, — наконец сказал он.
В ковбойском домике был старенький холодильник с прохладительными напитками. Когда Джефри приблизился к крыльцу, Алан спросил, не хочет ли он пить.
— С удовольствием.
Алан вынес банки с колой и, протянув одну Джефри, уселся на ступеньки крыльца рядом с ним.
— Вам нравится моя сестра? — внезапно спросил Джефри.
Алан повернулся к парню и попытался прочитать его мысли, но безуспешно.
— Мне она нравится, — признался он. — И очень сильно.
— Элис рассказала вам, что отчудил Томас Уоллес?
— Рассказала.
— Она нуждается в добром человеке, — помолчав, изрек Джефри.
— Согласен. Но она достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения.
— Ага, — Джефри сделал несколько глотков. — Так вы чероки? — вдруг спросил он.
— Наполовину.
— Наш дед — шошон, он, наверное, вам уже сказал.
— Да.
— Он рос в приюте и поэтому знает больше об индейцах сиу, чем о шошонах. Шошоны не входят в Совет Семи Костров сиу.
— Я и не знал этого.
— Их семь племен. Дед знает обычаи индейцев оглала в основном благодаря Арчибальду Олений Рог. Я думаю, он как бы усыновил деда. — Несмотря на темень, Алан разглядел улыбку на лице парня.
— Ну, об индейцах оглала он точно знает больше, чем я о чероки. Боюсь, я был дубоватым пацаном.
— Вроде меня.
— Хуже, поверь мне.
— Позапрошлым летом я с внуком Арчибальда ходил на Солнечный танец, — помолчав, сообщил Джефри. — Это на Сосновом гребне. Но это было для туристов. Настоящий ритуал совершается не так публично, в резервации. Целый религиозный ритуал. Внук Арчибальда хочет, чтобы я поехал с ним нынешним летом потанцевать. Но меня это пугает, — признался Джефри.
— Насколько я понимаю, ритуал имеет большое религиозное значение.
— То-то и оно. Он полон значения. Большего значения, чем учеба в школе или зарабатывание денег.
— Так ты хочешь совершить его?
— Это невозможно. Я освобожден условно и не могу никуда уезжать.
Прошло несколько минут. Алан размышлял, как этот малыш ухитрился так запутаться.
— Почему ты сделал это, Джефри? Почему ты увел машину?
— Дураком был! — крикнул парень и, вскочив на ноги, запустил банку через весь двор. — Ты кажешься плохим, и все, даже твоя семья, считают тебя плохим.
Весь вечер Элис размышляла об Алане. Ей безумно хотелось пойти по возвращении к нему домой, но она знала, что не сделает этого. Прошлой ночью он получил то, что хотел, а мужчинам редко когда нужно большее, судя по тому, что она видела вокруг. И мужчинам не следует надоедать. Потому нечего и соваться на его крыльцо. Она должна дать ему понять, что не собирается давить на него или чего-то требовать.
Она уже приближалась к дому, когда увидела в свете фар направляющегося к ней Алана. Значит, он не ложился, а поджидал ее. Открыв дверцу «блейзера», он выключил фары, потом посмотрел на нее, просто посмотрел голодным взглядом. Внутри нее все тут же расплавилось. Она чувствовала, как размягчается, растворяется, разжижается, и вот уже приникла к нему, погрузилась в его объятия и успокоилась на его груди.
— Детка, — прошептал он, — моя детка.
Заперев «блейзер», он подхватил ее и понес к ковбойскому домику. Ей наверняка хочется принять душ и перекусить, и он все приготовил. Но то, как она обвила его руками и расслабилась, подсказало ему, что душ и ужин подождут.
Вечер тянулся бесконечно. Он ждал ее появления, он хотел ее каждой клеточкой. Он никогда не испытывал ничего подобного и был недоволен собой: он должен держать себя в руках. И вот наконец она в его объятиях, и для него ничего не существует, кроме теплой и желанной Элис.
От его хрипловатого «детка» по ней прошла дрожь желания. Он ждал ее, он хочет ее. Могла ли она надеяться на такое?
Элис так боялась оказаться всего лишь партнершей одноразового пользования, что каким-то образом она не смогла дать ему то, чего он желал, и все ограничилось одним лишь разом. И вот он сжимает ее и несет как нечто бесконечно ценное.
Постель была разобрана, на тумбочке горела лампа. Алан осторожно поставил ее на ноги. Элис перевела взгляд с кровати на него, и глубокое волнение охватило ее. Сгорая от желания, с трудом сдерживая слезы радости, она прильнула к нему и обвила руками его узкую талию.
— Сладкая мышка, — прошептал он с такой страстью, которая подействовала на нее подобно чувственной ласке. — Он чуть отстранил ее от себя и принялся раздевать.
Первым делом ремень с пистолетом. Алан в жизни не мог вообразить себе, что ему придется снимать
