— Вы еще узнаете Матто! Он освободил Питерлена. И прибрал к рукам директора…
Эка хватил! — подумал Штудер. Неприятно было, пожалуй, только одно — что этот дух Матто разбил, по утверждению Шюля, свою штаб-квартиру как раз в той части чердака, что размещалась над гостевой комнатой…
Широкий коридор упирался одним своим концом в стеклянную дверь, через нее они прошли в комнату отдыха: стены выкрашены в густой оранжевый цвет; столы, стулья и скамьи с высокими спинками, на которых стоят забранные решеткой горшки с зелеными растениями — с аспарагусом, — а между ними вазы с георгинами. Два окна тоже выходят на «Б»-1 и открыты, а комната все равно плавает в густом табачном дыму. И пока Штудер осматривался, он думал о своем сопровождающем, о санитаре Гильгене, — то был первый человек в больнице, к кому он испытывал безраздельную симпатию.
Причину этого он назвать не мог. У Гильгена была большая лысина, на полчерепа, и венчик рыжих волос, коротко подстриженных на затылке и отливавших блеском только что хорошо надраенной меди. Шея загорелая. Все лицо усыпано веснушками, очень приветливое лицо, несмотря на морщины в уголках глаз и складки на лбу, свидетельствовавшие о жизненных неурядицах. Но этот человек невысокого роста, едва достававший вахмистру до плеча, излучал приятную теплоту, и ее ощутили на себе, по-видимому, и сидевшие тут больные, тоже встретившие появление санитара радостными возгласами: «Приветствую тебя!», «А, это ты, Гильген!»… Веснушки густо покрывали также его оголенные руки и запястья.
— Вы хотели сыграть в ясс, — сказал Гильген, — а тут вот как раз один мой приятель, у него дела в больнице, он тоже с нами сядет. Кто будет играть?
Вызвались двое. Длинный худой человек — по нему сразу было видно, что пьянчужка, — и маленький мужичок с асимметричным лицом, оказавшийся большим педантом — так дотошно и с явным недоверием вел он игру.
Что касается самой партии, то тут заслуживало внимания только одно обстоятельство: Гильген объявил одновременно по пятьдесят от туза пик и от девятки червей, а также три в крестях. Штудер вынужден был назначить козырями черви и сумел поддержать его в пиках, и партия была сделана. Но про себя он подумал, что Гильген играл довольно нахально, однако это только усилило его симпатию к маленькому рыжему санитару.
И тут Гильген заявил: ему пора идти обедать. Он может еще проводить вахмистра вниз, к Вайрауху, чтобы взять у того ключи. На смену пришел другой санитар. Но прежде чем Гильген открыл дверь на лестничную площадку, мимо них пронесся Шюль с огромным подносом в руках, доверху заставленным суповыми тарелками.
— Ух уж если я поймаю того, кто создал мир! — крикнул он им вдогонку и засмеялся своим беззубым израненным ртом.
И они оба, смеясь, спустились на первый этаж, откуда другая лестница вела еще ниже. В полуподвал, объяснил Гильген. Опять коридор. В самом конце, по направлению к «Б», велись строительные работы, и Гильген пояснил: там тоже будет комната отдыха, а в ней цветная мебель. Доктор Ладунер пробил, чтобы больницу немножко подновили, он и больных разделил на группы — на маляров и каменщиков, как правило, дюжина больных и один санитар, работавший прежде по этой профессии.
— А вы любили Питерлена? — спросил вдруг Штудер.
Гильген застыл на месте, поиграл связкой ключей.
— Само собой, вахмистр, — сказал он, и лицо его приняло выражение затравленного зверька. — Вы еще дадите Питерлену какое-то время?.. Вы не сразу его арестуете?
Арестую? Разве речь идет об аресте? На Питерлена даже дело не заведено… Тот единственный факт, что он исчез в одно время с директором, привел к тому, что доктор Ладунер обратился в полицию и попросил, чтоб он, вахмистр, прибыл сюда… Не-не, и разговору нет об аресте… Да, но что Гильгену известно про Питерлена?
— Ничего, совсем ничего! — сказал Гильген и спрятал опять связку ключей. Ему жалко Питерлена. Он был добрый малый, даже чересчур добрый.
Они дошли до середины коридора. Как и наверху здесь тоже ответвлялся узкий коридорчик. Оттуда доносились голоса, один из них выделился из общего гула.
— Если теперь еще и легавые с пушками будут путаться в отделениях под ногами, веселая пойдет жизнь…
Голос палатного Юцелера, и звучал он сейчас отнюдь не так уважительно, как всего лишь час назад. Гильген побыстрее повел вахмистра дальше, до следующей двери, и постучал в нее. Господин старший санитар Вайраух изволили обедать в своих апартаментах. Он восседал за столом довольный собой и всем миром, и жирное сало, которое он только что съел, еще блестело у него на губах.
— А-а-а, ключи для господина вахмистра? Понятно, понятно! Извиняйте великодушно. — Он встал, начал искать кругом. — Да, конечно, господин доктор Ладунер отдал распоряжение… Так-так, господин вахмистр… Вот, держите. На письменном столе рядом с окном, куда Штудер проследовал за Вайраухом, лежали журнальчики по нудизму. — Хе-хе-хе, — засмеялся старший санитар. — Кое-что для души! А, господин вахмистр? — И Вайраух толкнул легонько вахмистра в бок.
Вот тебе раз! Для души! Штудер, собственно, ничего не имел против. Но он ничего не мог поделать с собой — старший санитар Вайраух был ему неприятен. Может, верх брало предубеждение?
За дверью его терпеливо ждал рыжий Гильген. Он шел за вахмистром до самого выхода из «Н», до двери, ведшей во двор; он отпер ее и остановился, засунув руки под фартук на груди, где они лежали, покоясь, как в тоненькой белой муфте.
— Между прочим, — спросил Штудер, — что за болезнь у Шюля? Она как-то связана с его ранением?
Гильген покачал головой как вполне сведущий человек. Нет, его душевное заболевание никак не связано с его ранением.
— А что это за заболевание?
— Щитоврания…
— Что???
— Щитоврания, — произнес Гильген, громче и четче выговаривая слово. Так их учили на курсах.
— А Питерлен, у того что было?
— Щитоврания, — повторил опять Гильген.
— Но в последнее время у него вроде не наблюдалось бредовых галлюцинаций.
— Нет, Питерлен был совершенно нормальным.
— Давно он здесь?
— Четыре года.
— А почему так долго? — удивился Штудер.
— До того он три года просидел в тюрьме, там он и свихнулся.
— Почему в тюрьме?
— Убил ребенка, — прошептал Гильген. Пусть Штудер спросит доктора Ладунера, тот ему все объяснит…
Молчание. И напоследок Штудер спросил:
— А какого вы мнения о директоре?
— О господине директоре Борстли? А-а, старый козел…
Вот так и сказал рыжий санитар Гильген, объявивший пятьдесят от туза пик. Сказал и ушел, оставив вахмистра во дворе.
ОБЕД
Дойдя до середины двора, Штудер остановился и обернулся. Ну так и есть, здание имеет форму перевернутой буквы «П», а двух- и трехэтажные здания, соединенные между собой, окружают его с трех сторон. За спиной вахмистра — казино, справа — мужское крыло, слева — женское. А перед ним — плоское приземистое здание, вытянутое в длину, в одном углу, совсем сзади, торчит труба, лениво выплевывающая
