— Что это? — спросил Штудер.
Прачечная рядом, пояснила девица Кёлла, наверно, центрифуга работает, она всегда так гудит.
А Штудер подумал, сколько всего нужно в таком заведении — бесчисленное количество рубашек, носков, носовых платков, простыней, ночных рубашек, все должно быть зарегистрировано, сложено, все посчитано… Он поймал себя на мысли: ему хочется, чтобы расследование затянулось еще на какое-то время, и тогда он смог бы увидеть, как функционирует эта сложная машина. Ему захотелось побыть здесь еще некоторое время, в этом мирке, которым правил дух по имени Матто, обладавший такой огромной властью… И он, вахмистр, был бы не прочь завязать с ним знакомство.
Он выглянул в окно.
— Вот там что, женское «Н»? — спросил он и указал рукой на расположенное напротив здание.
— Да, — услышал он в ответ голос девицы Кёлла, а сам уже перевесился через подоконник, не отрывая глаз от девушки — пригнувшись и прижав мокрый от слез платок к лицу, она спешила к входу в отделение.
Женщина, плачет… Тут может всякое скрываться. Но Штудер сразу подумал о молоденькой дурочке в веснушках, о сиделке Ирме Вазем, возомнившей стать вскорости госпожой директоршей…
Он крикнул толстухе, чтоб она по-быстрому подошла к окну, показал на девушку и спросил, кто такая.
Так это она и есть, о ком они только что говорили, Вазем и есть… И тут девица Кёлла сначала умолкла, а потом разразилась громким смехом, потому что Штудер перемахнул через подоконник. Он побежал через газон, запутался в развевающейся простыне, но догнал девушку, она как раз вставляла ключ в замочную скважину. Он положил ей руку на плечо и спросил мягко и по-отечески заботливо:
— Случилось что-нибудь? — И еще: не пройдет ли она с ним несколько шагов, ему надо ее кое о чем спросить.
Платок был такой мокрый, хоть выжимай, слезы градом катились по щекам.
Девушку могло успокоить только одно — суровая деловитость!
Штудер решил так не потому, что успел все обдумать, — ему подсказал инстинкт, и он, оставив привычный в таких ситуациях жалостливый тон, сухо спросил:
— Вас можно поздравить, фройляйн Вазем? Вы стали госпожой директоршей?
Та подняла на него глаза… Несмотря на… Слезы иссякли…
— Вы кто такой?
— Вахмистр Штудер из уголовной полиции.
— Боже мой! Я так и знала! С Ули что-нибудь стряслось?
Ули… Профессор Ульрих Борстли, директор психиатрической больницы и интерната для психохроников в Рандлингене, был просто Ули… Старичку везло… Собственно, Штудер тоже не имел бы ничего против, если бы Ирма называла его Кёби. А то жена повадилась звать его «папочка». Иногда это действовало ему на нервы.
— Нам еще ничего не известно, — сказал Штудер. — Вы ни к кому не обращались?
Она покачала головой.
Штудер стал расспрашивать дальше:
— Кабинет директора выглядит так, как будто там состоялось сражение. Следы крови на полу… Машинка ощетинилась вздыбившимися рычагами… — А почему он, собственно, пользуется выражениями доктора Ладунера? Штудер осудительно покачал головой. Потом закончил свое сообщение: — Господин директор исчез, а также…
— Юцелер! Палатный из мужского отделения «Н»!
Собственно, Штудер хотел закончить фразу совсем по-другому, а именно:… а также сбежал пациент Питерлен. Поэтому в первый момент, когда она его прервала, он был весьма удивлен.
— Юцелер? — повторил он и задумался, кто это такой. Он его вроде уже знает… Высокий стройный мужчина с красной эмблемой на отвороте куртки, тот, кто был недоволен вездесущим легавым…
— А что случилось с Юцелером? — спросил он.
— Они очень поссорились. Ули… Господин… Господин директор и палатный…
— Когда?
— Ведь потому мне и пришлось ждать так долго, почти целый час. Я сначала видела их через стеклянную дверь, они стояли в вестибюле, там свет горел… Юцелер загородил господину директору дорогу, сердито кричал на него. Потом они вошли в кабинет… Я видела… Через полчаса он вышел оттуда один и поднялся к себе в квартиру… Вернулся назад в накидке. Под мышкой у него была зажата кожаная папка. Я спросила его: «Зачем тебе папка?» Он махнул рукой. «Мы поедем завтра рано утром, а сейчас отправляйся к себе в комнату». Он проводил меня до женского отделения «Н» и пошел назад.
— В половине второго?
— Да, было примерно половина второго. А сегодня утром он хотел поехать со мной в Тун… Я долго ждала его на вокзале…
— И после того вы ничего больше не слышали, фройляйн Вазем?
— Нет. То есть мне показалось, вроде как без четверти два кто-то звал на помощь… Но здесь часто кричат…
— Вы одна спите? Я имею в виду… э-э… Вы живете в комнате одна?
— Нет, со мной еще моя коллега.
— И никто не контролирует сестер, когда они возвращаются домой?
— Других — да, а меня… Меня нет.
Штудер вздохнул. Ну да… Конечно, если ты милашка самого господина директора, то даже старшая сестра-начальница, или как там ее величают, старую перечницу, закрывает на это глаза.
В углу, где смыкаются «Т» и «П»… Крик о помощи… А может, Матто, как Шюль называет Великого Духа, ниспослал на одного из своих верноподданных сон с кошмарами, решив помучить его…
Штудер остановился посреди дорожки, пересекавшей двор, и оглянулся; ему стало не по себе, по спине поползли мурашки. Красные кирпичные стены психбольницы в Рандлингене окружали его с трех сторон, но и с четвертой открытого прохода не было. Там была кухня. У вахмистра было такое ощущение, будто многочисленные окна, посверкивавшие рядами крошечных стекол по всему фасаду здания, были огромными фасеточными, как у стрекозы, глазами, наблюдавшими за ним. Ему нечего было скрывать, определенно нечего. Он вел расследование, имел полное право постоять с молодой сиделкой, та могла дать ему ключ к разгадке… Тем не менее ощущение было крайне неуютным. Окна словно бросали косые вопрошающие взгляды: чем этот тип занимается? Что он будет делать дальше? Самое лучшее — смыться сейчас отсюда и пошарить в том углу, откуда прошедшей ночью раздался крик о помощи, крик, похожий на скрипучее карканье голодного вороненка…
ПОКОЙНЫЙ ДИРЕКТОР УЛЬРИХ БОРСТЛИ
Доктор Ладунер играл в теннис. Корт находился недалеко от железной дороги, чуть не доходя деревни Рандлинген.
— Гейм! — крикнул Ладунер, голос его звучал радостно. Он играл с женщиной. Подойдя поближе, Штудер узнал ассистентку, не произнесшую во время обхода ни слова. Без белого халата она выглядела изящной, подвижной, только ноги были тонковаты…
— Господин доктор, — позвал Штудер и просунул нос в дырочку проволочной сетки.
— А-а, Штудер! Что новенького?
Доктор Ладунер подошел ближе, покачивая на руке теннисную ракетку. Вокруг губ играла визитная улыбка, он успел уже надеть на пол-лица свою маску.
— Я нашел директора, — сказал тихо Штудер.
— Мертвым?
Штудер кивнул.
— Вы уже кому-нибудь сказали об этом?
