«Порядок, можно начинать. Вы в разговор не вмешивайтесь. Будьте готовы по моему знаку заняться маской, если действие ее начнет ослабевать!..»
Разговор с Црнковичем Райхер повел на немецком языке. Я заметил, что Црнкович, сидящий рядом со мной, слушает с нескрываемым любопытством, значит, и вправду ничего не помнит.
«Црнкович, вы меня слышите?» — спросил Райхер.
Црнкович ответил слегка заплетающимся языком, но все же довольно отчетливо:
«Конечно… Очень даже хорошо слышу».
«Вы меня узнаете?»
«А как же… Вы Вернер Райхер… У меня на голоса хорошая память…»
«Значит, вы не забыли, что когда-то мы работали в одной конторе? В AMT-VI?»
«С вами забудешь!.. Только мы вроде бы в деле вместе не были…»
«Верно, не были… И все же у нас было кое-что общее…»
«А, это вы про пароль, что ли?»
«Именно про пароль, Црнкович! Включай свет, стало темно!»
«Будет вам, помню… Откуда вы взялись? Я вас, кажется, видел сегодня? Только где это было?..»
«В Копере, дружище. Мы оба ехали в Порторож».
«Да-да, в Порторож…»
Голос Црнковича делался сонным. На некоторое время установилась тишина — видимо, по знаку Райхера Левняк давал новую дозу «райского газа».
Затем снова голос Райхера:
«Црнкович, я надеюсь, вы еще не забыли шифр АГ-7, которым пользовались, составляя свои донесения? Насколько мне помнится, это ваш шифр?..»
«Как не помнить! — ответил Црнкович ясным голосом. — Такие вещи не забываются. До сих пор помню!»
«Вы можете расшифровать письмо, составленное этим шифром?»
«Могу, ясное дело. Давайте его сюда!»
«Я вам продиктую…»
«Валяйте…»
Потом вдруг Црнкович взволновался — видимо, под действием каких-то импульсов подсознания, — запротестовал:
«Стойте, стойте, Райхер! С какой это стати вы именно ко мне обращаетесь? Сколько народа, кроме меня, этот шифр знало!»
«Из этого народа только вы остались в живых. Все давно на том свете, а ключ к шифру уничтожен».
«Вон оно что!.. И только потому вы меня искали?»
«Только потому. Я несколько лет потратил, чтобы узнать, живы ли вы и где обретаетесь…»
«Это ж надо… Ну так что же там в вашем письме? Мне ведь тоже кое-что обещано… Десять тысяч долларов, столько, кажется?»
«Не беспокойтесь, Црнкович, мы своих обещаний не забываем… Вполне возможно, что вы получите и сверх уговора!..»
В голосе Райхера сквозила издевка. Он, видимо, вовсе не собирался раскошеливаться, говорил просто так, чтобы не портить одурманенному Црнковичу настроение… Наступила короткая пауза. Црнковича, наверное, накачивали новой дозой «райского газа», дабы его «искренность» не отказала в самый решительный момент.
Тишину прервал скрип открываемой двери. Я узнал голос Джурича, возбужденно выкрикнувший:
«По курсу патрульные катера! Что делать?»
Црнкович ехидно захихикал:
«Малин соскучился! Ищет меня!»
Левняк выругался, а Райхер успокаивал его, как, я не понял: лента в этом месте была повреждена. Затем Райхер приказал Джуричу:
«Вели негру держаться вплотную к берегу. Они нас ищут в море: думают, мы в Италию идем. Погасить все огни. Подойдем к Порторожу как ни в чем не бывало. Яхта зарегистрирована по всем правилам. Никто ничего не заподозрит».
Стукнула дверь — вероятно, вышел из каюты Джурич. Так я и знал, на других валит, а про свои художества скромно молчит!..
«Подгазуйте-ка его еще!» — приказал Райхер. Голос совершенно спокойный. Левняк, заметно встревоженный, произнес:
«А что, если спросить его, кто этот Малин, которого он упоминал? Пусть опишет!»
«Ни в коем случае! — отрезал Райхер. — Не надо его сбивать с мысли. Какая нам разница, как этот человек выглядит, ведь за нами гонится не один он, вся полиция этого района. Да это и не важно. Вы же знаете мой план!»
После паузы Райхер вернулся к разговору с Црнковичем:
«Итак, перейдем к письму?»
«Давайте. Я готов. Можете читать!»
Послышался шелест бумаги. Я посмотрел на Црнковича: он с напряженным вниманием следил за разговором, записанным на магнитофон.
«Это письмо, — объяснял Райхер, — я изъял из архива AMT-VI перед самым концом войны. Чтобы облегчить вам дешифровку, могу сказать, что письмо содержит сведения о том, где спрятаны три картины Тициана, две — Джотто и пять картин Тинторетто. Полковник СД Циммерман не успел их вывезти и был вынужден спрятать где-то на территории Италии, перед тем как оказался в плену у американцев. К счастью, ему удалось отправить это письмо… Полотна оцениваются в миллионы… Миллионы долларов, Црнкович! Помните про вашу долю, которая может быть увеличена!»
Црнкович рассмеялся — из магнитофона смех его прозвучал глумливо — и сказал:
«Ладно, ладно! Давайте ваше письмо!»
Райхер начал диктовать шифр:
«Бэ… Семьдесят… Эф… Гэ-ка-эр… Эль-эм-пэ-эф… Двойное вэ, точка… Арабское тридцать девять… Римское два…»
«Это не римское два, прописная удвоенная и!.. Дальше!»
Райхер продолжал:
«Большая единица, два зэ… Арабское семь…»
Я покосился на Црнковича, который внимательно вслушивался. Лицо у него было напряженным, глаза же довольно поблескивали. Он уже разгадал послание полковника. Видимо, оно содержало совсем не то, что надеялся узнать Райхер, иначе Црнкович не демонстрировал бы столь откровенно свое злорадство.
Голос Райхера бубнил:
«Три раза буква эм… Большое гэ…»
Црнкович не выдержал и расхохотался, а секунду спустя хохот удвоился — к нему присоединился хохот из магнитофона. Указав на него рукой, Црнкович хотел мне что-то объяснить, но замолчал, так как послышался голос Райхера:
«Что тут смешного? Ну?»
Только секунд через десять Црнковичу удалось побороть смех, и голос его стал отчетливо слышен из магнитофона:
«Придется вас огорчить, герр Райхер, вы промахнулись. Из-за такой ерунды столько наломать дров!..»
И он опять расхохотался.
«Да скажите вы, наконец!» — вспылил Райхер. Црнкович перестал смеяться.
«Да, письмо действительно отправил полковник Циммерман, — наконец заговорил он без смеха. — Но в нем ни намека на картины Тинторетто и прочих. Это всего-навсего прощальный привет: полковник сообщает, что ему не вырваться из окружения. Он даже не уверен, удастся ли пилоту пробиться с этим
