формальностями.
Сенечич действовал как человек, которому некуда торопиться. Он тщательно записывал в блокнот наши данные: имя и фамилию, дату и место рождения, национальность и подданство, место жительства и род занятий.
У меня было достаточно времени, чтобы в свою очередь запомнить, а потом занести в блокнот все, что я слышал. Вот эти данные:
1. Адольф Штраус, 20 мая 1900 года, Штутгарт, немец, ФРГ, Ванген, промышленник;
2. Розмари Штраус, 20 сентября 1944 года, Ванген, немка, ФРГ, Ванген, ученица;
3. Нино Веселица, 11 января 1938 года, Карловац, хорват, СФРЮ, Загреб, студент-археолог;
4. Юлиана Катич, 8 августа 1940 года, Сплит, сербка, СФРЮ, Загреб, студентка-архитектор (сведения сообщил Нино Веселица):
5. Степан Прпич, 5 декабря 1918 года, Грубишно-Поле, хорват, СФРЮ, Грубишно-Поле, по профессии экономист;
6. Чедна Врзич, 7 июля 1919 года, Белград, сербка, СФРЮ, Белград, военнослужащая;
7. Джордже Врзич, 28 февраля 1915 года, Сремска-Каменица, серб, СФРЮ, Белград, майор ЮНА;[19]
8. Предраг Равник, 6 мая 1915 года, Нови-Сад, серб, СФРЮ, Белград, журналист.
Мои данные следователь записал в последнюю очередь. В этом не было никакого умысла; просто он вел опрос, так сказать, справа налево, а я сидел последним!
Кроме восьми, я внес в свой блокнот и девятое имя:
9. Ромео Альфиери, 28 февраля 1923 года, Падуя, итальянец, Италия, Неаполь, шофер- автомеханик.
Рядом с этой записью я поставил крестик.
Вся процедура заняла не больше десяти минут. Мне показалось, что наш добродушный следователь не придает особого значения формальностям. Кто когда и где родился, где живет и чем занимается — ведь этого недостаточно, чтобы делать какие-то выводы.
— Благодарю вас. — Следователь снова отер с лица пот. — А теперь прошу всех перейти в гостиную.
Мы встали.
— Ах, да, — вздохнул следователь, — я просил бы вас оставить документы… Знаете, — он словно оправдывался, — порядок…
— А этот симпатичный милиционер составит нам компанию? — не без иронии поинтересовался промышленник Штраус.
— Ох, извините, — следователь густо покраснел, — милиционер не понял мое распоряжение: он должен был вас собрать, а не оставаться с вами все время. Пожалуйста, заказывайте что угодно, смотрите телевизионную программу. Только прошу вас — без необходимости не покидать помещение… Надеюсь, мы договорились?
— Могу я заскочить в гараж взглянуть, как продвигается ремонт моего «мерседеса»?
— Разумеется, господин Штраус, вашей свободы никто не стесняет. — Следователь повернулся к Джордже: — А вас, майор Врзич, попрошу остаться…
Должен признаться, мои мысли утратили ясность, а чувства притупились. Ожидая вызова для дачи показаний, я пытался размышлять, но мой мозг как будто отключился! Кто бы ни был убийца, Ромео не оживить, и эта истина лишала меня способности думать.
В гостиной было пять столиков.
За один из них сели Адольф Штраус, Розмари Штраус и Чедна Врзич.
За другой — Нино Веселица.
За третий уселся я и принялся листать блокнот. Подошел Степан Прпич.
— Не возражаете? — спросил он и, не дожидаясь ответа, опустился на стул.
Начав исповедоваться у бензоколонки, он явно испытывал потребность продолжить свою исповедь. А мне казалось, что уже все сказано. Однако вопрос к нему у меня был.
— Вы знакомы с Сенечичем?
— А как же! Он обо мне все знает…
— Все? О вас, о вашей жене, о Ромео?
— Все! Обо мне! О моей жене! О Ромео! Он вел мое дело, когда я загремел в тюрьму за растрату. Знает, что Ромео увел у меня жену, пока я отбывал срок, и знает, что она ко мне вернулась!
— Значит, он не подумает, что у вас были причины убивать Ромео?
— Полагаю. Хоть он и знает, что человек я горячий! Ваш приятель (он имел в виду Джордже), наверное, уже рассказал Сенечичу о драке. Плохо мне придется; вдруг он все же решит, что я в приступе злости… Мало ли что может прийти ему в голову…
Он пригладил рукой свою кудрявую шевелюру. Смуглый, темные живые глаза, приплюснутый нос. «Как у боксера, — подумал я. — А может, этот боксерский нос он заработал в многочисленных драках?» Я окинул его взглядом. Был он в синем комбинезоне, какой обычно носят служащие бензоколонок. Под комбинезоном угадывалась ладно скроенная фигура. Прпич, должно быть, хорош и в костюме. На ногах — новые черные ботинки, парадные. Когда наши взгляды встретились, он усмехнулся. Руки с длинными пальцами были ухоженные, не огрубевшие от работы ни в тюрьме, ни на бензоколонке.
— Я всегда работаю в перчатках. — Прпич словно читал мои мысли. — У меня, знаете ли, потребность, чтобы руки всегда были чистые!
Можно ли чистыми руками задушить человека? Не знаю. Он был уж слишком откровенен со мной, совершенно незнакомым ему человеком. Не налаживал ли он со мной отношения, чтобы потом обратиться за помощью?
Прпич, вновь угадав мои мысли, спросил:
— Думаете, я вляпался?
— Думаю! И очень сильно, если говорите неправду.
— Я сказал вам правду!
— Если вы говорили правду, постарайтесь вспомнить все до мелочей. Может, это вас спасет!
— Какие мелочи вы имеете в виду?
— Ну, например, кого вы видели перед мотелем между шестнадцатью часами и…
В этот момент дверь раскрылась, и милиционер выкрикнул:
— Степан Прпич!
— Я! — отозвался тот.
— Пройдите в кабинет директора!
— И?.. — спросил меня Прпич, покидая гостиную.
— …шестнадцатью часами сорока пятью минутами, — договорил я. — Я знаю, у вас отличная память.
Прпич остановился. Пристально взглянул на меня:
— В прятки играем?
Я похлопал его по плечу:
— Только правда может спасти вас!
Дверь закрылась, а я стал размышлять, почему следователь начал с него. По-моему, куда логичнее было бы допросить вначале Розмари Штраус, ведь это она обнаружила задушенного шелковым шарфом Ромео.
Мои размышления прервал Нино:
— Простите, который час?
— Восемнадцать часов двадцать восемь минут.
