— Она вышла из тюрьмы, — заговорил он. — И через двенадцать недель после того, как ее освободили, Юджиния была убита.
— Ты думаешь, что эта немка… Та самая женщина, которая убила… — И тут же все вернулось обратно, делая любой другой разговор невозможным: образ того несчастного ребенка, и тот факт, что ее состояние было скрыто от Джил Фостер, имевшей серьезнейшие основания знать все, что можно, о Ричарде Дэвисе и его отцовстве. — Ты боялся сказать мне об этом? Да?
— Ты же знала, что Катя Вольф на свободе. Мы говорили об этом, когда приходил полицейский.
— Я говорю не о Кате Вольф. Я говорю о… Ты знаешь, о чем я.
«Хамбер» выехал на Портман-сквер, а оттуда плавно повернул на Парк-лейн.
— Ты боялся, что я не стала бы заводить ребенка, если бы знала. Это было бы рискованно. Ты боялся этого и ничего мне не сказал. Значит, ты мне не доверяешь.
— Как, по-твоему, я должен был сообщить тебе эту информацию? — спросил Ричард. — Неужели я должен был сказать: «Кстати, моя прошлая жена родила ребенка с синдромом Дауна»? И вообще это было не важно.
— Как ты можешь так говорить?
— Мы с тобой не решали завести ребенка. Мы просто занимались сексом. Отличным сексом. Лучшим сексом на свете. И мы любили друг друга. Но ребенка мы не…
— Я не предохранялась. Ты знал об этом.
— Зато я не знал, что ты не знала, что Соня была… Бога ради, да газеты только об этом и писали: о том, что ее утопили, что у нее был синдром Дауна, обо всех нас. Мне в голову не могло прийти, что я должен говорить с тобой об этом.
— Но я ничего не знала. Она умерла двадцать с лишним лет назад, Ричард. Мне тогда было шестнадцать лет. Много ли ты знаешь шестнадцатилетних подростков, которые читают газеты и потом, через двадцать лет, помнят о прочитанном?
— Я не несу ответственности за то, что ты помнишь или не помнишь.
— Ты несешь ответственность за то, чтобы я была в курсе всего, что может повлиять на мое будущее и будущее нашего ребенка.
— Ты не предохранялась. Я сделал вывод, что ты уже распланировала свое будущее.
— То есть ты хочешь сказать, что я заманила тебя в ловушку? — Они остановились у светофора в конце Парк-лейн, и Джил с трудом развернулась на сиденье, чтобы посмотреть в лицо Ричарду. — Ты это хочешь сказать? По-твоему, я так стремилась заполучить тебя в мужья, что забеременела, чтобы заставить тебя пойти со мной к алтарю? Что ж, надо сказать, этот план провалился. Я уступала тебе во всем от начала и до конца.
Позади «хамбера» раздался автомобильный гудок. Джил сначала бросила взгляд в зеркало заднего вида, затем увидела, что на светофоре зажегся зеленый свет. Они двинулись дальше вокруг арки Веллингтона, и Джил поблагодарила судьбу, что «хамбер» обладает столь внушительными размерами. Так он был более заметен для автобусов, а машины поменьше опасливо сторонились его.
— Я хочу сказать тебе совсем другое, — не повышая голоса, произнес Ричард. — Сейчас мне трудно спорить с тобой. Да, так вышло. Я не сказал тебе что-то, потому что думал, что тебе это уже известно. То есть я не упоминал этого факта, но никогда не пытался скрыть его от тебя.
— Не пытался? Тогда почему у тебя нет ни одной ее фотографии?
— Это было сделано ради Гидеона. Или ты думаешь, я хотел бы, чтобы он всю жизнь провел, глядя на свою убитую сестру? Когда Соня погибла, жизнь для нас стала сущим адом. Для всех нас, Джил, включая Гидеона. У нас был единственный выход — забыть, и для этого мы избавились от фотографий. Ну а если ты не в силах этого понять или простить, если ты пожелаешь закончить из-за этого наши отношения…
Его голос дрогнул. Он с силой растер лицо левой рукой, немилосердно натягивая кожу на скулах.
До конца их поездки к Корнуолл-гарденс он не сказал ни слова. Молчала и Джил. Вскоре «хамбер» миновал Кенсингтон-гор. Еще семь минут, и они припарковались посреди заросшей деревьями площади.
По-прежнему не произнося ни слова, Джил помогла жениху выбраться из машины, а затем собрала его покупки с заднего сиденья. Наверное, было бы разумнее оставить их в «хамбере», ведь предназначались они для Кэтрин. Но поскольку будущее родителей Кэтрин вдруг стало таким неопределенным, у Джил возникло смутное, но безошибочное ощущение, что будет лучше, если она отнесет пакеты в квартиру Ричарда. Она сгребла их и вынула из машины. Вместе с вещами в ее руках оказалась и причина их спора — рамка с фотографией.
Ричард сказал, протягивая здоровую руку:
— Давай я помогу тебе. Дай мне что-нибудь понести.
— Сама справлюсь, — ответила она.
— Джил…
— Я справлюсь.
С пятью пакетами в руках она зашагала к Бреймар-мэншнс — обветшалому зданию, ставшему для нее еще одним напоминанием о том, как часто она шла на компромисс в отношениях с будущим мужем. «Кто захочет жить в таком доме? — задавалась она вопросом. — Кто захочет купить квартиру в здании, которое вот-вот развалится? Если мы с Ричардом будем дожидаться, пока кто-нибудь купит его квартиру, чтобы начать думать о жилище для нас троих, то еще долгие годы у нас не появится ни собственного дома, ни собственного сада. Нашей семье и нашей Кэтрин негде будет жить. Может, именно этого он и добивается?»
Он ведь не стал жениться после Юджинии, продолжала размышлять Джил. Прошло двадцать лет после их развода — шестнадцать? восемнадцать? о, да какая разница! — а он так и не впустил в свою жизнь другую женщину. И сейчас, в этот самый день, в этот вечер, когда он сам чуть не погиб, он думает о ней. О том, что с ней случилось, и почему, и что он должен сделать, чтобы предотвратить опасность, нависшую… над кем? Не над Джил Фостер, не над его беременной подругой, не над их нерожденным ребенком, а над его сыном. Над Гидеоном. Ох этот его сын! Его проклятый сын!
Ричард догнал ее уже на крыльце перед дверью в подъезд. Он открыл замок и толкнул дверь, чтобы Джил могла войти в неосвещенный вестибюль. Потрескавшаяся плитка на полу, заплесневелые обои, отклеившиеся от вечно сырых стен… Еще ужаснее показалось Джил отсутствие лифта. Вместо лестничной площадки имелся только небольшой поворот узкой лестницы на тот случай, если кому-то захочется отдохнуть во время подъема по крутым ступеням. Но Джил отдыхать не хотела. Она поднялась на второй этаж, оставив жениха далеко позади.
Когда Ричард наконец добрался до своей квартиры, его дыхание было тяжелым и частым. Раньше Джил горько раскаялась бы в том, что не помогла ему подняться, ведь в его распоряжении были лишь шаткие перила, а с лангетой на ноге и гипсом на руке подниматься было крайне неудобно. Но сейчас она решила, что этот урок пойдет ему на пользу.
— В доме, где я живу, есть лифт, — заявила она. — Когда люди подыскивают себе жилье, они всегда хотят, чтобы лифт был. И кстати, сколько ты надеешься получить за свою квартиру? За мою дадут в несколько раз больше, ты сам это знаешь, и мы сразу сможем купить дом. Наш дом. А уж потом у тебя будет масса времени, чтобы отремонтировать твою квартиру перед продажей, потому что без ремонта она вообще никогда не продастся.
— Я совершенно без сил, — сказал Ричард. — Я не могу продолжать этот разговор.
Он протиснулся мимо нее к двери в квартиру. Джил воскликнула:
— Как это удобно!
Они вошли внутрь, и Ричард закрыл дверь. В квартире горел свет. Ричард нахмурился, проковылял к окну, выглянул наружу.
— Ты никогда не продолжаешь разговоры, которых хотел бы вовсе избежать.
— Это неправда. Ты ведешь себя неразумно. Сегодня ты перенесла шок, у нас обоих был шок, и теперь наступает реакция. Когда ты съездишь домой, отдохнешь…
— Не говори мне, что делать! — пронзительно закричала Джил. В душе она и сама понимала, что Ричард прав, что она ведет себя неразумно, но уже не могла остановиться. Каким-то образом все невысказанные сомнения, которые возникали у нее в последние месяцы, перемешались с ее тайными
