— Грязь… — начал он.
— Такая нежная на ощупь, — закончила она. И засмеялась. — Ты покраснел до корней волос. Почему?
— Потому что я хочу, чтобы все было идеально, — признался он.
— Малькольм, все идеально, — сказала она.
Его раздирали противоречия, он хотел и не хотел, был уверен и не уверен. Больше он ничего не сказал. Они выбрались из реки на берег. Уэбберли подтянул лодку и вынул сумку с едой. Расположиться они решили под ивой, которая им обоим понравилась. Когда они уселись на землю, она сказала:
— Если ты готов, Малькольм, то готова и я.
Вот как все началось.
— И таким образом, ребенка отдали на усыновление.
Барбара Хейверс закончила свой отчет, захлопнув потрепанный блокнот. Затем она чуть не с головой нырнула в свою заплечную сумку-мешок и откопала там пакетик жевательной резинки. Широким жестом она угостила всех присутствующих в хэмпстедском кабинете Эрика Лича. Старший инспектор взял пластинку. Линли и констебль Нката отказались. Хейверс сунула жвачку в рот и начала энергично работать челюстями. Линли догадался, что так она борется с желанием закурить. И когда только она насовсем избавится от этой привычки?
Лич тоже воспользовался жвачкой по назначению и стал машинально играть с оберткой из фольги. Он сложил из нее миниатюрный веер и приставил получившееся изделие к основанию фотографической карточки своей дочери. Она только что звонила ему, и детективы из Скотленд-Ярда застали старшего инспектора за окончанием этого разговора, когда он устало бубнил в трубку: «Ради бога, Эсме, это тебе лучше обсудить с матерью… Конечно, она послушает тебя. Она же любит тебя… Ты опережаешь события. Никто не собирается… Эсме, послушай меня… Да. Так. Когда-нибудь она… Может, и я, но это совсем не значит, что мы не…» Похоже, тут девочка повесила трубку, потому что старший инспектор замолчал, но продолжал стоять у стола с открытым ртом, не успев сказать то, что намеревался. Потом он с излишней аккуратностью положил трубку на рычаг и тяжело вздохнул.
А сейчас он подытожил отчет Барбары:
— Это может быть движущей силой нашего убийцы. Или убийц. Ребенок, отданный на усыновление. Вольф попала в интересное положение не сама по себе, а с чьей-то помощью. Это забывать нельзя.
Все четверо продолжили обмен информацией. Непреодолимый затор в Вестминстере не позволил детективам из Скотленд-Ярда присоединиться к утреннему совещанию команды Лича, и теперь ему пришлось самому делать записи.
Констебль Нката тоже захотел высказаться относительно результатов, полученных Хейверс при посещении монастыря Непорочного зачатия:
— Да, это может быть мотивом, которого у нас пока нет. Вольф хочет вернуть ребенка, но никто не помогает ей найти… сына или дочь, Барб?
Следуя своей давнишней привычке, Нката не сидел в кабинете начальства, а стоял у стены возле самого входа, привалившись широким плечом к рамке с благодарностью, которую Лич получил от комиссара.
— Сына, — сказала Хейверс. — Но мне кажется, причина не в ребенке.
— Почему?
— Если верить сестре Сесилии, Катя Вольф отдала сына на усыновление сразу после родов. Первые девять месяцев она могла бы держать его при себе, а если бы отбывала срок не в «Холлоуэе», а в другой тюрьме, то и еще дольше. Ладно бы она подала прошение и ей отказали. Нет. Она родила сына и прямо в родильной палате отдала его чужим людям. И больше им не интересовалась.
Линли возразил:
— Может, она боялась, что привяжется к ребенку, Хейверс. А зачем ей это, с двадцатилетним сроком впереди? Отказ от ребенка может быть свидетельством ее материнских чувств к малышу. Если бы она не согласилась на его усыновление, то он вырос бы, зная, что у него нет семьи.
— Но если она решила найти его, то почему не обратилась в монастырь? — спросила Хейверс. — Она знала, что усыновлением занималась сестра Сесилия.
— Возможно, она вовсе не ищет его, — заметил Нката. — Зачем? Она могла решить, что он не захочет встретиться с настоящей матерью, когда узнает, что она двадцать лет отсидела за решеткой. И кстати, именно по этой причине она могла расправиться с миссис Дэвис. Может, она считает, что, не будь миссис Дэвис, ей бы не пришлось сидеть в тюрьме. Проживи с такой мыслью двадцать лет за решеткой — наверняка захочешь сделать что-нибудь, чтобы сравнять счет, когда выйдешь на свободу.
— Нет, я в это не верю, — стояла на своем Хейверс. — У нас ведь есть этот тип Уайли, который сидит в своем магазине и следит за каждым шагом Юджинии Дэвис. Как удобно для него получилось, что он случайно застал жертву и загадочного мужчину в разгаре ссоры в тот самый вечер, когда ее убили. А кто подтвердит, что это была ссора, а не сцена совсем иного плана, при виде которой майор Уайли не выдержал и натворил дел?
— Так или иначе, этого парня, сына Кати Вольф, нужно найти, — решил Лич. — Тут есть еще один момент: может, она идет по его следу и мы должны предупредить его об этом. Я понимаю, придется повозиться, но все равно надо это сделать. Займитесь этим, констебль.
— Да, сэр, — ответила Хейверс, хотя не выглядела убежденной в целесообразности этого задания.
— Мне кажется, Катя Вольф — верное направление, — сказал Уинстон Нката. — Что-то в этой пташке меня настораживает.
И он описал для остальных свой разговор с немкой — тот, что состоялся после осмотра «фиесты» в компании Ясмин Эдвардс. В ответ на вопрос о ее местонахождении в интересующий полицию вечер Катя ответила, что была дома с Ясмин и Дэниелом. Они вместе смотрели телевизор, сказала она, хотя не смогла назвать ни одной передачи, объяснив это тем, что они часто переключали каналы и поэтому она не запомнила, что они в результате стали смотреть. Какой смысл в обладании спутниковой тарелкой и пультом дистанционного управления, если не пользоваться ими в свое удовольствие?
Отвечая на вопросы Нкаты, она закурила, и по большей части поведение Кати говорило о ее полнейшем спокойствии. Она даже спросила с самым невинным видом: «В чем все-таки дело, констебль?» Но когда вопрос представлялся ей опасным, она, прежде чем ответить, непроизвольно бросала взгляд на дверь. Нката знал, что означают эти взгляды: она что-то скрывает от него и гадает, совпадает ли ее версия с тем, что Ясмин успела сказать констеблю Нкате.
— А что сказала эта Эдвардс? — поинтересовался Линли.
— Что Вольф находилась в квартире. Правда, никаких подробностей, только голый факт.
— Они вместе сидели, — пожал плечами Эрик Лич. — Значит, уж точно не станут показывать друг на друга пальцем, и тем более не при первой встрече с копами. Нужно поработать с ними, констебль. У вас есть что-нибудь еще?
Нката рассказал о треснутой фаре на «фиесте» Ясмин Эдвардс.
— Говорит, что не знает, как это случилось и когда, — сказал он. — Но машиной пользуется и Вольф. И вчера она ездила на ней.
— Цвет? — спросил Линли.
— Когда-то был красный.
— Нам это не поможет, — заметила Хейверс.
— Кто-нибудь из соседей видел, как они покидали квартиру в ночь преступления? — спросил Лич.
Но дальнейшая беседа была прервана появлением женщины-констебля, которая вошла в кабинет старшего инспектора с кипой бумаг. Лич взял бумаги, глянул на них, промычал «спасибо» и спросил у вошедшей сотрудницы:
— Что там у нас с «ауди»?
— Все еще занимаемся этим, сэр, — сказала она. — В Брайтоне их почти две тысячи штук, сэр.
— Кто бы мог подумать? — пробормотал Лич, когда констебль удалилась. — И что случилось с лозунгом «Покупаем британское»? — Он не выпустил бумаги из рук, хотя и не стал пояснять, что в них, а
