вернулся к предыдущей теме, спросив у Нкаты: — Итак, соседи. Что говорят?
— Южный берег, — развел руками Нката. — Никто не желает говорить, даже со мной. Разговорился только один библейский проповедник, и то лишь потому, что хотел заклеймить позором женщин, которые живут вместе. Он сказал, что жильцы пробовали выселить из дома эту детоубийцу — это его слова, не мои, — но у них не вышло.
— Значит, здесь тоже придется копнуть глубже, — распорядился Лич. — Займитесь этим. Если правильно подойдете к делу, Эдвардс может расколоться. Вы сказали, у нее есть сын, верно? Используйте его, если понадобится. Соучастие в убийстве даром ей не пройдет, так и скажите ей. А мы тем временем, — сказал старший инспектор Лич, зарываясь в бумажные завалы на своем столе и извлекая оттуда фотографию, — получили вчера из «Холлоуэя» вот это. Нужно будет пройтись с этим снимком по Хенли-он- Темз.
Он передал фотографию Линли. Под портретом женщины стояла подпись: «Катя Вольф». Снимок был неудачным. В резком освещении женщина выглядела измученной и неряшливой. Она выглядела, подумал Линли, как человек, осужденный за убийство.
— Если это она прикончила нашу Дэвис, — продолжал тем временем Лич, — то обязательно некоторое время околачивалась в Хенли. А в таком случае ее кто-нибудь да заметил. Проверьте это.
Старший инспектор закончил сообщением о том, что они получили список всех телефонных звонков, входящих и исходящих, сделанных с телефона Юджинии Дэвис за последние три месяца. Сейчас этот список сравнивается с именами в записной книжке убитой. Затем имена и соответствующие номера будут сопоставлены с записями, оставленными на автоответчике «Кукольного коттеджа». Еще несколько часов — и они узнают, с кем Юджиния Дэвис вела свой последний телефонный разговор.
— А также нам стал известен абонент, звонивший с телефона сети «Селлнет», — проинформировал Лич своих коллег из Скотленд-Ярда. — Это некий Йен Стейнс.
— Скорее всего, ее брат, — сказал Линли. — Ричард Дэвис упоминал, что у нее было два брата, один из них Йен.
Лич записал это.
— Итак, мальчики и девочки, задания ясны всем? — спросил он, заканчивая совещание.
Хейверс и Линли поднялись со стульев, Нката оторвался от стены. На выходе из кабинета их неожиданно остановил вопрос старшего инспектора:
— Кстати, от Уэбберли не было никаких вестей?
Вопрос самый обычный, подумал Линли. Но небрежный тон прозвучал как-то фальшиво.
— Сегодня утром в Ярде его не было, — ответил Линли.
— Передайте ему привет от меня при встрече, — попросил Лич. — Скажите, что я скоро позвоню.
Оказавшись на улице и попрощавшись с Нкатой, Хейверс заметила Линли:
— Интересно, зачем он ему будет звонить.
— Они старые приятели.
— Хм. А что вы сделали с письмами?
— Пока ничего.
— Вы по-прежнему намерены… — Хейверс вгляделась в его глаза. — Ну конечно. Проклятье, инспектор, если бы вы на минуту прислушались к тому, что я…
— Я слушаю, Барбара.
— Хорошо. Тогда слушайте. Я знаю вас и знаю, что вы думаете: «Нормальный мужик, наш Уэбберли. Сделал маленькую ошибочку. Но превращать маленькую ошибку в катастрофу нет никакого смысла». Только вы не правы: смысл есть, инспектор. Она мертва, и эти письма могут объяснить нам почему. Нужно признать это. Мы должны проработать этот вариант.
— Вы утверждаете, что письма десятилетней давности могут подвигнуть кого-то на убийство?
— Сами по себе — вряд ли. Но ведь Уайли говорил, что она собиралась сообщить ему нечто важное, нечто такое, что, по его мнению, могло изменить их отношения. А если она уже сообщила ему это? Или если он сам все узнал, случайно прочитав эти письма? Ведь у нас есть только его слово, что он не знает, о чем собиралась рассказать Юджиния.
— Согласен, — кивнул Линли. — Но вы же не думаете, будто она хотела рассказать майору об Уэбберли. Это старинная история.
— Нет, если они возобновили свой роман. Нет, если они никогда не прерывали отношения. Нет, если они встречались все это время… например, в пабах и гостиницах. Нам обязательно нужно проработать такую версию. Или ее уже «проработали». Только проработали совсем не так, как планировали наши главные действующие лица — миссис Дэвис и Уэбберли.
— Мне это кажется маловероятным, — сказал Линли. — И по-моему, совсем не случайно Юджиния Дэвис убита почти сразу после того, как на свободу вышла Катя Вольф.
— Так вы сели на эту лошадь? — фыркнула Хейверс. — Это тупик. Поверьте моему слову.
— Пока я не сел ни на одну лошадь, — ответил Линли. — Для этого еще рановато. И я советую вам взять мой пример на вооружение и с большей осторожностью выдвигать предположения относительно майора Уайли. Ни в коем случае не следует зацикливаться на какой-то одной идее, поворачиваясь спиной ко всем остальным, — это никуда нас не приведет.
— А разве вы сами не так поступаете? Разве вы не решили для себя, что письма от Уэбберли не имеют отношения к делу?
— Я решил только одно, Барбара: что свое мнение я хочу составить, основываясь на фактах. Фактов в нашем распоряжении не много. И до тех пор, пока их не станет больше, мы можем служить делу правосудия — и придерживаться здравого смысла — только тем, что будем держать глаза открытыми, а суждения — на привязи. Вы не согласны?
Хейверс вскипела.
— Только послушайте его! Черт возьми! Ненавижу, когда вы начинаете морализировать.
Линли улыбнулся.
— Неужели? Я морализировал? Надеюсь, это не побудит вас к насилию.
— Только к курению, — сообщила ему Хейверс.
— Что гораздо страшнее, — вздохнул Линли.
Гидеон
8 октября
Прошлой ночью мне приснилась она. Или кто-то похожий на нее. Но происходило все в каком-то несуразном месте: я еду на поезде «Евростар» под Ла-Маншем. Ощущение было такое, будто спускаешься в шахту.
В поезде со мной все: папа, Рафаэль, бабушка и дедушка и кто-то еще, смутный и безликий, в ком я узнаю мать. Она тоже там, девушка из Германии, такая же, как на снимке в газете. И еще Сара Джейн Беккет с корзинкой для пикника, из которой она вытаскивает не еду, а младенца. Она предлагает его каждому из нас по очереди, как тарелку с сэндвичами, но все отказываются. «Детей не едят», — назидательно произносит дедушка.
За окнами тьма. Кто-то говорит: «Ах да, мы же едем под водой».
И тогда это происходит.
Стены туннеля рушатся. Отовсюду хлещет вода. Она не черная, как сам туннель, а как на дне неглубокой реки: даже если нырнешь глубоко, сквозь толщу воды все равно видно солнце.
Внезапно, как часто бывает во снах, все меняется, и вот мы уже не в поезде. Вагон исчез, мы каким-то образом очутились на берегу озера. На одеяле стоит все та же корзинка для пикника, я хочу открыть ее, потому что умираю от голода. Но у меня не получается расстегнуть кожаные ремни на крышке корзины, и, хотя я прошу взрослых помочь мне, никто не обращает на меня внимания. Они не слышат меня.
А не слышат они меня потому, что все вскочили на ноги, куда-то показывают, плачут и кричат, что лодка отплывает от берега. И я вдруг различаю, чье имя они выкрикивают. Это имя моей сестры. Кто-то
