— Тоже фирма?
— Видимо, да. Только не знаю какая. И банк тоже не знает. Они не вправе задавать подобные вопросы и тэ дэ, и тэ пэ. Однако похоже… короче, ты понимаешь, на что это похоже: такие вещи всегда вызывают у американского правительства зверский аппетит.
Сент-Джеймс изучал рисунок ковра у себя под ногами. Он вспомнил о Рут Бруар, лишь когда поднял глаза и увидел ее рядом. Лицо ее было серьезно, но больше он ничего на нем не прочел.
Он повесил трубку после того, как Линли заверил его в том, что нужные колеса уже вертятся и в фирму «Валера и сын» уже дозваниваются, однако предупредил, чтобы Сент-Джеймс не слишком рассчитывал на помощь из-за океана.
— Если наше дело таково, каким кажется, то мы упремся в стену, не заручившись мощной поддержкой с той стороны. Кого-нибудь вроде Международной налоговой службы, ФБР, полиции Нью- Йорка.
— Да уж, они помогут, — кисло заметил Сент-Джеймс,
Линли усмехнулся.
— Я буду на связи.
И повесил трубку.
Поговорив с Линли, Сент-Джеймс на минуту задумался, стараясь понять, что же он узнал. Он сравнил новую информанию с тем, что ему было известно, и выводы, к которым он пришел, совсем ему не понравились.
— В чем дело? — наконец не выдержала Рут Бруар.
Он пошевелился.
— Я вот подумал, а не сохранилась ли у вас упаковка, в которой прибыли из Америки чертежи музея, мисс Бруар?
Когда Дебора вышла из кустарника, то не сразу разглядела мужа. Смеркалось, к тому же она задумалась о том, что видела в доисторическом кургане, который показал ей Пол Филдер. Более того, она размышляла о том, откуда мальчик знает код и почему он так упорно загораживал его спиной от ее взгляда.
Поэтому она заметила Саймона лишь тогда, когда почти уткнулась в него носом. С граблями в руках он ворошил что-то у трех пристроек, ближайших к большому дому. Рылся он в мусоре, вывалив для этого на землю содержимое четырех контейнеров.
Когда она окликнула его, он замер.
— Решил сменить профессию? — спросила она.
— А что, это мысль, — улыбнулся он. — Только я бы специализировался на мусоре поп-звезд и политиков. Что ты выяснила?
— Все, что ты хотел знать, и даже больше.
— Пол рассказал тебе про картину? Молодец, дорогая.
— Я бы не стала утверждать, что Пол вообще умеет говорить, — отметила она. — Зато он показал мне место, где нашел картину, правда, я сначала подумала, что он хочет меня там запереть.
И она рассказала про курган, про то, где он находится, и как запирается дверь, и что хранится в двух его камерах из камня.
— Презервативы, складная кровать, — закончила она. — Понятно, зачем Ги Бруар ходил туда, Саймон. Хотя, честно говоря, мне не ясно одно, почему он не крутил свои амуры в доме.
— Там ведь почти всегда была его сестра, — напомнил ей Сент-Джеймс- А поскольку амуры он крутил с подростком…
— С двумя, если Пол Филдер был одним из них. Полагаю, так оно и было. Гадость какая, правда?
Она оглянулась на кустарник, лужайку, тропу, ведущую через рощу.
— Да уж, — констатировала она, — можешь мне поверить, глаза они никому не мозолили. Чтобы найти этот дольмен, надо точно знать дорогу.
— А он показал тебе где?
— Где он нашел картину?
Саймон кивнул, и Дебора объяснила.
Ее муж слушал, опираясь на грабли, словно отдыхающий фермер. Когда она закончила свое описание алтарного камня и трещины за ним, он уточнил, находится ли трещина в полу или нет, и, услышав утвердительный ответ, покачал головой.
— Этого не может быть, Дебора. Картина стоит целое состояние.
И рассказал ей все, что узнал от Кевина Даффи.
— И Бруар наверняка знал это, — закончил он.
— Знал, что это де Хоох? Но откуда? Ведь картина хранилась в их семье десятилетиями, она передавалась от отца к сыну как семейное достояние. Откуда ему было знать? Ты бы на его месте знал?
— Нет. Но он не мог не знать, сколько он отдал, чтобы вернуть ее, а сумма была в районе двух миллионов фунтов. Никогда не поверю, что, потратив столько денег и пойдя на такие жертвы, он хотя бы на пять минут оставил ее внутри холма.
— Но ведь он запирается!
— Дело не в этом, дорогая. Речь идет о полотне семнадцатого века. Он не оставил бы его в тайнике, где ему могли повредить холод или сырость.
— Значит, по-твоему, Пол лжет?
— Я ничего такого не говорил. Я только выразил сомнение в том, что Бруар оставил картину в доисторическом холме. Если он и впрямь хотел припрятать ее до дня рождения своей сестры, как она утверждает, то нашел бы дюжину мест в собственном доме, где это можно было сделать, не подвергая картину опасности.
— Значит, кто-то другой…
— К сожалению, иные версии не имеют смысла.
И он снова взялся за грабли.
— Что же ты тогда ищешь?
Она услышала дрожь в своем голосе, и по тому, как он взглянул на нее потемневшими от тревоги глазами, поняла, что он тоже это заметил.
— То, в чем она попала на Гернси, — ответил он.
Он продолжал разгребать мусор до тех пор, пока не обнаружил то, что ему, по-видимому, было нужно. Это оказалась трубка тридцати шести дюймов в длину и восьми дюймов в диаметре. Оба ее конца закрывали металлические окружности, которые плотно надвигались на края трубки и надежно смыкались вокруг них.
Саймон выкатил ее из мусора и неуклюже наклонился. Когда он повернул находку набок, на ней обнаружился длинный надрез. Он превратился в настоящую дырку с оборванными краями там, где кто-то сорвал внешнюю оболочку трубки, открыв внутреннюю структуру футляра. У них в руках была трубка с потайной вставкой внутри, и не надо было быть Эйнштейном, чтобы понять, для чего использовался этот тайник.
— Ага, — выдохнул Саймон и поглядел на Дебору.
Она знала, что у него на уме, потому что те же мысли роились у нее в голове, хотя ей не хотелось об этом думать.
— Можно, я взгляну?
Она взяла трубку у него из рук, радуясь, что он отдал ее без комментариев.
Осмотрев футляр, Дебора убедилась в самом главном: попасть во внутренний отдел можно было только через внешнюю оболочку. Металлические кольца с обеих сторон были приделаны так крепко, что сорвать их означало бы полностью испортить футляр и его содержимое. Кроме того, любой, будь то получатель груза или таможенный чиновник, взглянув на футляр, сразу понял бы, что с ним что-то делали. Однако на кольцах не было ни царапины. Дебора сказала об этом мужу.
— Я вижу, — ответил он. — А ты поняла, что это значит, или нет?
