Он вздрогнул, как-то весь сгорбился в седле.

Простите, Хранительница. Это не было проявлением неуважения. Просто для вас разговор был очень болезненным. Я не мог больше терпеть.

Я пренебрежительно дёрнула плечами и вонзила каблуки в бока кобылы. Та, точно поняв, что шутить сейчас не стоит, резво бросилась вперёд, вынеся меня в самое начало нашей маленькой колонны.

Дельвар был прав. Слишком больно. Нельзя позволять себе так расклеиваться. Видит Ауте, я и без того сейчас не в форме. Мягко говоря.

Я расслабилась, позволив своей скотинке брести самостоятельно. Поглубже натянула отороченный мехом капюшон, спрятала руки в варежках. Надо было о многом подумать.

Посмотрела на Нефрит. Маленькая арр-леди, так небрежно распоряжавшаяся такой большой Ойкуменой. Мудрая, гордая и своевластная. Такая, какой, по идее, и должна быть истинная эль-ин. И как её угораздило родиться среди людей?

Что же она там говорила? Люди видят лишь то, что они хотят увидеть. Или тех, кого хотят увидеть. Это я знала давно. Но я — совершенно другое. Я — это я. И потому непознаваема по определению. Что бы они там себе ни напридумывали, моей сути это не отражает.

Или?

Вене. Я становлюсь тем, кем желаю быть. Или тем, кого желают во мне видеть другие? Насколько неосознанные проекции смертных могут влиять на мои изменения?

Вер… А ведь с тобой не всё так просто, юный оборотень. Тогда, в лесу ты увидел не просто самку одного с тобой биологического вида. Как он сказал? Отражение. Да. Но будем смотреть реальности в глаза: не просто отражение. На какой-то миг я стала его… Его судьбой, его сутью, его Анимой, как сказала бы, наверно, Нефрит. Самое страшное и самое прекрасное. Вдохновение и погибель. Ауте, когда я успела так крупно влипнуть?

Одна мысль, что я, пусть и нечаянно, умудрилась стать чьей-то душой, заставила меня почувствовать мерзкий холод где-то в желудке. И почти физическую боль. Конечно, эль-ин и люди под понятием «душа» понимают вещи настолько различные… Ах, дерьмо!…

Меня начало подташнивать. Голова болела, а снег всё сыпался и сыпался в призрачном горном свете. Лошади осторожно постукивали копытами по ненадёжному льду крутых троп.

А Аррек? Что он во мне видит? Когда-то Аррек арр-Вуэйн казался мне безупречным человеком, воплощением самой сути дарай-князя. Потом… Потом пришло понимание, что ни одно человеческое существо, наделённое такой безумной силой и несущее столь неподъёмную ношу, просто не могло остаться нормальным. Ольгрейн и Лаара, его близкие генетические родственнички, тому блестящий пример. Аррек был, наверно, столь же сумасшедшим, как и они, но в своём собственном, неподражаемом стиле. Я так и не научилась читать его душу, но в одном была уверена точно: здесь всё сложнее. Для собственного консорта я была чем-то иным, нежели простым воплощением его тайных страхов и желаний. Искуплением? Поводом убежать от Эйхаррона? От себя самого?

Чем? Это было совершенно вне моего понимания.

Ну ладно. Допустим, в последнее время, общаясь со смертными, я систематически загоняла себя в некую модель существования, осознание которой, кажется, тоже было выше скромных способностей моего разума. А как насчёт эль-ин? Родителей? Насколько я была их отражением? Аррек как-то выдвинул подобную теорию и был жестоко осмеян. Эль-ин по-другому строят свои личности, у нас другие механизмы самоосознания… или, точнее, их отсутствие. И всё же, всё же…

Мама, папа. Раниэль-Атеро. Кем я хочу быть, кем я быть боюсь? Заколдованный круг. От всего этого голова уже не просто болела, она болела зверски.

А если пойти дальше? Эль. Великая Богиня, коллективный разум, моя насмешливая подруга. Чьей тенью является она? Кроме народа эль-ин, конечно. Архетипы, значит. Хм…

Я встрепенулась, не без удивления оглядываясь вокруг. Лучше б я этого не делала. Мы пробирались по какой-то совершенно невообразимой тропке над настоящей бездной, причём лошади при этом демонстрировали едва ли не обезьянью гибкость и почти кошачье искусство прыжков и цепляния. Я судорожно впилась руками в седло, прилагая героические усилия, чтобы не сжать колени. Не хватало ещё пофыркивающей подо мной твари именно в этот момент вспомнить, что у неё есть характер и что седоков со спины приличным кобылам положено сбрасывать с максимально возможной высоты. Не то чтобы такой полёт мне бы повредил, но крылья раскрывать действительно не хотелось.

Наконец мы выбрались на более спокойный участок — похоже, какой-то перевал. Лошади пошли веселее, стало возможным ехать по двое и даже по трое. Я чуть натянула поводья, почти вежливо попросив так хорошо показавшую себя тварь поравняться с Нефрит.

Арр-леди, кажется, нервничала чуть больше, чем я. Ну разумеется, люди, по крайней мере в большинстве своём, не очень привычны к высоте. Особенно когда внизу — отвесные склоны и очень негостеприимного вида острые скалы.

— Леди Нефрит?

Она повернулась с выражением светской вежливости.

— Да?

— Вы не против, если я задам вопрос?

Кажется, она была заинтригована. То, что я спросила разрешение, подразумевало, что на вопрос просят ответить, не интересуясь (по крайней мере, вслух), чем он вызван. Арр-леди едва заметно наклонила голову: согласна.

— Вы, похоже, в своё время серьёзно интересовались символами. И тем, что вы называете архетипами. Вам говорит что-нибудь образ старухи? Древней такой, жутко уродливой. С молодыми глазами. Она пела над костями, и кости оживали, и пустота наполнялась смыслом. Жизнью. — Я говорила, вспоминая, и широко открытыми глазами смотрела в бездну, видя то, чего никогда не было и никогда не будет.

Надо отдать женщине должное, прежде чем начать гадать, откуда у меня взялся такой вопрос и к чему он ведёт, она честно попыталась обдумать его суть. Тонкая, едва заметная морщинка пролегла между бровями.

— Подобные фигуры встречаются в сказках. Но если говорить о древнем психоаналитическом толковании символов… тут может быть несколько вариантов.

— Меня не интересует классическое толкование. Только ваше мнение.

— Моё… мнение. Ну что же, — Она тоже уставилась в никуда, странная и ставшая вдруг необыкновенно далёкой. — Старуха — один из самых широко распространённых олицетворений архетипа. Есть ещё Великие Мать и Отец, Божественное Дитя, Плут, Чародейка (Чародей), Девушка и Юноша, Воин (Воительница) и Дурак (Дурочка). И другие.

— Чувствуется связь со сказками. И с тем, что так гордо называют фэнтези.

— Точно. Но то, что вы описали, больше всего напоминает… Гм. Про себя я привыкла её звать La Que Sabe, Та, Что Знает. Образ, встречающийся в бесконечно большом количестве культур, обычно в той или иной форме является воплощением цикла Жизнь — Смерть — Жизнь. Материнство. Вы должны понимать, что я хочу сказать.

О да. Я понимала. Ребёнок как связующее звено между жизнью и смертью. Ещё бы мне не понять. Привычная боль резанула и затихла. Почти уже привыкла. Почти смирилась.

— Ту.

— Оно самое. Правда, скорее в своём духовном аспекте, нежели в физическом. Жизнь и Смерть духа.

— Ужасно расплывчато.

Она, казалось, не слышала.

— У неё много имён. La Trapera, Собирательница. La Huesera, Костяная Женщина. Na’ashje’ii Asdiaa, Женщина-Паучиха. Мать Дней — Мать-Созидательница-Богиня всех существ и свершений. Мать Нике — повелительница всего тёмного. Дурга — госпожа небес и ветров, а также людских мыслей, из которых возникает реальность. Коатликуэ, которая рождает новую вселенную, коварную и неуправляемую. Геката — старая провидица… Девушка-старуха живёт в каждом из нас. Она в мире духа, в мире между мирами, в Rio Abajo Rio, в реке под рекой. Там, где духи воплощаются в образы. Она стара, старше, чем океаны, её века не счесть, она извечна. — Нефрит чуть вздрогнула, словно очнувшись от странного сна.

Звучало почти как словесный портрет кого-нибудь из древних эль-ин.

— Здорово. Я и половины слов не поняла.

— Простите. Это моё хобби. В некотором роде.

Понятно. Удирает в головоломную философию всякий раз, когда с души начинает воротить от бесконечных интриг и трусливых компромиссов. Знакомо.

— Но почему старуха? — Этот вопрос действительно ставил меня в тупик. Зачем Эль было представать в таком странном обличье?

Арр-леди как-то очень внимательно рассматривала свои ногти. Чувствовалось, что ей до жути хочется спросить, были ли все эти вопросы чисто гипотетическими. Но маленькая женщина не могла не понимать, что ответа не получит.

— Предполагается, что девушка-старуха показывает нам, что означает быть не состарившимися, а умудрёнными.

— Н-не поняла.

Она улыбнулась как-то отстранённо и очень иронично.

— Перед эль-ин такая проблема обычно не стоит. Вам, боюсь, не грозит ни то, ни другое!

— О!

«Вот теперь я окончательно запуталась». Или это было оскорбление?

Нефрит смотрела на меня, чуть склонив голову к плечу, и облако философско-мифических образов и имён окутывало её невидимой фатой. Когда-то я подумала, что эль-ин сочли бы для себя великой честью, выпади этой женщине судьба родиться в одном из наших кланов. Но только сейчас пришло чёткое осознание её… невероятности.

— А при чём здесь кости? — Кажется, мой голос прозвучал почти жалобно.

Она продолжила, говоря напевно и ритмично, точно рассказывая древнюю легенду.

— La Que Sabe собирает кости. Это её работа — вызывать мёртвые и расчленённые части самих себя, мёртвые и расчленённые аспекты самой жизни. Та, что воссоздаёт из того, что умерло, — всегда двойной архетип. Мать Творения — всегда ещё и Мать Смерти, и наоборот. Из-за этой двойной природы и двойной задачи она ставит нас перед необходимостью великого труда: понять, что вокруг нас, подле нас и внутри нас самих должно жить, а что должно умереть. Определить срок того и другого. Позволить умереть тому, что должно умереть, и жить тому, что должно жить. — Её пальцы побелели, вцепившись в поводья, губы сжались. Я отвернулась, почти физически ощущая мужские взгляды, буравящие спину. Даже северд-ин прислушивались — невероятное для них событие.

— А пение?

— Пение над костями. Пение над духом. Над осколками своих снов. — Я вздрогнула.

У нас внутри кости дикой души.

У нас внутри возможность снова облечься в плоть и стать тем существом, которым мы когда-то были.

У нас внутри кости-ключи к тому, чтобы изменить себя и свой мир.

— Я не понимаю.

— Это вне понимания.

У нас внутри дыхание, наши страхи и наши стремления. Они сливаются в песнь, гимн творения, который мы так страстно желаем спеть.

А ещё внутри живёт Старуха, которая соберёт всё это вместе. Она поёт над костями, и, пока она поёт, кости обрастают плотью. Изливая тоску и смех над собранными костями того, чем мы были когда-то, мы «воплощаемся». Встаём на четыре лапы и бьём по бокам хвостом (а глубоко внутри все люди опираются на четыре лапы и имеют хвост, иначе они просто перестают быть людьми). И возрождаемся.

— Красиво…

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату