Рядом с ним на своей лошадке ехал Ю-Лдхат-И. Все еще весьма робкий, но, по крайней мере, уже решавшийся показываться на людях после произошедшего.
— Как же вы на это пошли? — поинтересовался у него иролец. — Все-таки вы нас наняли, чтобы мы охраняли ваш народ, а не спали сутками…
— У меня не было выбора! — развел руками вождь. — Ваша девушка сказала, что взорвет первого, кто попробует вас разбудить. Еще она сказала, что сама сможет справиться с опасностями, если они возникнут. Очень ужасная девушка, вот что я скажу. Вы должны защищать вадразов, а не пугать их. Так нечестно!
Обиженный мужчина тоже отъехал от фургончика.
— Дожили, — раздался за спиной у кузнеца мрачный голос. — Просто здорово! Теперь ОНА нас защищает…
Иролец усмехнулся и откинул челку со лба. Жизнь, похоже, начинала налаживаться…
Следующие дни, от Филары снова не было ни слуху, ни духу — она училась. Большую часть времени девушка и ее наставница проводили в помещении, где она зубрила руны, училась разбирать замысловатые письмена, которыми обычно пишутся заклинания, или черпала из бездонной кладовой знаний старой развратницы иные полезные сведения. Во время остановок они уходили в лес, если имелась такая возможность, или просто отходили подальше от каравана и собирали различные травы. Филара теперь знала, что помогает при лихорадке, а что можно незаметно подсыпать в суп своему врагу, а потом веселиться, глядя на результат. Девушка много практиковалась вдали от глаз друзей и просто вадразов. Она все схватывала на лету, оставляя архаичную сваргу восторженно булькать и гордиться своим педагогическим талантом. Котенок же проводил это время, весело гоняясь за бабочками или мирно посапывая в корзинке с заготовленными лечебными травами. Табор (что бы там ни утверждал Ю-Лдхат-И, табор он и есть табор), между тем быстро приближался к границам Гендевы. Ральдерик никак это не комментировал, однако было видно, что он очень волновался и, возможно, даже готовил объяснительную речь для своего отца.
Так прошла еще одна неделя. Начинался последний месяц осени, однако холодней не становилось. В Ироле уже давно царила слякоть, деревья стояли голые и вообще было крайне неприятно, промозгло и уныло. Здесь же был юг. Поэтому погода напоминала скорее середину сентября, каким он бывал в родных краях Гудрона в наиболее удачные годы. Да и растительность несколько отличалась. Уже на следующий день после памятного нахождения себя в фургончике Ральдерик добился того, чтобы все трое снова ночевали на улице, заявив, что «не потерпит такого унижения», что «всякие там женщины» собираются его защищать. Спорить с ним не стали. Тем более что Филара к тому времени уже полностью погрузилась в обучение и перестала следить за здоровым сном боевых товарищей.
Во время одной из таких «сторожевых» ночей кузнец в одиночестве сидел у костра и думал обо всем, что с ним случилось с того знаменательного момента, как он согласился на абсурдную авантюру Тальры. Да уж, с тех пор прошло много времени… Весьма насыщенного времени, надо сказать. Он поглядел на спавших неподалеку Ральдерика с Дунгафом, вспоминая, как с ними познакомился. Юноша поворошил в догоравшем костре вспыхнувшие алым уголья, подбросил еще поленышко, здраво рассудив, что с огнем сидеть гораздо веселее, и, тяжко вздохнув, стал ждать всеобщего пробуждения и продолжения пути. Неожиданно он почувствовал, как по его спине снизу вверх стал кто-то карабкаться, цепляясь коготками за одежду. У него на плече показалась лапка, потом вторая, потом голова, а потом и весь котенок. Он обвил хвостиком- морковкой лапы и как ни в чем не бывало с самым сознательным видом, уставился на огонь.
— Ты чего не спишь? — шепнул ему иролец. — Ты знаешь, который час? Не знаешь? Так вот, сейчас то время, когда все нормальные дети должны мирно спать.
Шун посмотрел на него, как на идиота. Однако потом все же широко зевнул и вальяжно развалился на том же месте. Гудрон фыркнул.
— Ты хоть себе представляешь, что начнется, если Филара проснется и не найдет тебя рядом? — избрал другую тактику кузнец.
Общество котенка ему нравилось, но о чем-то с ним ведь нужно было разговаривать — иначе какой смысл сидеть вдвоем ночью у костра? Это была единственная тема, которая пришла ему в голову.
— И Ральдерику опять достанется, — продолжил он, вздыхая. — Он, наверное, до сих пор на нее за прошлый раз дуется…
Зверь принялся оглушительно мурчать, приятно грея плечо своей тушкой. Иролец осторожно прижался к нему щекой. Так они сидели еще какое-то время.
— Больше тебя никто не обидит, — неожиданно для самого себя сказал вдруг котенку парень. — Слышишь? Мы этого не допустим. Больше ты не умрешь…
— Интересно, в который раз он это уже слышит? — раздался мрачный голос.
К костру подошел незаметно проснувшийся Ральдерик и сел рядом с ирольцем, протягивая руки к пламени. Герцог с насмешкой окинул взглядом царившую между животным и человеком идиллию и хмыкнул. Зверь перестал мурчать, поднял голову и неуклюже спрыгнул на землю.
— Сейчас он такой легкий, воздушный, эфирный можно сказать, — гендевец подкинул в костер еще бревно. — Трогательный и беззащитный. А вот пройдет чуть больше года, и будет носиться по всему дому, как слон, портить мебель, раскачиваться на люстре и свечками кидаться.
Кузнец резко повернулся и пристально посмотрел на хранившего невозмутимость друга.
— Ты думаешь? — спросил он наконец.
— Да, кошки быстро растут…
— Нет. Я про «свечками кидаться»… Ты тоже считаешь, что это он?..
Ральдерик усмехнулся и тряхнул головой.
— А у тебя еще есть какие-то сомнения? Ты эти глаза наглющие хоть раз видел? Нет. Ну ты только посмотри на него! Посмотри, посмотри, — герцог указал взглядом куда-то вниз.
Гудрон послушно опустил взор. Котенок с упоением и полной самоотдачей драл когтями сапоги воина.
— Все еще не веришь? — хмыкнул тот. — Ну просто ВЫЛИТЫЙ Шун! Я бы сказал одно лицо. Вернее морда. Во-во… Погляди, что делает… Вот паршивец! Ну да, правильно, обувь ведь мне не нужна. Я и так походить могу…
— Ну да, похож, — улыбнулся иролец, оттаскивая зверя от несчастных сапог.
— А если серьезно, — дворянин сложил руки перед собой, опираясь локтями о колени, — я разговаривал об этом с Дунгафом. Он говорит, что теоретически это возможно. При условии, если взять за истину тот факт, что у кошек по девять жизней… И если он в свое время не растратил их все на всякую ерунду и не жил в девятый раз, когда мы с ним познакомились… То все может быть. Хотя, насколько я его знаю, он к тому времени легко мог успеть умереть тупейшим образом все восемь запасных раз. С его-то мозгами… Вернее — их отсутствием… Ты чего лыбишься?
— Да нет, ничего, — иролец счастливо покачал головой. — Просто я рад, что ты вернулся…
Герцог подозрительно на него посмотрел и на всякий случай немного отодвинулся.
— Ты это о чем? — удивленно повел он плечом. — Я никуда не уходил. Все-таки надо было тебе действительно в фургончике спать. Боюсь, ты слишком слаб телом и волей, чтоб переносить тяжелые ночи в дозоре… Так что иди спи. Я сам посторожу. Не выйдет из тебя великого война… Ну, чего ты снова улыбаешься?!
— Я же говорю, ничего особенного…
— Вот и не улыбайся. Ты странный какой-то сегодня…
— Да вы дадите мне поспать или нет?! — донесся до них приглушенный, но все же отчаянный, гномий вопль. — Не хотите спать, так не спите! А если так приспичило поговорить, идите куда-нибудь в другое место или голос сбавьте!
Сердитое ворчание заглохло и сменилось заливистым храпом. Друзья переглянулись.
— Так что все может быть, — шепотом завершил свою мысль Ральдерик.
Гудрону потребовалась пара секунд, чтоб сообразить, что герцог снова вернулся к разговору о котенке.
— Ну да… Ну да… — неопределенно буркнул он. — Только, думаю, мы вряд ли когда-нибудь это узнаем наверняка…
