Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

собственности. Таким образом, они тратили значительную часть своего времени на то, чтобы добраться до своих земель и распорядиться их использованием. Но их могли заменить управляющие — кальпишки; некоторые из них были достойными доверия рабами, которым удавалось обогатиться и зачастую стать свободными.

Надо понимать, что «дом» ацтекского вельможи с землями и лесами, озерами и реками, домашними мастерскими, где множество женщин пряли и ткали, ремесленниками, состоящими при особе хозяина, образовывал важную и частично автономную экономическую единицу, производившую пищу и одежду. С другой стороны, нет сомнений в том, что нескончаемые войны и увеличивающееся бремя административных обязанностей позволяли высшим чиновникам осуществлять лишь общий надзор за управлением делами. Помещик все больше превращался в чиновника, судью, придворного, государственного деятеля, а основную работу по ведению дел в имении выполняли управляющие.

В самом деле, правящий класс был всё более поглощен государственными делами, «руководством» — тлатокайотль. В первую очередь — войной, к которой с самого детства готовились все юноши, желающие подняться рангом выше и стать текиуаке, а по возможности достичь и высших чинов. Затем шли многочисленные государственные должности, большие и маленькие, требовавшие от исполнявших их расторопности, неподкупности и серьезного отношения к делу: ачкакаутин — полиция, которая должна была приводить в исполнение решения судов; судьи, заседавшие с рассвета вплоть до двух предзакатных часов, прерываясь лишь на легкий обед и непродолжительный отдых, и рисковавшие жизнью в случае уличения во взяточничестве; сборщики налогов, вынужденные совершать утомительные и опасные путешествия — их карали смертью в случае присвоения части дани; послы, отправлявшиеся в дальние города, чтобы передать ультиматум императора, и зачастую с большим трудом остававшиеся в живых. Все они и многие другие, например наставники, руководившие воспитанием юношей в квартальных школах, отдавали государственной службе всё свое время и все свои силы.

Мексиканцы высоко ставили государственную службу и сопряженную с ней власть: разве самый большой вельможа не должен подчиниться приказаниям простого гонца, сообщившего постановление суда? В то же время нравы и законы были страшно суровыми: горе пьющему или снисходительному судье, горе бесчестному чиновнику! Всегда приводили в пример решение правителя Тескоко, который, узнав, что один из его судей неправедно решил дело в пользу знатного человека в ущерб масеуалли, велел повесить несправедливого магистрата. Велика была власть чиновников, но не менее велик груз их обязанностей.

Чем выше человек поднимался по социальной лестнице, тем в меньшей степени он располагал своим временем. Конкистадоры рассказывают о том, что во дворце Мотекусомы беспрестанно кишела толпа чиновников и воинов, проводивших там целый день. И что сказать об общих заседаниях, которые называли наппуальтлатолли («речь восьмидесяти дней»), в течение которых, раз в четыре месяца по индейскому календарю, в течение нескольких дней, заседая с рассвета до ночи, «закрывали» все нерешенные дела, как политические, так и судебные?

Что сказать о советах (Тлатокан в Мехико или четыре больших совета в Тескоко) — настоящем испытании на выносливость, судя по сохранившимся рассказам, — на которых следовали одна за другой бесчисленные речи, составленные в вычурных выражениях, изобилующие традиционными метафорами? Общественная жизнь, которой по определению посвящала себя мексиканская элита, накладывала на нее тяжелые обязанности и поглощала львиную долю ее деятельности.

Что касается жрецов, которые вместе с гражданскими и военными чиновниками составляли немалую часть этой элиты, то они вообще себе не принадлежали, поскольку их служение богам не прекращалось ни днем ни ночью, и они подвергали себя жесточайшей каре, если не исполняли своих обетов. Десятое распоряжение Несауалькойотля устанавливало смертную казнь для жреца-сластолюбца или пьяницы. Заметим попутно, что наказание было тем суровее, чем более высокий пост занимал провинившийся: простолюдина, застигнутого пьяным в общественном месте, только сурово отчитывали и обривали наголо, чтобы покрыть его позором; знатного человека карали смертью. Такое же наказание грозило знатному человеку, обокравшему своего отца, тогда как масеуалли, повинный в том же преступлении, «отделывался» рабством. Обязанности, ответственность и риск увеличивались по мере возрастания могущества и богатства.

Мы уже неоднократно упоминали о судьях и судах. Дело в том, что правосудие и тяжбы занимали большое место в повседневной жизни. Индейцы, склонные к сутяжничеству, не оставляли судей без дела. В провинциальных городах или селениях заседали суды первой инстанции, которые выносили решения по маловажным делам. Выше них стояли судьи из Мехико и Тескоко, рассматривавшие дела из регионов, уроженцами которых они являлись.

Двенадцать судей составляли апелляционный суд (дела со всей империи поступали на апелляцию в Тескоко), они собирались каждые двенадцать дней под председательством правителя Тескоко, чтобы разрешить самые сложные дела. Наконец, ни один процесс не мог длиться более восьмидесяти дней, ибо целью общих заседаний было покончить со всеми нерешенными делами.

Чрезвычайно оперативная система! Во время всех судебных процессов судебные приставы составляли «дела», записывая пиктограммами все свидетельские показания и приговоры, которые подлежали немедленному исполнению. Заметим попутно, что в средневековой Мексике не проводили допросов «с пристрастием», а в Европе пытки отменили только в XVIII веке.

Члены правящего класса с головой уходили в работу, поэтому просто становишься в тупик, пытаясь определить, сколько времени им приходилось уделять проведению обрядов и церемоний. Наверное, все в Мехико участвовали в бесчисленных праздниках и сложных ритуалах, которые были с ними связаны, но и тут сановники оказывались впереди.

Жертвоприношения, танцы, песнопения, процессии и шествия не только по городу, но и вокруг всего озера в большинстве случаев требовали их присутствия. Солнечный год подразделялся на 18 месяцев по 20 дней в каждом (плюс пять дополнительных неблагоприятных дней, во время которых всю деятельность сводили к минимуму), и каждому из этих месяцев соответствовала очередная серия церемониальных мероприятий. Некоторые из них требовали огромных усилий от множества людей, проведения большой организационной работы, потребления внушительного количества материальных благ.

Жрецы не совершали обряды в одиночку — наоборот, в зависимости от месяца в них была занята та или иная часть населения: юноши, девушки, воины, сановники, некоторые цехи, например, почтека или ювелиры, а зачастую и весь народ, принимавший в них активное участие.

В первые семь дней месяца, называемого «большой праздник вельмож», император кормил и поил всё население, «дабы явить свою благосклонность к простым людям (масеуальцинтли)». Каждый вечер с заходом солнца начинались песни и пляски в свете факелов и курильниц, «и иногда сам Мотекусома выходил и шел танцевать». Долгими часами женщины и воины, держась за руки, ходили взад-вперед между рядами курильниц и факельщиков; танцы и ритмичные песнопения заканчивались лишь поздно ночью.

На десятый день начиналась серия патетических и жестоких церемониалов, главную роль в которых играла женщина, обряженная и украшенная как богиня молодого маиса Шилонен: ее лицо было раскрашено желтой и красной краской, на голове — убор из перьев кецаля, на шее — ожерелье из бирюзы, с которого свисал золотой диск, она была облачена в покрытые вышивкой одежды и красные сандалии. В руке она держала щит и волшебную трещотку — чикауацтли. В ночь перед жертвоприношением «все бодрствовали, никто не спал, женщины пели гимны Шилонен». А на рассвете дня начинались танцы.

«Все мужчины — военачальники, юноши, молодые воины, чиновники — держали в руках маисовые стебли, которые назывались тотопантли ('птичьи знамена'); женщины тоже танцевали, сопровождая Шилонен». Танцующая и поющая процессия направлялась сначала в сероватом, а потом розовом свете утра к храму Маиса — Синтеопану. Жрицы били в двузвучные барабаны, а жрецы дудели в рога и раковины. Кортеж окружал и нес навстречу судьбе ту, которая несколько часов олицетворяла собой богиню: едва она оказывалась в Синтеопане, как к ней подходил жрец, державший в руке кремневый нож с золотой рукояткой, и обезглавленная Шилонен, умирая, становилась богиней. «Тогда