Пат вспомнила, как Дана всегда прибегала к ней со всеми своими бедами — малыми и большими, а по большей части воображаемыми. Это было еще до того, как в ее жизнь ворвался Шелл Грэммер и разбил ей сердце. Пат вздохнула, и Шелл на мгновение оторвал взгляд от дороги и, саркастически усмехаясь, перевел глаза на девушку.
— Что, наступил на больную мозоль? Этот похоронный вздох означает запоздалое раскаяние?
— Он означает, что ты несешь полную ахинею. Не знаю, может, у тебя такая привычка, но меня это уже начинает утомлять. Посмотри в глаза фактам, Шелл.
— И каковы же они?
Теперь он уже был не столь невозмутим, как раньше. В голосе явственно чувствовались нотки раздражения.
Пат бросила на него быстрый оценивающий взгляд, однако выражение лица Шелла по-прежнему было непроницаемым, и девушка продолжала, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более ровно и бесстрастно:
— Как раз мне-то Дана доверяет. Не бабушке — ту она до смерти боится, и не маме, потому что та сразу начинает переживать. Но мне она рассказывает многое. В частности, она поведала и о том, почему хотела утопиться.
Девушка, услышала, как резко втянул в себя воздух Шелл, — он явно не верил своим ушам. Не обращая внимания, она снова заговорила:
— Дана была по уши влюблена в тебя и считала, что ты ее тоже любишь. Ты всем женщинам говоришь, что начинаешь в них влюбляться? Нашел самый скорый способ затащить их в постель? С Даной у тебя это здорово получилось!
Уловив в собственном голосе нотки горечи и сообразив, как может Шелл истолковать их, Патриция спохватилась и постаралась взять себя в руки. Она приготовилась нанести сокрушительный удар.
— В один прекрасный день, проснувшись и обнаружив, что все первые полосы в газетах пестрят твоими свадебными фотографиями, Дана решила, что ей больше нет смысла жить. Тот факт, что твоя молодая жена ждала ребенка, только усугубил ситуацию. Вот поэтому-то я и хотела тебе отомстить. За свою сестру.
Шелл молчал, и Патриций вдруг стало страшно, так страшно, что, казалось, даже волосы у нее на затылке зашевелились. Скажи он сейчас, что все это ложь, что он едва знаком с Даной и уж тем более ее не соблазнял, и она, к своему стыду, поверит каждому слову. Теперь ей уже отчаянно хотелось, чтобы ее худшие предположения не оправдались. Ведь в душе девушка прекрасно понимала, что Шелл просто не может быть тем мерзавцем, каким рисовался прежде в ее воображении.
К тому же, при всей своей любви к сестре, Патриция вынуждена была признать, что у Даны всегда была склонность взвинчивать себя по любому пустяку и временами уходить от действительности в воображаемый мир, который она сама себе создавала. Эта ее манера порой даже беспокоила Пат.
Если же все окажется вовсе не так, как описала сестра, то и она, Патриция, сможет наконец разобраться в собственных чувствах. Это было необходимо, ибо только так можно положить конец сумятице в голове, не дававшей последние несколько суток ей спокойно жить. С другой стороны, особого удовольствия это тоже не доставляло, так как девушке совсем не улыбалась перспектива признаться себе в том, что она влюбилась в мужчину, который возненавидел ее и теперь обливал презрением лишь за то, что она посмела всуе упомянуть священное имя его покойной супруги и тем самым осквернила ее память.
Шелл упорно молчал, и атмосфера в машине становилась все более гнетущей. Конечно, может быть, все его внимание было приковано к дороге, но они уже выехали на прямую, где движение было сравнительно свободным, так что опытному водителю не требовалось особой сосредоточенности. А может, он просто пытался осознать то, что она ему только что сообщила, и придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение случившемуся, чтобы выйти сухим из воды...
Однако Шелла, по-видимому, занимали совсем другие мысли. Он вдруг сказал:
— Мы почти в десяти минутах езды от больницы. Нам надо поговорить о том, что ты мне рассказала. Но не сейчас.
11
— Так глупо все получилось. — Глаза Мары Уилл медленно закрылись, ресницы отбрасывали на бледные щеки темные полукружья теней. — Я просто грезила наяву...
Да, грезила наяву и слишком поздно заметила машину, выезжавшую сбоку на узкую улочку. Попытка уйти от столкновения привела к тому, что Мара врезалась в каменную стену. Все это рассказала Патриции Дана.
— Не надо разговаривать, мама. Ты должна как можно больше отдыхать! Вот так, умница...
Дана, смотревшая на сестру глазами, ставшими совсем огромными от пережитого, прошептала:
— Слава Богу, она теперь хоть просто спит! Это был такой ужас, когда мама была без сознания, — мы боялись, что она так и не придет в себя!..
Молодой врач, наблюдавший больную, заверил, что пройдет немного времени, и она поправится. Выслушав это обнадеживающее заявление, Шелл отвел Патрицию в палату к матери и ушел, не сказав ни слова, даже не попрощавшись. Девушке показалось, что он стремился как можно скорее унести ноги из больницы.
Что ж, прощай, сказала про себя Пат, глотая душившие ее слезы гнева. А еще говорил, что они должны обсудить ее обвинения при более подходящем случае. Если бы он действительно собирался это сделать, то наверняка предложил бы встретиться или хотя бы сказал, что свяжется с ней.
Однако Шелл ничего такого не сделал. Он просто испарился. Провалиться ей на месте, если она хоть раз еще с ним увидится, бушевала про себя Пат.
Оказывается, он все-таки именно такой негодяй, каким она его себе представляла до того, как его обаяние и ее не в меру разыгравшиеся гормоны посеяли в ее душе сомнение.
— Может быть, пока она спит, нам лучше уйти? — тихонько предложила Патриция, отметив про себя, что Дана очень бледна, и плечи ее устало поникли.
Ей стало мучительно стыдно за себя. Она настолько поддалась обаянию этого гнусного типа, что почти поверила, что он неспособен на подлость, а Дана, ее любимая сестренка, просто все придумала! Как она только могла!..
— У тебя был тяжелый день, ты переволновалась, — продолжала Пат. — И потом, здесь мы уже ничем помочь не можем. Сон для мамы сейчас — самое лучшее лекарство. Придем сюда утром.
Глаза девушки жгли слезы. Прикованная к больничной койке, мать казалась ей маленькой, хрупкой, беззащитной. Но она поправится, а это было самое главное.
— Бабушка приезжала в больницу? — спросила Пат, когда они на цыпочках вышли из палаты.
Дана покачала головой:
— Нет. По-моему, для нее это было бы слишком — дорога и потом это ужасное ожидание. Со мной все время был Джеф, то есть, пока мама не пришла в себя. И, слава Богу, потому что иначе я бы тоже не выдержала. Одной бы мне просто не справиться. Джеф уехал, как только узнал, что с мамой все будет хорошо, — ему ведь надо кормить собак и выводить их на прогулку. Но он все время держал бабушку в курсе, а она позвонила тебе. Ты на машине?
Пат покачала головой. Джеффри Данкер, старший садовник на вилле ее бабки, похоже, имел счастливое свойство оказываться под рукой в тяжелой ситуации и приходить на помощь, одобрительно подумала она. Но тут Дана снова заговорила, и краска, выступившая на ее щеках, заставила Пат подозрительно прищуриться.
— Тогда поедем с нами, — предложила ее сестра, бросив взгляд на часы. — Джеф сказал, что заедет за мной в восемь, это уже совсем скоро. Пойдем подождем на стоянке?
— Этот молодой человек заслуживает повышения зарплаты, — сухо заметила Пат, когда они вышли из больницы. — Тебе надо бы самой научиться водить машину, Дана.
— Я знаю. Джеф обещал научить.
