Натянутый лук

неорганизованно остановилась, вздрогнув, как телега, налетевшая на пень. Кто-то крикнул ему «Проваливай!» или что-то в этом роде. «Это я! — проорал он в ответ. — Магистр Джуифрез. Остановиться и построиться! Смирно!»

Почему-то у него возникло впечатление, что солдаты не особенно обрадовались встрече с командиром. Они стояли на месте, по-прежнему угрожающе держа алебарды наперевес, словно Джуифрез был эскадроном тяжелой конницы, несущимся на них со всех сторон.

— Стой, кто идет? — нервно крикнул кто-то. — Подойди и назовись.

— О, ради… — проговорил Джуифрез. — Это я, магистр Джуифрез. Вы что, не узнаете?

— Сэр! — Человек, угрожавший ему, вытянулся в струнку и — отдал честь.

— Пропусти меня, — прорычал Джуифрез и, оттолкнув солдата плечом, подошел к строю. — Направо, — скомандовал он, — за мной! Марш! И, черт возьми, не отставайте.

Как тут же выяснилось, он скорее стал помехой, нежели помощником. Теперь, когда появился офицер, солдаты немедленно прекратили все попытки самостоятельно выбирать путь и двинулись по последней прямой линии, по которой шли, прежде чем услышали команду. Разумеется, так оно и должно быть в соответствии со строевой подготовкой и уставами; но Джуифрез видел не больше, чем кто-нибудь другой, и мысль, будто он начнет отдавать ясные, четкие и своевременные команды дюжине солдат, половина из которых пятились задом наперед, была явно абсурдной.

Действительно ли нужно так толпиться? — подумал Джуифрез. — Нас никто не атаковал. Почему бы не построиться в колонну и просто не уйти отсюда?

Еще одна группа людей выступила из тумана и почти налетела на них, прежде чем кто-либо смог сообразить, что происходит. Встреча была настолько неожиданной, что ни один солдат даже не успел поднять алебарду; и хорошо, поскольку оба отряда были вооружены алебардами…

Наши, — с удивлением осознал Джуифрез.

— Все в порядке, — крикнул он, прежде чем кто-нибудь успел получить ранение. — Это мы. Шастел. Все в порядке.

Откуда-то из середины другого отряда донесся голос, который Джуифрез узнал: один из сержантов отдавал команды.

— Конорт! — заорал Джуифрез. — Это я, Джуифрез.

— Сэр! — рявкнул в ответ сержант.

Джуифрез на мгновение закрыл глаза; он с ужасом понял, что охватившее его чувство было облегчением, связанным с концом невыразимого страха, в котором он не позволял самому себе сознаваться. Я был в ужасе; а сейчас нашел еще солдат и опытного унтер-офицера, так что теперь, видимо, все будет хорошо.

— Сержант, постройте людей в колонну. Сколько с вами? — Оказалось, что Конорт собрал большую часть второго взвода; теперь их было около пятидесяти, достаточно большой отряд, чтобы справиться с любыми неожиданностями.

— Хорошо, — сказал Джуифрез, — надо разыскать остальных наших и уходить отсюда. Противник не желает здесь драться, и мы тоже. Сержант, постройте людей в колонну по двое. Мы накроем эту деревню, как стаю куропаток.

В первый раз сержант понял, о чем говорит его командир; он был сыном фермера и не раз охотился на куропаток с помощью длинной сети. Конорт усмехнулся в знак того, что понял приказ, и несколькими отрывистыми командами поставил людей в две шеренги (Почему у меня так не получается? — спросил себя Джуифрез), необходимые для маневра, который состоял в том, чтобы прочесать деревню по спирали. По мере продвижения они подберут своих людей и будут гнать жителей деревни и врагов перед собой, покуда те не окажутся в воображаемой сети посреди деревни. Если у них есть хоть капля мозгов, они сдадутся без боя, а потом всем можно будет разойтись по домам.

В сущности, это блестящий маневр, думал Джуифрез по мере того, как строй продвигался вперед. Может, он, в конце концов, не такой уж и профан в этом деле. Казалось, что все идет прекрасно: они двигались медленно и уверенно, сержант через правильные интервалы покрикивал, а фланговые откликались, чтобы удостовериться, что строй остается ровным и неразорванным. Похоже на ловлю куропаток, а точнее, из-за опасности, на травлю вепря. Да, вот отличное сравнение. Когда гонишь дикого кабана через густой лес, то испытываешь то самое чувство контролируемого волнения, которое возникает в результате уверенности: если все сделаешь правильно, то с тобой ничего не случится; и это заставляет тебя сосредоточиться, а не паниковать (потому что ты, разумеется, знаешь, что надо делать; если человек не знает, что следует делать, его никогда не поставят загонщиком; любой чертов дурак способен играть в солдатики, а гнать вепря — дело серьезное).

Когда кто-нибудь возникал впереди перед строем, сержант кричал: «Стой, кто идет? Подойди и назовись». Свои солдаты в ответ называли имя, звание и номер; у врагов было предостаточно времени, чтобы убежать, чего они и хотели; позже еще будет возможность разобраться с ними, когда они все попадут в сеть. Довольно скоро рейдеры восстановили свою численность на две трети. Пока они все делают правильно и уверенно, держат строй, сохраняют спокойствие, дело будет идти отлично. Все будет хорошо.

И тут прямо перед ними из тумана появилась шеренга людей, и кто-то что-то крикнул. Магистр Джуифрез нахмурился — он не понял, что это означает, — стрела вонзилась в солдата, шедшего рядом, и тот остановился как вкопанный. Другая стрела попала Джуифрезу в правую сторону груди, прямо между подмышкой и ключицей; он ощутил сильный толчок, но никакой боли не почувствовал, если не считать, что все силы сразу же оставили его, словно вода, вытекшая из продырявленного ведра. Сержант Конорт орал какие-то команды — правый фланг оружие к бою готовь! — но вдруг умолк, и в этот момент Джуифрез сообразил, что они не более чем в тридцати ярдах от двух взводов лучников, которые намереваются оказать сопротивление. Черт, и что теперь делать? Укрыться? Никакого укрытия нет, здесь оставаться нельзя, двигаться можно только туда. «Передняя шеренга — оружие к бою, по двое вперед марш!» — орал кто-то. Джуифрез увидел, как солдаты по обе стороны от него кинулись вперед, почувствовал, как кто-то давит на него и толкает в спину.

Полагаю, мне тоже было бы лучше бежать, хотя меня могли бы от этого и освободить, ведь я, в конце концов, ранен. Да, в этом-то все дело. Интересно, насколько тяжело? Болит не сильно, но очень хочется упасть. Впрочем, лучше не надо; не сейчас.

Он поковылял вперед к смутному строю перед ним, понимая, что пятится назад и стрелы свистят вокруг.

Еще немного, всего несколько ярдов, и мы опрокинем их, они не устоят, они дрогнут и побегут.

Магистр Джуифрез сделал еще шаг и увидел, что земля мчится прямо на него, почувствовал, как чей-то сапог впился ему в ребра, и острую боль, когда стрела повернулась в ране при падении. Потом на него свалилось что-то тяжелое, выдавив весь воздух из легких. Оно дергалось и пихалось (по-видимому, умирающий солдат), но он не мог пошевелиться, чтобы скинуть его с себя. Джуифрез не имел понятия о том, что творится. Вероятно, теперь это несущественно. Ну, вот и все. Ладно.

Насколько Джуифрез понимал, он так ни разу и не потерял сознания. Он просто лежал неподвижно, прикрыв глаза, не обращая внимания на звуки вокруг, думая о разном. С его стороны это был чистый прагматизм: если он не пытался сосредоточиться, а позволял мыслям течь и туманиться, то рана не болела. Разумеется, она никуда не делась; земля представлялась ему матрасом, утыканным гвоздями, и когда он лежал совершенно расслабившись и спокойно, гвозди не впивались в тело. Сначала он старался дышать, намеренно наполняя и опустошая легкие, но это стало причинять слишком сильную боль. Смерть, размышлял он, совершенно естественная вещь. Бояться нечего. Скорее всего, если она придет, будет лучше.

Тут что-то опустилось ему на грудь, и хрупкое перемирие с болью было нарушено. Теперь страшно болело повсюду, и ему это не нравилось. Какой-то мерзавец наступил на него, решил он и в первый раз разозлился. Джуифрез открыл глаза и увидел, что над ним стоят двое и глядят на него почти с комическим ужасом; потом они нагнулись, схватили его, подняли — ах, черт, больно, отпустите меня! — и поволокли, словно большой мешок шерсти. Он пытался протестовать, но из этого ничего не