отказывались выставить свою кандидатуру.
Когда очередь дошла до А. Д. Самарина, то сразу раздались крики: 'Просим, просим'. Почти все дворяне поднялись с мест и огласили зал рукоплесканиями. А. Д. Самарин низко кланялся, отклоняя просьбу, а когда рукоплескания стихли, то обратился к собранию со следующей речью:
'От всей души благодарю господ дворян, которые оказали мне высокую честь, предложив баллотироваться в кандидаты на должность московского губернского предводителя дворянства. Не умею передать словами того смущения, которое овладевает мною в настоящее время.
Пятнадцать лет моей службы прошли в уезде. Круг моей деятельности был сравнительно не обширен и ограничивался почти всецело пределами уезда. Неся по избранию дворянства государственную службу, я всегда считал, что и в уезде я служу дворянству, так как службой своей я всегда старался привлечь доверие к дворянству со стороны всего местного населения, в особенности же со стороны крестьянства.
Теперь вы желаете, чтобы я посвятил себя несравненно более широкой, более почетной, но в то же время и гораздо более ответственной деятельности. Сомневаясь в своих силах и чувствуя недостаточную подготовленность к этому почетному делу, я усердно прошу вас не возлагать на меня столь тяжелого бремени и дать мне возможность по-прежнему служить царю и Родине в родном мне Богородском уезде'.
Снова раздались слова 'просим, просим', снова овации. На новый горячий призыв А. Д. Самарин ответил такими словами: 'Позвольте мне еще раз горячо поблагодарить вас за оказанную мне честь. Я уже высказал вам те сомнения, которые заставили просить вас не подвергать меня баллотировке. Теперь, видя ваше настойчивое желание, я не считаю себя более вправе задерживать собрание своим отказом. Но принимая такое решение, я считаю себя обязанным пред всем собранием открыто заявить, что если мне придется занять должность московского губернского предводителя дворянства, я буду стараться по мере сил и возможности проводить в своей деятельности те начала, которыми до сих пор было живо и крепло московское дворянство и верность которым оно вновь так ярко подтвердило в настоящем собрании'.
Согласие Самарина было встречено громом рукоплесканий и криками 'браво', 'ура'. Приступили к баллотировке, и А. Д. Самарин получил 186 избирательных и 87 неизбирательных голосов. Его приветствовали горячими дружными овациями. Выбор другого кандидата остановился на князе С. Б. Мещерском, который получает 151 избирательный и 122 неизбирательных шара.
Я был очень удовлетворен и счастлив избранию Самарина, с которым мне как губернатору предстояло постоянное общение. Дворянство в лице его получило твердого вождя с ясными политическими убеждениями, сильной волей и лучшими традициями и преданного долгу, 3 февраля дворянское собрание закончилось молебствием в Чудовом монастыре.
31 января исполнилось тридцатипятилетие государственной службы управлявшего канцелярией московского генерал-губернатора С. М. Борденава. Это был честнейший человек, кристальной чистоты, скромный, отдававший всего себя службе, щепетильный до мелочей. Он всю почти свою службу провел в генерал-губернаторском управлении, начав ее еще при князе Долгоруком, был долгое время помощником управляющего канцелярией. Все знавшие его не могли не уважать его, не преклоняться перед его преданностью долгу. Он был, правда, мелочен, имел узкий взгляд чиновника, не мог бы занимать ответственного административного поста, но как исполнитель это был редкий по аккуратности человек. В день юбилея его честной службы, не имевшей ни одного темного пятнышка, сослуживцы горячо приветствовали его, а вечером в честь его был устроен обед в 'Эрмитаже', в котором приняли участие как его сослуживцы, так и все, кто только имел когда-либо общение с ним.
[31 января состоялся] обед у меня в честь предводителей дворянства и земства. Этим обедом я хотел выразить представителям уездов мою благодарность за то радушие и истинно русское гостеприимство и отзывчивость, которые я встречал с их стороны всюду в уездах при моих постоянных поездках по губернии. Это я и подчеркнул в своей речи, когда пил за здоровье дорогих гостей и единение Дворянства, земства и администрации в общей работе на благо и процветание Московской губернии.
8 февраля в Петербурге в Государственной Думе обсуждался законопроект группы 180 членов Думы о вспомоществовании из средств Государственного казначейства пострадавшим от разбойнических деяний, революционных партий и лиц. Автором этого законопроекта был граф В. А. Бобринский, который преследовал цель не только помощи пострадавшим, но и принципиального осуждения террора, т. е. представлял собой тот акт, который правительство тщетно ожидало от Первой и Второй Думы.
Признавая центр тяжести своего законопроекта именно в принципиальной стороне дела, граф Бобринский поспешил оговорить, что это в сущности даже не законопроект, и он предвидит всевозможные упреки, а именно, что надо было вспомнить и жертвы несчастной японской войны. 'Но, — прибавил граф Бобринский, — соответствующий законопроект по этому поводу скоро будет внесен в Думу'. Далее оратор объяснил, почему фонд для помощи жертвам террора он предполагал назвать фондом царя-освободителя и мученика. Этим, по его словам, он хотел связать свой проект с делом Государя, уничтожившего у нас рабов и рабовладельцев, давшего великие реформы, готовившие первый абрис представительного образа правления, и погибшего жертвой террора.
Товарищ министра внутренних дел А. А. Макаров в своей речи заявил, что Министерство внутренних дел с чувством глубочайшего удовлетворения приветствует законопроект и видит в нем авторитетное осуждение революции, то, что оно тщетно ждало от первых Дум, но что тогда, по-видимому, разделяли мнение, что законодательное строительство должно осуществляться путем революции, грабежей, убийств, путем 'кровавого тумана'. Проект графа Бобринского Макаров назвал светлым лучом среди этого тумана, который облегчит борьбу с революцией, к сожалению еще не кончившейся, но [которая], надо надеяться, будет скоро побеждена.
От духовенства выступил протоиерей Разнатовский и поддержал вопрос с точки зрения религиозно- нравственной.
Со стороны оппозиции выступали трудовик Булат и социал-демократ Покровский. Они произносили длинные речи, говорили, что от революции пострадали не только союзники правительства, но и его противники, и еще гораздо в большем количестве, затем обвиняли агентов администрации в противозаконных действиях. Человеколюбивых побуждений, по их словам, у авторов законопроекта не было, ими руководили только стремления поощрить тех, кто охранял их покой, чтоб покой этот им был обеспечен.
Затем выступали А. И. Гучков, барон Мейендорф и Шингарев. Гучков, горячо сочувствуя идее законопроекта, приглашал все партии объединиться. Барон Мейендорф, к удивлению октябристов, вывел заключение совсем для них неожиданное. Он сказал, что революционный террор не есть порочность отдельных субъектов, а великое общественное бедствие. 'К сожалению, — сказал он, — весь наш русский прогресс пропитан кровью, и бороться с террором одной только силой нельзя. Нужно суметь доказать, что революционная тактика вредна и безнадежна и так же не приводит к цели, как и современные приемы борьбы с нею правительства'. Принимая данный законопроект, по мнению барона Мейендорфа, надо выразить вместе с тем и пожелание, чтобы правительство нашло бы в себе достаточно нравственной силы, дабы в борьбе с крамолой стать на почву законности и потребовать того же и от своих агентов.
Шингарев, присоединяясь к мнению барона Мейендорфа, выставил единственный метод для успокоения страны — последовательное проведение в жизнь законности и широких социальных реформ; что же касается законопроекта графа Бобринского, то от имени партии конституционных демократов он заявил, что партия поддерживать его не будет, находя его негодным с технической стороны и бессодержательным.
Затем выступили правые в большом числе и по адресу своих политических противников предались нападкам. В конце концов большинством голосов законопроект был передан в комиссию о неприкосновенности личности.
12 февраля члены Государственной Думы были приняты Государем в Царском Селе, причем его величество обратился к ним со следующими словами: 'Я рад видеть вас у себя и пожелать вам успеха в налаживающейся, по-видимому, работе в Государственной Думе. Помните, что вы созваны мною для разработки нужных России законов и для содействия мне в деле укрепления у нас порядка и правды. Из всех законопроектов, внесенных по моим указаниям в Думу, я считаю наиболее важным законопроект об улучшении земельного устройства крестьян и напоминаю вам о своих неоднократных указаниях, что
