Я стоял рядом, онемев, с открытым ртом. Прошло не более пятнадцати или двадцати секунд, хотя казалось, что целая вечность, прежде чем Герман открыл глаза, приподнял голову, осторожно ее ощупал и сел. «Что случилось?» — послышались крики, и вокруг него собрался народ. На затылке у Германа вскочила шишка, и он сказал, что ему нехорошо. Мира и Харрис повели его в комнату отдыха.
Соревнования возобновили только, когда доктор Мейерс осмотрел Германа и объявил: «Ничего серьезного». Естественно, Герман теперь был hors de combat[Hors de combat — вне игры (
Новград плыл очень медленно, у моего соперника в полуфинале свело ногу судорогой, а у пловца в финале было плохо с дыханием. Во время заплыва сквозь шум воды я слышал подбадривания: тоненький голосок Майкла и рокотание Германа, сидевшего в шезлонге.
И что хорошего в победе? Когда мы одевались, я протянул Майклу золотой значок, чтобы он понес его домой. Майкл швырнул значок на пол и выкрикнул: «А мистера Клознера ты не победил!» Я знал, что́ он имеет в виду.
На следующей неделе мы с Эстелль все обдумали. Обойдя окрестные участки, мы нашли вполне подходящий для нас дом и внесли за него задаток. В доме было меньше комнат, чем в нашем, и двор был запущен, но все же он нам годился. Детям не придется менять школу, и при этом мы будем на безопасном расстоянии от Клознеров — так мы решили.
Выгодно продать наш дом помог Герман Клознер. Как-то раз мы встретились с ним в парикмахерской. «До меня дошел слух, что вы продаете дом. Вы уже договорились с посредником?» Я сказал, что нет, и он кивнул: «Отлично, у меня есть для вас покупатель. Если вы с ним столкуетесь, вам не придется платить комиссионные. Мой приятель хочет переехать сюда из Бруклина, и я уверен, что ваш дом его заинтересует». Я уже готов был сказать: «Ради бога, Герман, не надо мне никаких благодеяний», но из трусости только слабо улыбнулся.
Наш дом купил его приятель (несчастный человек!). И через месяц, вступив на порог нашего нового пустого дома, мы облегченно вздохнули. С Клознерами было покончено.
Тем не менее я чувствовал себя обязанным Герману за его помощь. Я послал ему благодарственную записку и в подарок серебряную чашу для пунша, привезенную из Дании. Мира пригласила Эстелль и излила ей свои восторги по поводу чаши. «Изумительная безделушка. Разве ею можно пользоваться? И потом, когда мне делать пунши?»
Безделушка или нет, но Мире она настолько пришлась по вкусу, что понадобились к ней в придачу сначала поднос, а потом и чайный сервиз. «Вы так часто бываете в Копенгагене, вам ведь это будет не в тягость?» Затем она попросила меня купить набор ножей, а в последний раз — соусник. «О, я видела точь- в-точь такой у «Джорджа Дженсена».
Я подсчитал. Чем досадовать и мучиться из чувства долга, было б, пожалуй, дешевле заплатить комиссионные. Клознеры есть Клознеры.
