Встретимся у Ральфа

— Что?! — прошипела Шиобан. — То! Интересуешься, в чем ты виноват? Вот в чем! Где ты трахался со своей грязной шлюшкой? В кабинете своего клуба?

Карл вздрогнул. Нет. Не может быть. Все что угодно, только не это. Мозги заработали как компьютер, просчитывая миллионы возможных ответов. Что делать?! Заплакать? Все отрицать? Признаться? Откуда она узнала, черт возьми? Оставил какую-нибудь улику дома? Исключено. Эта сука ей сказала, точно! Но зачем? Почему сейчас, когда прошло столько времени?

— Ну? Скажешь что-нибудь или так и будешь торчать столбом? Понял, о чем речь, верно? Надеюсь, отрицать не собираешься? Только попробуй — и я возненавижу тебя еще сильнее. — Шиобан скрестила руки на груди.

У Карла стянуло желудок и тошнота подступила к горлу. Тяжело опустившись на кровать, он хватал ртом воздух. Нужно выяснить, как она узнала…

— Шабби, господи, я… э-э… Кто тебе рассказал? — в отчаянии выдохнул он.

— Ты! Ты сам мне все рассказал. Ты, беспечное ничтожество. Подожди.

В гостиной захрустело стекло под ногами Шиобан. И он впервые понял значение затасканного штампа: мир рухнул. Понял, с тоскливой определенностью понял, что хуже с ним ничего случиться не могло.

Шиобан вернулась через несколько секунд с чем-то маленьким и серебристым. Диктофон Рика? Карл судорожно отматывал назад и прокручивал в памяти пленку, пока не нашел нужное место: безумная ночь в Гленкое, Рик и Шиобан пошли прогуляться, а он остался в бывшей часовне с Там-син. В ушах зазвучали слова Рика: «Отличная машина: пишет шесть часов подряд, и качество звука фантастическое». Шиобан нажала клавишу пуска. Голос Тамсин… звенящий от горькой обиды и алкоголя: «Думал, с Шери у тебя все шито-крыто, никто не заметил? За дураков нас держишь? Шери сама мне рассказала, со всеми гнусными подробностями. И про аборт не забыла — как от тебя залетела и избавилась от твоего ребенка…»

Карл до боли стиснул веки. Боже, как глупо. Как по-идиотски глупо.

— Все ясно? — Шиобан помахала у него перед носом диктофоном и швырнула на кровать. — Подонок. Убирайся вон. Сейчас же. Бери что тебе надо и выметайся. Завтра я уеду к маме, тогда и вернешься, я не стану жить под одной крышей с этой шлюхой. Я больше не хочу об этом говорить, и я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Никогда!

Всхлипнув, она выскочила из комнаты, не забыв хлопнуть дверью.

Карл с минуту сидел неподвижно. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Желудок по-прежнему сводило, глаза готовы были лопнуть от слез, которым он не давал волю. И все же это происходит. С ним. Сейчас. Это не сон. Это кошмар, но кошмар реальный. Остановить. Любыми силами остановить!

Он бросился в гостиную. Шиобан сидела на диване — их новом диване, — устремив пустой взгляд перед собой и машинально обнимая Розанну. Карл опустился на колени, чтобы собрать осколки стекла и пластмассы.

— Оставь!

— Это опасно, — пробормотал он, — Розанна может пораниться.

— Я сама, — рявкнула Шиобан. — Я сама все уберу, как только ты уйдешь… Ты еще здесь? Уходи. — Она упорно смотрела мимо него.

— Шиобан… давай поговорим…

— Поговорим?! О чем нам с тобой говорить? Что мне прикажешь слушать? Мерзкие подробности? Лживые извинения? Боже, до чего ты жалок. Убирайся! Что бы ты ни сказал, ничего не изменишь.

— Нет, Шиобан! Нет! Прошу тебя, не делай этого. Я люблю тебя, я не могу без тебя. Я…

— Заткнись! Заткнись, ты мне противен. Я не шучу, Карл. Я не хочу с тобой говорить. Уходи.

Карл скривился; по щекам потекли слезы.

— Нет, Шабби, нет!!! — Он на коленях пополз к ней, обхватил ноги, всем телом вздрагивая от беззвучных рыданий. — Нет… нет! Я не уйду… это глупо… это была ошибка… она для меня ничто… Я дурак, Шабби… это слабость… безобразная ошибка. Прости меня, прости…

Зрелище распростертого у ее ног Карла пробило броню Шиобан, взорвало стену ледяной ненависти, которую она возвела вокруг себя.

— Я тебе верила! — Шиобан в голос зарыдала. — Верила, как… как… И спрашивала о ней-помнишь, в Шотландии? А ты? Сделал из меня дуру. Как ты мог?! Я все тебе рассказала о Рике. Все, до последней мелочи. Я была честна с тобой, почему ты не ответил мне тем же? Твое вранье — вот что хуже всего. Грязное, мерзкое вранье. Ты сделал ошибку, я сделала ошибку. Почему ты не признал свою? И почему… почему, Карл… почему ты так поступил? Да потому что я жирная, вот почему! «Ах, нет, Шиобан, ты прекрасна, я люблю тебя всякой!» Дерьмо! Ты мне врал. Ненавижу. Боже, как я тебя ненавижу. — Она задыхалась от рыданий.

Карл как безумный цеплялся за ее ноги.

— Прости. Прости. Прости. Господи, что я наделал.

— Разрушил все, вот что ты наделал, ублюдок. — Непривычное слово ядом обожгло губы. — Абсолютно все.

Оба на мгновение замерли — слившийся с ее ногами Карл и красная, с потемневшими от горя глазами Шиобан. Тревожный взгляд Розанны метался от одного к другому. Жалобно заскулив, собака ткнулась носом в макушку Карла. Он оторвал голову от коленей Шиобан, посмотрел на Розанну, поцеловал ее шелковистую морду и поймал взгляд Шиобан — в первый раз за этот страшный вечер. И понял, что надо делать.

Карл взял Шиобан за руку.

— Мы можем все исправить, Шабби. Нам хватит сил, уверен. Нам удастся выстоять. Кому-то не удается, но мы другие. Я на все готов ради этого, Шабби. Обещаю. Если хочешь, даже уеду на какое-то время, только не навсегда, прошу тебя, Шабби. Давай бороться. Нельзя позволить, чтобы все рухнуло из-за… из- за… такой глупости. Если сдадимся — не простим себе до конца дней. Пожалуйста, Шабби! — В его глазах стояла мольба. — Мы должны быть вместе, Шабби. Ты только представь: мы с тобой… и не вместе. Я где-то один… Ты где-то одна. Врозь. Это невозможно, Шабби… Ты можешь такое представить?

Нет. Она не могла. Мысль о том, что рядом не будет Карла, несла страх и боль. Но представить их снова вместе было еще труднее. Как ему верить? Он трахал соседку, сделал ей ребенка — неважно, что та не захотела рожать. Он лгал. Все время лгал. А она еще сравнивала его с Джорджем Вашингтоном, с человеком, не способным на ложь. А он обычный лжец. Сколько небылиц она наслушалась за эти годы? Остаться с ним? Превратиться в моральную калеку, не находить себе места, когда его нет дома? Раньше она жалела несчастных женщин, не доверяющих своим мужьям, — а теперь сама будет тайком выворачивать карманы, выпытывать, чем он занимался целый день, по минутам, принюхиваться к его одежде, распечатывать над паром подозрительные письма, висеть на параллельном телефоне и ежеминутно, ежесекундно искать подтверждений его любви? Нет. Уж лучше остаться одной. Шиобан отвернулась от напряженного взгляда Карла, выдернула руку и покачала головой:

— Нет. Все кончено. Карл взвыл.

— Нет! Нет! Прошу тебя, Шабби, не говори так. Ничего не кончено, ничего и никогда. Мы с тобой одно целое. Мы должны быть вместе, Шиобан, только вместе!

Мягко отстранив его руки, Шиобан поднялась с дивана.

— Я тебе больше не верю, Карл. Нельзя жить с тем, кому не веришь. А теперь… пожалуйста, очень прошу… собирайся и уходи. Если я тебе действительно дорога — уходи. Пожалуйста!

Очень медленно и тяжело Карл встал.

— Завтра, — сказал он. — Можно, я уйду завтра?

Шиобан непреклонно покачала головой. Поникший, сгорбленный, Карл поплелся в спальню, а она осталась в гостиной ждать и слушать, как открываются и закрываются дверцы шкафов, выезжают ящики комода, скрипит молния на чемодане. Звуки тоскливее трудно представить. Немые слезы струились по ее щекам.

Карл остановился в дверях, сгибаясь под тяжестью чемодана и горя. Шиобан хотелось спросить, куда он пойдет, но она себе запретила. Слишком нежно это прозвучало бы, слишком лично и… обыденно. На миг перед ее мысленным взором возник прежний Карл — тот, который легко взбегал по ступенькам каких-нибудь полчаса назад. В другой жизни они поужинали бы и сейчас смотрели кино, пили вино, обнявшись на диване.