этот, с ежиком, — они называли друг друга Сэм и Гэри — встретили меня однажды вечером после работы. У Гэри был револьвер — кажется, «глок» девятнадцатого калибра. Произошло это около восьми недель назад. Они засунули меня на переднее сиденье красного «бронко» и зажали между собой. На заднем же сиденье сидела гончая — громадная и страшно слюнявая. Кличка — Текс. Смешно, не правда ли? Пару часов мы ехали в полном молчании и в той вони, которая исходила от тела Сэма. Никаких лапаний и сомнительных намеков не было, и я начала уже думать, что, возможно, обойдется без изнасилования. В районе Джошуа- Три мы свернули на грязную проселочную дорогу в пустыню. Они выволокли меня наружу, правда, сделали это, насколько я помню, довольно мягко, после чего повалили на землю и стали тушить о мои ступни свои сигареты. Дабы успокоить меня, Гэри разрешил мне поцеловать его башмак. При этом ни один из них не сказал ни слова. Хотя нет, они все же произнесли одну фразу, в которой, собственно, и заключалась цель всего мероприятия. Гэри сказал дословно следующее: «Веди себя немного поуважительнее, иначе останешься без денег». Эмбер частенько угрожала мне тем, что вычеркнет из своего завещания. В общем- то, к двадцати одному году мне должна обломиться кругленькая сумма. Вот она и использует свои денежки на манер клея, с помощью которого сможет — так она думает — восстановить наш союз.
На самом же деле мне вовсе не нужны ее деньги. Я могу работать. У меня есть кое-какие накопления. Это чем-то напоминает историю с той дурацкой нэцкэ, которую я, по ее мнению, у нее украла. Сначала она что-то выдумывает, а потом сама же начинает реагировать на собственные иллюзии. Порой она до смерти меня пугает. Впрочем, именно это ей и надо.
— То есть что, запугать тебя? Но для чего?
— Чтобы я полностью подчинилась ей. Чтобы постоянно разговаривала с ней. Звонила ей. Чтобы упрашивала ее снова впустить в свое сердце. Бог мой, я даже и не знаю. Спроси
Она пристально смотрела на меня. Ее лицо попало в фокус, и на нем застыло выражение, очень похожее на гнев. Зрачки сузились, и я ощутил бездну в их глубине, словно один пласт наслаивался на другой: страх и смелость, правда и ложь, юность и зрелость — все в ее жизни, все прожитые ею годы собрались в одну точку в тот момент, когда она осознала, что мать предала ее. И я понял: для моей Грейс больше уже не существует на земле такого места, где она могла бы упасть и не ушибиться, иметь надежду спастись. Казалось, она, подобно балерине, танцующей на пуантах, балансирует над пропастью, и речь теперь идет уже не о том, что она
Если человек и в самом деле способен почувствовать, как в его сердце образуется трещина, то это именно то, что ощутил я в ту минуту.
Прямо над нашей головой, низко, жужжал вертолет — оглушающе, аж стекла звенели.
— Можно мне взглянуть на раны на твоих ногах?
— Как все же приятно, Расс, лишний раз увидеть, что ты доверяешь мне так же, как и Эмбер.
— В таком случае просьба отменяется. Я верю тебе и полностью полагаюсь на твои слова.
— Ну ладно. Тебе и в самом деле надо это видеть.
Она наклонилась, расшнуровала свои теннисные тапочки, сдернула носки и продемонстрировала сначала левую ступню, а потом правую. Пятна поврежденной кожи, рубцы от заживления сожженной плоти казалось кричали от боли. На каждой ноге — ровно по семь ожогов.
— Было так больно, что я скрежетала зубами и сломала три коренных. Если хочешь, можешь взглянуть на новые коронки.
— Почему же ты ко мне не пришла?
— Подумала, справлюсь с этим сама, Рассел. Мне ведь не привыкать самой разрешать свои проблемы. А в общем-то, я пыталась. И до сих пор пытаюсь.
— Могу я тебя обнять?
— Да.
Она прильнула ко мне, уткнулась в изгиб моей шеи. Правда, плакала она недолго и не так уж горько. Молча. Через несколько минут, когда немного успокоилась, встала, прошла в ванную, высморкалась и снова вернулась на веранду.
— Сегодня вечером мне так хочется помочь Изабелле, — сказала она. — Для меня это будет шансом сделать что-нибудь доброе.
— А мы и сделаем для нее кое-что доброе, — сказал я. — Она — самая красивая женщина на земле.
— Красивее даже, чем Эмбер?
— Девочка, их даже сравнивать нельзя.
— Расс, а я тоже люблю ее.
Она посмотрела вдаль каньона, проследила полет вертолета — как низко летит он над холмами.
— Знаешь, Расс, мне очень не хотелось усугублять твое горе, взваливать на тебя новые проблемы. Но я боюсь свою мать и всего того, что она еще может сделать со мной в любую минуту или что ее... дружки могут для нее со мной сделать. Прости за то, что усложнила тебе жизнь. И еще мне очень хотелось бы, чтобы дочь тебе попалась получше, чем я.
Зазвонил телефон. Грейс оказалась настолько любезна, что ответила, и тут же передала трубку радиотелефона мне.
— Дэн Винтерс, — сказала она.
— Привет, Дэн.
— Ш-ш-ш-ш... снова одурачил. Если захочу, могу подражать голосу даже этого ниггера. Ну как, сработал перехватчик?
— Я же говорил тебе, мы решили не пользоваться им.
— Ну ладно, разговор у меня короткий. Я хотел узнать, что ты подумал о моем заявлении?
— Я надеюсь, тебя повесят за него.
— Эрекция и оргазм в момент смерти. Все лучше, чем смертельный укол.
— Ну что ж, Билли, отличная работа.
Последовавшая за моими словами пауза оказалась довольно долгой.
— Ч-ч-что?
— Вильям Фредерик Инг. Билли. Сумасшедший Билли.
— Объяснись.
— Билли, можешь считать себя утопленником. Нам удалось идентифицировать тебя по фотографии и по голосу. И потом... в доме Виннов ты оставил четкий отпечаток правого указательного пальца. — Последнее, конечно же, было чистой ложью. — Нам понадобилось всего лишь два дня, чтобы ухватить тебя за задницу. И никакой ты не Полуночный Глаз. Ты всего лишь маленький, толстый, эгоистичный мальчишка, к тому же покусанный собственными псами. Тебя отшлепали за то, что ты влез в спальню, когда они занимались этим самым... Ты считаешь себя великим расовым чистильщиком, а на самом деле ты всего лишь мелкий жулик. Завтра в это время все в округе будут знать, кто ты на самом деле.
И только теперь я услышал его дыхание — поверхностное, учащенное шипение, донесшееся с другого конца провода.
— Т-т-ты не можешь этого написать. Я з-з-запрещаю тебе делать это.
— И что же ты предпримешь? Опять убьешь кого-нибудь?
— Да! Да! Я с-с-сделаю нечто настолько ужасное, что ты даже не поверишь, что такое возможно. И это, Монро, будет уже на
— Ох-ох, к-к-как мне страшно.
— Ну что ж, тогда поговори со своей душой, когда я сотворю нечто невообразимое.
— Охолонись, парень! Возможно, я и смогу тебе немного помочь. Если ты поможешь мне, возможно, эта
