Ее отец болен раком, и Карла ухаживает за ним, кроме тех часов, которые проводит на работе. Когда девятнадцать месяцев назад врачи поставили Изабелле диагноз, мы с Карлой провели несколько мучительных часов в баре, расположенном над офисом «Журнала». Кое-какие из ее взглядов, приобретенных собственной тяжелой практикой, помогли мне. Карла уже тогда знала то, что мне лишь предстояло узнать: если у любимого человека запущенный рак, граница между надеждой и отчаянием настолько узка, что пересекать ее приходится в обоих направлениях тысячу раз в день. Подобное способно свести с ума любого.
Также я понял, мы представляем собой закрытое от постороннего глаза общество. Мы — те, кто любит больных раком и ухаживает за ними. Вырываясь из своего замкнутого мира в нормальную жизнь, при встрече со здоровыми людьми, мы надеваем маски оптимистов с дежурными улыбками. Но друг с другом мы можем быть самими собой — слабыми, нуждающимися в поддержке, подавленными из-за того, что любимый нами человек пробудет с нами не так долго, как нам хотелось бы. Мы представляем собой сообщество беспомощных помощников. И все же есть в нашей взаимной связи нечто от веры бойцов, каждый из которых находится один в своем окопе, и что-то очищающее, что я испытал много лет назад в церкви.
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал я.
— Воскресный журнал заплатит намного больше, если, конечно, не очень жуткая история.
— Очень жуткая. Я бы назвал мои новости трагичными. Действительно трагичными.
— Убийство?
— Да.
— Эллисоны?
Я не упомянул, что Карла Дэнс, помимо всего прочего, еще и ясновидящая.
— Да.
— По какой причине?
— Он сделал то же самое, что с Фернандезами.
— Расовые проблемы? Они вызывают бурную реакцию. Нам надо быть осторожными.
— Пусть эта история просочится, а там посмотрим, какая будет реакция.
— Меня беспокоит и сама история, и реакция.
— Но сначала мне нужно кое-что другое — пространство для очередного материала о «Дине». Не обязательно на первой полосе.
— Опять «Дина»?
— На следующей неделе ожидается большая игра.
«Дина» — это солидный агрегат, предназначенный для идентификации личности по генетической структуре, который окружная криминалистическая лаборатория купила годом раньше. Он стоил восемьсот тысяч долларов, но пока не выдал и толики серьезных доказательств. Хотя с ним начали проводить эксперименты. За последние два года было два случая отмены приговора высшими калифорнийскими судами и один случай, когда подсудимого оправдали присяжные, поверившие, без тени сомнения, генетической информации. Совершенно ясно предполагалось, «Дина» должна стать ярчайшей звездой в правоохранительной практике округа. Однако ее сияние померкло еще до того, как дело дошло до массовых судебных разбирательств, и никто ни в криминалистической лаборатории, ни в управлении шерифа, ни в команде прокурора не смог поднять голос, чтобы подавить все нарастающий хор критических выпадов. Первый суд, на котором предполагалось ее официально использовать, — дело против насильника Балларда, — должен состояться на следующей неделе. Перед судом предстанет не только обвиняемый, но и сама «Дина». А статья, под именем Рассела Монро, напечатанная в «Журнале», должна поддержать аппарат и помочь создать благоприятную атмосферу для подобной его апробации. Да и лично для меня это довольно выигрышный материал.
— Есть много такого, что позволяет увязать убийство Эллисонов с делом первой пары, да? Из нашей сегодняшней статьи этого не видно.
— Следователи могли бы сделать это, но пока... не хотят.
— Мы опубликуем материал тут же, если и как только они захотят признать это. А для «Дины» я сохраню местечко.
— Спасибо.
Она посоветовала мне поберечь себя и — повесила трубку. Я знал, про Изабеллу она спрашивать не станет, точно так же, как и я не спросил ее об отце: тема рака явно не из тех, которые можно использовать в качестве довеска к деловой беседе, даже если речь в ней идет об убийстве. Для таких разговоров существует другое время.
Затем я позвонил шефу Мартина Пэриша — шерифу Дэну Винтерсу и предложил ему маленькую сделку: основательная, солидная статья про «Дину» в обмен на выигрышную позицию в... я едва было не обмолвился — деле о Полуночном Глазе.
Я развил ему свою мысль.
Он повел себя со мной так, как я и думал, он поведет себя, — словно я дурак: сделал вид, что собирается отклонить мое предложение. Но семена были посеяны и попали в благодатную почву, и это было тем, что имело в данный момент значение. Два года назад я великодушно предложил Даниелу Винтерсу свою не столь уж знаменитую персону (и еще менее солидные денежные ресурсы) во время проводившейся тогда кампании по его очередному переизбранию на пост шерифа. Сейчас он по колени увяз в критических публикациях в свой адрес: тюрьмы переполнены, один судебный процесс за другим, преступность растет, бюджет лишь урезают.
Винтерс умеет помнить добро. Да и мое предложение написать комплиментарную статью заползает под его политиканскую шкуру. И стоить это ему будет не много. В конце концов он произносит те слова, которые я жду от него: что он подумает об этом.
Я включил полицейский сканер, чтобы сразу же услышать сигнал 187 — об убийстве Эмбер.
Когда-то я встроил сканеры в каждую комнату моего дома — сомнительная роскошь, которую я смог себе позволить, получив деньги за экранизацию моего «Путешествия по реке». И в первые годы успешной писательской деятельности я оставлял их включенными постоянно, пока бодрствовал, а частенько даже когда спал. Изабелла быстренько положила конец этому, сразу же после того, как мы поженились. Впрочем, особого труда ей это не стоило — любой мужчина на земле с гораздо большей готовностью предпочел бы слушать сумеречный бархатный голосок Изабеллы, чем гудящий голос диспетчера, называющего индексы совершенных преступлений.
Однако сигнал сто восемьдесят седьмой по-прежнему не поступил. Часы показывали половину шестого, и я начал беспокоиться.
Поэтому я позвонил лос-анджелесскому агенту Эмбер и представился Эриком Вальдом. Эрик, как и я, некогда был приятелем Эмбер.
Я познакомил их, точно так же как ранее Марти познакомил нас.
Знакомство Эмбер с Вальдом произошло шесть лет назад, много позже того, как между мной и Эмбер все было кончено, но я время от времени сопровождал ее на светские мероприятия, впрочем, без всякой романтической заинтересованности с моей стороны. Это была довольно жалкая моя попытка оставить мосты несожженными, но изо всех сил я старался держаться с таким достоинством, словно находился на работе.
Эмбер и Вальд сблизились. Я немного ревновал, но их роман оказался весьма скоротечным, а к тому времени, как он закончился, я влюбился в Изабеллу. Я прочитал заметку о разрушенных отношениях этой пары в колонке светской жизни «Лос-Анджелес таймс». Из профессиональных контактов с Эриком и от случайных знакомых я узнал, что Эмбер удалось основательно окунуть его в болото своих финансовых дел, причем сделала она это столь же уверенно, как в свое время утопила меня в трясине моей собственной страсти.
Эрик Вальд никогда не относился к числу моих кумиров, хотя в данном вопросе я оставался в явном меньшинстве.
Как и большинство тех, кто ведет полусветскую жизнь, Эрик сформировал некий внешний имидж своей личности, который, подобно медной оболочке пули, укрывающей более мягкую свинцовую начинку, помогал ему проходить через все опасности, исходящие от бесцеремонной прессы, от политических деятелей и — в уникальном конкретном случае Эрика — от часто непредсказуемых научных кругов.
