Я взял трубку и, несмотря на то, что было уже два часа ночи, набрал ее домашний номер.
Послышался сонный голос. В этот момент я был в низине каньона, и в течение нескольких секунд шли помехи, но они исчезли, как только мы вырвались на вершину. Я задал Карен вполне простой вопрос: в заявлении Мартина окружному прокурору Питеру Хэйту в качестве убийцы Элис Фульц фигурируют Рассел Монро и Грейс Вилсон или только Рассел Монро?
— Рассел, ты мне обещал, — сказала Карен.
— Я знаю, и мне очень неловко. Но в данный момент, Карен, мне необходимо позаботиться уже о собственной заднице.
— Ты же знаешь, как легко прослушиваются все эти радиотелефоны.
— Мне грозит обвинение в убийстве, а потому скажи, пожалуйста, Карен, Хэйт собирается предъявить обвинение мне одному или мне и Грейс?
Последовала долгая пауза, которую опять сменил треск, пока мы взбирались на очередной холм. Когда связь восстановилась, Карен сказала:
— Грейс не будет названа. Ты один. Они рассчитывают на то, что она согласится сотрудничать с ними и дать соответствующие показания.
Какая бы воля ни руководила моими действиями, в тот момент — мне показалось — она улетучилась. Я словно поплыл — в невесомости, лишенный остатков сил.
Эмбер взяла меня за руку.
— Мартин намерен заставить Грейс выступить с показаниями против тебя?
Я кивнул.
— Она с самого начала была в этом замешана. Как же это похоже на Грейс! О Боже, Рассел, если бы ты только мог видеть ее так, как вижу я.
— Через пять минут мы оба ее увидим.
Грейс спала в комнате для гостей, когда мы вошли.
Рядом с ней сидел мой отец — с ружьем на коленях. Он пил кофе и читал журнал.
В приглушенном свете Грейс скорее походила на ребенка, чем на женщину. Ее темные волнистые волосы скрывали лицо, а сама она, несмотря на жару, была по самую шею укутана в одеяло.
На потолке вращались лопасти вентилятора.
Теодор внимательно посмотрел на нас и, казалось, понял, что именно недавно произошло между нами. Только тогда до меня дошло, что я так и не удосужился стряхнуть пыль с одежды и причесаться.
— Похоже, вам троим предстоит обсудить какое-то важное дело, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Я пока ненадолго исчезну.
После его слов я включил верхний свет.
Грейс заерзала, захныкала, потом взглянула одним глазом на меня.
— Что? — прошептала она, не пошевелившись.
— Вставай, — сказал я. — Нам надо поговорить.
Я взял халат, лежащий в ее ногах, и протянул ей. Потом на мгновение отвернулся и закрыл глаза.
«Господи, пусть будет так, чтобы она была невиновна, — подумал я. — Пусть всему этому найдется какое-нибудь объяснение».
Я услышал легкое шуршание махровой ткани, а следом — взволнованный вздох Грейс.
Когда я повернулся к ней, она уже сидела, завернувшись в халат, с ногами, оставшимися под одеялом, и в упор, угрожающе смотрела на Эмбер. От лица ее отхлынула кровь, рот был чуть приоткрыт.
— Я определенно в аду, — сказала она.
— Ну что ж, Грейс, я тоже рада видеть тебя.
На какое-то мгновение Грейс перестала держать на прицеле мать, и я почувствовал ее желание — бежать. Ощущение было точно такое: она сейчас сбежит.
Но когда она вскочила с кровати, то отнюдь не с целью бежать, а лишь для того, чтобы наброситься на Эмбер. Я успел перехватить ее. Поймал за крепкие запястья и бросил на кровать. Толкнул к подушке и достал револьвер.
— Какая же ты мерзкая тварь! — произнесла Эмбер.
— Рассел, — сказала Грейс, поднимая на меня полные слез глаза. — Можешь ты сделать так, чтобы она отсюда уехала?
— Нет. Тебе придется кое-что выслушать.
Я сразу приступил к перечислению наших находок: сломанный ноготь в спальне Эмбер, девять остальных, точно таких же, — в ее, Грейс, мусорном ведре. Про недавние показания Брента Сайдса я пока умолчал, приберег на тот случай, если в них появится нужда.
— Объясни, — сказал я.
Грейс перевела презрительный взгляд с матери на меня.
— Двойной кошмар, — сказала она. — Как будто на тебя напали волки.
— Мы говорим о ночи с третьего на четвертое июля, — напомнил я.
— Если ты намерен обвинить меня в убийстве на том лишь основании, что ногти в моей ванной соответствуют тому ногтю, который ты нашел в
— Смешно как-то получается, — сказал я. — Ведь никто пока ни словом не обмолвился об убийстве. Единственное, что меня интересует, это то, что ты делала в спальне Эмбер в ту ночь.
— В ту ночь я
— Мы как раз от него. Он сказал, ты заявилась к нему лишь поздно ночью. Кроме того, ты была чем-то сильно испугана. От тебя буквально исходил запах страха. Он даже побоялся спросить тебя, где именно ты была. Поэтому сейчас я спрашиваю: где ты была?
Грейс густо покраснела, но явно не от стыда. Краска гнева проступила сквозь кожу и зажгла в каждом глазу по крохотному огоньку.
— Я ненавижу вас обоих.
— Это прекрасно, — сказал я. — Так все же где ты была? И если ты действительно не входила в спальню Эмбер, то каким образом мог попасть туда — без тебя — твой ноготь? Грейс... я устал от... твоего трепа.
Гнев в глазах Грейс на какое-то мгновение перерос в яростное пламя. Я никогда еще не видел этого в ней, но не очень-то удивился. У меня и самого взрывной характер, но вспышки длятся обычно недолго. Кстати, у Эмбер — тоже.
Сейчас, я видел, Грейс в прямом и в переносном смысле — прижата к стене.
Эмбер, на протяжении всего этого короткого разговора хранившая молчание, повернулась ко мне.
— Ну вот, познакомься со своей девочкой.
—
— Я знаю, дорогая, — ответила ей Эмбер. — Знаю. Но я всеми силами пытаюсь измениться. И все же, что ты делала той ночью в моем доме, Грейс? Можешь смело рассказать нам, поскольку у нас имеются доказательства, что ты там была. Позволь мне предположить: ты пришла туда, чтобы извиниться передо мной за то, что полгода не давала о себе знать и вела себя так, словно я уже мертва.
— Ну да, попросить у тебя прощения и взять твои деньги, как предлагали мне те болваны, которых ты ко мне подослала. А ну-ка посмотри,
Я услышал короткий слабый вздох Эмбер, когда она поняла, что видит перед собой.
— Что и говорить, прекрасно сработано, — продолжала Грейс. — Именно затем я и пришла в твой дом той ночью. Я пришла, чтобы торжественно сдаться тебе. С меня было довольно. Я была уже настолько напугана тобой, что постоянно носила в сумке пистолет. Признаюсь, мне действительно приходила в голову мысль пристрелить тебя. И должна признаться, мысль эта не казалась мне такой уж неприятной. Но в ту ночь я хотела сказать тебе лишь то, что сдаюсь. Я была окончательно сломлена. Ты одержала победу. Я не хотела больше, чтобы они продолжали жечь мое тело. И денег твоих я тоже не хотела. Все, чего мне хотелось, — это спокойно спать по ночам, не боясь, что кто-то может стоять за дверью.
Грейс твердо посмотрела мне прямо в глаза, а потом — на мать.
— То, что я увидела в твоей спальне, повергло меня в ужас. Я подумала, это — ты. Я позвонила
