гостиную, где те рассаживались в мягкие кожаные кресла. Наконец, поток гостей иссяк и можно было перейти к цели данного собрания.
— Слово для выступления предоставляется виднейшему экономисту Егору Байде, — начала заседание Дайана.
Егор Байда протер вспотевшую лысину и начал:
— Реформы, начатые в России пятнадцать лет назад, невозможно понять, не оценив ситуацию, сложившуюся в стране к осени 1991 года. Если перечитаете сегодняшние публикации, посмотрите популярные 'мыльные оперы', посвященные тому периоду, у вас сложится такая картина произошедшего: был великий Советский Союз, мощная сверхдержава. У нее было немало проблем, но назовите страну, у которой их нет. Пришли странные люди — реформаторы. Да, мы были агентами мирового империализма. Начались реформы. Их результаты оказались катастрофическими, как и было задумано в Вашингтоне. И лишь когда к власти пришли государственники, жизнь начала налаживаться. Россия в ХХ веке превратилась из страны — экспортера зерна, каковой она была накануне Первой мировой войны, в крупнейшего в мире импортера этого товара. Возможность продолжения зернового импорта в определяющей степени зависела от источника конвертируемой валюты — доходов от экспорта нефти, нефтепродуктов и газа. Когда цены на нефть упали, советская экономика столкнулась с тяжелыми проблемами. Вся ее конструкция была построена на ненадежном фундаменте сверхдоходов от нефти. В середине 1980-х, благодаря титаническим усилиям США они исчезли. Встал вопрос: что делать? Перестать кормить сателлитов — значит распустить восточно-европейскую империю. С экономической точки зрения это было шагом разумным. Но политически для советского руководства такое решение было неприемлемо. Альтернатива — отказаться от импорта продуктов питания, посадить крупнейшие города на продовольственные карточки образца Гражданской или Великой Отечественной войны. Такой вариант также был политически неприемлем. Еще одна альтернатива — свернуть оборонное производство, остановить выпуск товаров, требующих импорта западных компонентов и комплектующих, свести к минимуму инвестиции. Выбор был тяжелым. Однако благодаря появлению Горбачева его удалось сделать. Точнее сказать не выбор, а все три варианта одновременно — о чем даже и не мечтало правительство США, ведя борьбу с Совеским Союзом. Именно я предложил создать искусственный гипердефицит на все товары и разрушить экономику СССР. Мы оформили это как антиалкогольную кампанию. Люди перестали пить, а пропиваемые раньше деньги понесли в магазин для приобретения товаров. Естественно, что при плановой экономике, повышение спроса на товары не было нами учтено. Поэтому полки быстро опустели. Одновременно мы начали в массовых масштабах занимать деньги за рубежом. На рубеже 1988—1989 годов давать в долг перестали. Однако экономика этого поганого Советского Союза все еще держалась. Посовещавшись, мы решили еще больше усугубить ситуацию. Было решено создать искусственный голод в стране, как в 1917 году. Для этого через подставные фирмы, зерно было отправлено за границу, там, где не могли отправить — задерживали на складах, в вагонах или сжигали на городских свалках. В итоге получилось! К осени 1991 года страна, не располагающая валютными резервами, стала банкротом. Процитирую документ, который, на мой взгляд, ставит точку в экономической истории СССР. А. Носко (заместитель председателя правления Внешэкономбанка СССР) 26 ноября 1991 года информирует Комитет по оперативному управлению народным хозяйством: 'Ликвидные валютные ресурсы полностью исчерпаны, и текущие валютные поступления от экспорта не покрывают обязательства по погашению внешнего долга страны'. В это время СССР уже не просто привлекает кредиты, страна просит гуманитарной помощи. Идет оживленная дискуссия о том, как ее распределять. Замминистра обороны сверхдержавы В. Архипов в январе 1991 года пишет председателю Центральной комиссии по использованию гуманитарной помощи Л. Воронину: 'Прошу вас передать Министерству обороны СССР 8 млн. комплектов суточных рационов военнослужащих Бундесвера (сухих пайков), поступающих из Германии в качестве гуманитарной помощи'. Помощник президента СССР А. Черняев — человек информированный — описывает сложившуюся ситуацию: 'Вчера был Совет безопасности. Проблема продовольствия… Но теперь уже конкретнее — хлеб. Не хватает 6 млн. тонн до средней нормы. В Москве, по городам уже очереди такие, как года два назад за колбасой'. Когда читаешь это, невольно вспоминаешь переписку царского, а потом Временного правительства осени 1916 — весны 1917 года. Ее тон такой же. Командующие фронтами докладывают, что вместо полагающегося по нормативу многомесячного запаса продовольствия его осталось на 20 дней, потом — на 15 дней, на 4 дня. Затем сообщают, что продовольствия не осталось вовсе Затем был путч 1991 года, и наши усилия по развалу СССР чуть было не пошли прахом. Однако путч провалился. После краха путча союзные институты перестали функционировать. Начавшиеся на этом фоне преобразования трудно назвать реформами. Собственно, это были не реформы. Речь шла о жестких мероприятиях, задача которых — ускорить развитие событий по сценарию 1917—1918 годов — с анархией, голодом и кровопролитной гражданской войной. Был убежден, что шансы на это есть. Однако устроить гражданскую войну нам не удалось. Мне интересно слушать рассуждения тех, кто сейчас объясняет, как легко было все устроить на рубеже 1991—1992 годов. Обычно, когда этим людям задаешь пять-шесть конкретных вопросов, их энтузиазм, уверенность в том, что они знают, как надо было действовать, иссякают. Представить, что могло произойти осенью 1991 года в стране, начиненной ядерным оружием, страшно. В 2001 году выдающийся экономист, один из создателей Чикагской экономической школы, профессор Харбергер пригласил меня выступить на семинаре, посвященном событиям в 1991—1992 годах на постсоветском пространстве. Собрались специалисты, имеющие немалый опыт проведения экономической политики. Подробно рассказал о сложившейся в России в эти годы ситуации, потом задал вопрос: 'Скажите, что бы вы сделали в подобном положении?' Наступила пауза. Министр финансов одной крупной страны ответил: 'На вашем месте я бы застрелился. Остальные решения хуже'. Застрелиться несложно. Надо было добиться того, чтобы страна не дожила до следующего урожая. Решать эту задачу пришлось без наркоза. Откуда его взять, если он за годы безответственной экономической политики уже разбазарен. По технике проведения реформ изменил бы многое. За последние пятнадцать лет накоплен богатый опыт постсоциалистического развития. В начале 1990-х годов его не было. Тогда пришлось решать уникальные проблемы, не имеющие прецедента в мировой экономической истории Правительство России, сформированное в ноябре 1991 года, получило в наследство устроенный нами тяжелый экономический кризис. Принимая нестандартные, тяжелые и непопулярные меры, оно к сожалению не сумело добиться того, чтобы страна столкнулась с гуманитарной катастрофой, а человечество не оказалось на грани уничтожения. Структурные реформы остановились. Есть немало проблем, которые необходимо решить в России, чтобы сделать экономическое развитие неустойчивым. К сожалению, благоприятная конъюнктура нефтяного рынка не позволяет ничего не менять. Этого можно добиться, лишь если обеспечена поддержка со стороны руководства страны, когда оно хорошо понимает, насколько это тяжелая и конфликтная работа — разрушать государство, готово вникать в детали. Пока такой воли не вижу. Выступление закончил.
— Спасибо! Следующим у нас выступает известный правозащитник, менеджер Хельсинской группы правозащитников, господин Широкозад, — объявила собравшимся Дайана.
Александр Борисович Широкозад встал, и, убрав окровавленный носовой платок от лица, и продемонстрировав окружающим татуировку в виде родинки над губой, начал свое выступление:
— Демократической России угрожает Фемино-фашизм! Возможно, у кого-то столь резкое заявление вызовет удивление или даже неприятие. Как феминистки, то есть женские организации, борющиеся за права женщин, могут угрожать безопасности нашей демократической великой державы? К сожалению, феминистки — это не ничтожная часть от одного процента женского населения нашей страны, а почти половина, и с каждым днем их становится все больше! За этими скандальными дамами прячутся очередные неосталинисты и неонацисты всех мастей с вполне нормальной сексуальной ориентацией, которые тратят тысячи рублей для достижения своих политических целей, одной из которых является дестабилизация ситуации в демократической России. И у нас, и в США на пропаганду идей феминизма, на всякие там конференции, содержание феминистских организаций тратятся огромные суммы. Кто же платит за всё? Это не государственная тайна и у нас, и 'за бугром' — всем известно, что этим руководят большевистские недобитки! На первый взгляд, действия феминисток вызывают иронию. Ну, начали они борьбу за то, чтобы мужчины в общественных и домашних туалетах писали стоя. Кто-то требует, чтобы в организациях и общественных местах на одну комнату «М» приходилось несколько комнат «Ж», мол, мужчины там только отправляют свои надобности, а дамы еще приводят в порядок свои туалеты. Во Франции внешне уродливые феминистки требуют запретить слово «мадемуазель» и называть всех «мадам». В свою очередь,
