они прижились и дали обильное потомство.
Невзирая на высокий придворный чин, императорский лекарь привык во всем полагаться на собственные руки. Блуждая по залитым лунным сиянием пустырям, вследствие чего и прослыл чародеем, он пополнял запасы трав и кореньев. Здешние зелья были намного крупнее кипрских и выгодно отличались сочностью, ибо жесткое южное солнце выжигало живительное начало. Корень едкой цикуты, который Макропулос открыл в сыром овраге за поющим фонтаном, превосходил все известные ему холодные яды, достигая седьмой степени сухости.
Одна только роза, столь необходимая для приготовления разгоняющего кровь снадобья, не произрастала в окрестных садах. Кругом цвело великое множество роскошных цветов, и дикий шиповник изобильно плодился в дворцовом парке, не встречалась лишь та белая с алым оттенком бутонов 'Аве Мария', чьи лепестки усиливали и закрепляли действие змеиного корня.
На Кипр, а затем и в Прованс ее привезли крестоносцы-храмовники. Заменить хотя бы отчасти провансальскую розу мог лишь чародейный камень кровавик, за которым и отправился к знакомым алхимикам императорский медик.
Пока он рылся в лотках с минералами, переходя из одной полутемной с перекошенным оконцем комнатенки в другую, дон Бонавентура начал давно задуманную интригу. Риск был минимальный. Окружив придворного врача тайными осведомителями, испанец знал о каждом его шаге. Припадок, прошлой ночью случившийся с императором, позволил без лишних слов приступить к выполнению тщательно продуманного плана.
Дождавшись, когда Рудольф, восстав ото сна, подкрепился крылышком дичи и кубком подогретого вина, Бонавентура подступил к изголовью.
- Надеюсь, государь помнит того мудреца из Юзефова, который забавлял двор волшебными фокусами? - начал он издалека, заговорив по-испански.
- Доктора Лева? - слабым голосом переспросил император, также переходя на знакомый с детства язык. - Он вызвал дорогие мне тени, и я говорил с ними. Он великий волшебник, а не какой-то там фокусник.
- Не спорю. - Астролог поспешно переменил тактику. - Во всяком случае, терпимость вашего величества позволяет благоденствовать всем этим людям. В Мадриде их давно бы сожгли на Большой площади... Однако я о другом. Лев сильно разочаровал ваших друзей, отказавшись приготовить 'Золотой напиток'.
- Отказался? Отнюдь! Просто честно признался, что не умеет. - Рудольф начал выказывать признаки раздражения. - Нельзя требовать от человека того, что он никак не способен совершить. Каждому свое. Я же не поручаю вам заботу о своем здоровье?
- Об этом я как раз и веду речь, ваше величество. Трудно поверить, чтобы ученый муж, сумевший построить ходячего истукана и остановить у самых границ королевства чуму, действительно не знал рецепта продления жизни.
- Тем не менее дело обстоит именно так, дон Бонавентура, и Макропулос лишний раз укрепил меня в этом мнении.
- Ах Макропулос! - Астролог превосходно знал, до каких пределов можно было дойти в споре, не опасаясь себе навредить. - Лев и Макропулос!.. Не странно ли, что они так поддерживают друг друга? Сдается мне, что, по крайней мере, один из них заблуждается. Возможно, искренне, потому что не хочется думать о сознательном обмане.
- Что вы имеете в виду? - насторожился мнительный император.
- Вечные светила не лгут и не утаивают истину... В отличие от людей. Ночное небо - развернутый свиток для умеющего читать иероглифы созвездий. Встреча Венеры с Юпитером в доме здоровья означает счастливую жизнь и победу над недругами.
- И как долго я, по-вашему, проживу? - с недоверчивой усмешкой спросил Рудольф, всем своим видом показывая, что не придает особого значения астрологическим толкованиям.
- Не менее двадцати четырех лет, - отчеканил Бонавентура. От его проницательного взора не укрылось затаенное напряжение, с которым суеверный монарх ожидал ответа. Тембр речи, сухое сглатывание и промелькнувшее в глазах смятение выдали не только лихорадочную надежду, но и приглушенный страх.
- Какая похвальная точность! - Рудольф не сумел скрыть облегченного вздоха. - А день собственной смерти вы тоже могли бы назвать с такой же уверенностью? - зловеще улыбнулся император. В отместку за пережитое унижение он дал волю постоянно точившей его подозрительности.
Бонавентура побледнел, ощутив болезненную слабость под ложечкой. Неожиданный вопрос сковал его разум и волю. Рудольфу, чье коварство не знало предела, ничего не стоило устроить проверку, призвав в качестве третейского судьи пражского палача.
- Для себя самого трудно вычислить правильную генитуру, - в считанные мгновения нашелся спасительный ответ. - Я умру за три дня до вашего величества. Вот все, что могу сказать по этому поводу.
Бонавентура медленно отвел непроницаемые глаза. Поле боя окончательно и бесповоротно осталось за ним. Отныне жизнь императора находилась в астральной зависимости от судьбы находчивого астролога.
- Все вы продувные бестии, - признавая свое поражение, по-немецки проворчал одураченный Габсбург. - Так что там за недоразумение с 'Золотым напитком'?
- Ах это! - Бонавентура сделал вид, что только сейчас вспомнил. - В точности ничего не могу сказать, но только знаю, что Макропулос в канун дня святой Агаты побывал в гетто. Оттуда он вернулся с запечатанным глиняным кувшинчиком, который принес в свою комнату под полой плаща... Заслуживающие доверия лица намекают на известный вашему величеству сонный эликсир.
- Возможно ли это! - тихо вскрикнул Рудольф.
Благополучно достигнув кульминации, астролог облегченно прокашлялся и вытер батистовым платочком вспотевший лоб. Все сказанное им было чистейшей правдой или, по меньшей мере, ее подобием. Удивленное восклицание повелителя можно было поэтому пропустить мимо ушей. Пусть сам доискивается.
- Наверное, следует призвать Макропулоса? - спросил Рудольф, словно бы размышляя вслух. - И потребовать от него объяснений?
- Не уверен, ваше величество. - Бонавентура разыграл тягостное сомнение. - Лейб-медика могли и оклеветать. Мало ли завистников при дворе? В таком случае мы напрасно обидим преданного слугу. Это - с одной стороны. А с другой - было бы неразумно открыть ему нашу, вашу, простите, осведомленность. Ведь он может и отречься. Прямо не знаю, как тут быть. Бонавентура, казалось, пребывал в затруднении.
- А если произвести тайный обыск? - быстро нашел выход догадливый император. Уроки отцов иезуитов не прошли впустую.
- Блестящая мысль! Такое мне просто не приходило в голову, - просиял Бонавентура.
Игра была сделана.
Комнату лейб-медика осмотрели сразу после того, как двор отправился к торжественной мессе по случаю счастливого выздоровления венценосца. Макропулоса заключили под стражу сразу по окончании мессы, едва он вышел за церковный порог.
На другой день во время церемонии утреннего туалета император и звездочет обменялись мыслями, созревшими за ночь. Звучная испанская речь надежно оградила их от любопытства лакеев.
- Но вы уверены, что это именно то средство? - был первый вопрос Рудольфа.
- Вне всяких сомнений, ваше величество. Я знаю толк в подобных делах. Оно дарует сон, внешне ничем не отличимый от смерти. Он может длиться как угодно долго, в зависимости от концентрации снадобья, но не более двадцати четырех лет.
- И что же потом будет с этим, с уснувшим? - Приятно взволнованный Рудольф, отбрасывая один кружевной воротник за другим, остановился на фламандском гофрированном, широким диском охватывающем шею. Маленькая, тщательно напомаженная голова покоилась на нем, словно на блюде Иродиады.
'Дурное предзнаменование в канун Рождества святого Иоанна', - подумал Бонавентура.