кого-то - нет, конечно, не на отца - за столь изощренное, почти преднамеренное коварство. И сразу мучительно устыдилась, жгуче переживая не вполне осознанную свою вину, которую уже некому было простить. Потом, оглохшая, словно под анестезией, она ощутила, как растет и ширится в ней такая тоска, что не выплакать никакими слезами. Грудь словно цементом схватило - не продохнуть. Все прежние беды и горести смыло, как пену с поверхности, и безвозвратно всосало в непроницаемый водокрут. И стало понятно что то непроизносимое страшное, чему и в мыслях не должно было сыскаться названия, но чего Людмила тем не менее постоянно ждала, все-таки не миновало ее. Мамину смерть она пережила, как катастрофический разлом, расколовший уютный, застрахованный от всяких потерь остров. Все надежды ее и неосознанная наивная уверенность в собственной защищенности мгновенно перекинулись на отца, рисовавшегося эдаким неприступным утесом. И вот он тоже должен исчезнуть - вопреки всему Людмила еще хранила слабый росток надежды, - раствориться без остатка. Она стремилась удержать хоть что-то и не могла поспеть за отбегавшей волной, с ужасом прозревая пустоту одиночества, спрятавшуюся за тонюсенькой корочкой боли. Людмила не понимала, что с ней происходит. Еще не зная о том, получили смертельный сигнал частицы ее потрясенной памяти, таившие ускользающий в вечную мглу образ. Им не могло быть замены, и они уже отмирали незримо, катастрофически сужая пространство души. Затаившись в маминой спальне, где каждая мелочь спешила напомнить о том, что так необратимо отделялось теперь от ее существа, Людмила перебирала старые фотографии. Искала в выцветших грудах хоть какой-нибудь живительный отклик и не находила. Пыльный бархат альбомов хранил лишь бумагу, ломкую на загнутых уголках, случайно запечатлевшую узнаваемые, но уже отуманенные далью отчуждения черточки. Даже свое лицо предстало ей словно бы в постороннем обличье. Она слышала, как всхлипнул обрывком мелодии звонок в передней и забормотали приглушенные голоса, но долетевшие до ее барабанных перепонок звуки показались нереальными. Все проваливалось в небытие: образы, блики света слова. Осторожно прошелестевшие шаги воспринимались веянием ветра.
Провожая Люсина в кабинет тестя, Игорь Александрович приостановился у затворенной комнаты, приложил палец к губам и далее проследовал уже на цыпочках. Его выверенные движения покоробили неуместной нарочитостью.
- Собственно, что вас интересует? - спросил он, притворив дверь.
- В бумагах, найденных на даче, есть непонятные места, - Люсин ограничился формальным ответом, - хотелось бы разобраться.
- Понятно. - Игорь Александрович задумчиво облизал губы. - Документы вы нам, надеюсь, вернете?
- Само собой разумеется. После завершения следствия вы получите все до единого. По описи... Вернее, Людмила Георгиевна, как основная наследница.
- Основная наследница? Что это значит?!
- Георгий Мартынович оставил должным образом оформленное завещание, по которому дача и часть денег предназначаются Аглае Степановне Солдатенковой.
- Кому-кому? - неприятно озадаченный Берсенев деланно расхохотался. Этой выжившей из ума фефеле? Ну учудил!.. Ничего, мы это переиграем!
- Имеете полное право. И вообще завещание сможет войти в силу лишь по окончании следствия. Вернее, шесть месяцев спустя. Впрочем, я не знаю всех тонкостей, поскольку не имею отношения к вопросам наследования.
- Это же надо придумать такое! - Игорь Александрович все не мог успокоиться. - Не иначе, как старая ведьма его окончательно околдовала! Загипнотизировала... Нельзя все-таки оставлять человека в таком возрасте без присмотра. Бедный папа!
- Георгий Мартынович отличался легкой внушаемостью?
- Еще какой! Он был ужасно доверчив. Не знаю, чем могла приворожить его подобная особа, по-моему, даже в ранней молодости она выглядела кошмарно, но он у нее только что с рук не ел. Совсем заморочила беднягу.
- Кажется, для этого были определенные основания? - осторожно осведомился Люсин. - Я слышал, что она излечила Георгия Мартыновича от какой-то тяжелой болезни? - Подавив ненужные эмоции, он попытался вызвать Берсенева на откровенность.
- Кто это вам сказал? - Игорь Александрович брезгливо поморщился. Небось она же? Сказки для детей младшего возраста. Конечно, старикан отличался некоторой мнительностью, не без того, но тяжелая болезнь - это враки! Совершенная чушь. Так, обычные возрастные недомогания... И вообще лично я не доверяю всем этим фитотерапевтам да гомеопатам. Сплошное шарлатанство.
- Зачем же такая крайность? По-моему, и сам Георгий Мартынович травками не пренебрегал...
- Только в силу профессионального интереса, - всплеснул руками Игорь Александрович, сделавшись вдруг необыкновенно общительным и словоохотливым. - Вы разве не знаете, что он прославил свое имя новыми химическими соединениями, извлеченными из природных объектов? Учтите, что это был сугубо научный подход, ничего общего не имеющий с... - забыв слово, он защелкал пальцами, - ну, как его?
- Знахарством, - подсказал Владимир Константинович. Он догадывался о причине происшедшей с Берсеневым перемены, и ему стало грустно. Но с чисто тактической точки зрения упоминание о завещании оказалось действенным.
- Именно! - просиял Игорь Александрович, отринув былую чопорность и изо всех сил стремясь выглядеть симпатичным. - А вот она, наша милая старушенция, самая типичная знахарка. Надеюсь, вам удалось с ней подружиться? - Он попытался замаскировать излишне пристальный взгляд добродушной улыбкой. - Хотя завоевать ее симпатии очень непросто. Мне, например, это не удалось, несмотря на все старания. Не жалует нас с Людочкой тетка Аглая, не жалует... Сами, наверное, убедились?
- Мы с ней почти и не говорили, - небрежно отмахнулся Люсин, разгадав, куда выпущен пробный шарик. - Так, по существу происшествия. Что она могла рассказать? Одни вздохи... Да и не было ее в то время на месте: к родным ездила.
- Знаем мы этих родных! - усмехнулся Берсенев. - Кстати, вам не кажется несколько странной цепь совпадений? Совершенно неожиданное завещание, последовавший за ним вскорости взрыв?
- 'После этого - не значит вследствие этого', - учат мудрые латиняне. - Люсин доверительно улыбнулся. - Но странноватый оттенок действительно налицо. А какова ваша точка зрения на сей счет?
- Откуда мне знать?.. Есть, однако, старый и верный принцип: ищите, кому это выгодно... Простите, как вас по батюшке?
- Владимир Константинович.
- Да, уважаемый Владимир Константинович, не мне вас учить, но так называемая случайность далеко не столь проста, как нам иной раз видится. Копните поглубже, и обнаружится железобетонный каркас.
- Никуда не денешься - диалектика. - Люсин сделал вид, что не понял намека. - Человеку, к сожалению, не дано знать всех последствий. Жизнь ведь не шахматная партия.
- М-да, такого никто из нас не предвидел. - Берсенев твердо держался намеченной линии. - По существу, бедный Георгий Мартынович был пленником этой, простите, деревенской бабищи. Вечный труженик и книгочей, он обнаруживал полнейшую беспомощность в житейских делах. Любая мелочь могла вывести его из равновесия. Яйца 'в мешочек' и то не умел сварить. Предоставленный сам себе, он очень даже свободно мог стать жертвой...
- Вы имеете в виду нечто конкретное?
- Если бы! Мы не виделись с ним больше года. Кто знает, как развивались события в течение этого, согласитесь, весьма солидного срока.
- События? - Люсин упрямо не желал подать руки помощи, хотя прекрасно видел, что лишь боязнь потерять лицо удерживает Берсенева от конкретных обвинений. - Вы подразумеваете случай о Георгием Мартыновичем?
- В известном смысле. - Страдая от тупой, типично милицейской ограниченности, как ему думалось, Игорь Александрович терял терпение. Как вы не понимаете, что даже нелепое стечение обстоятельств может быть подготовлено всем предшествующим ходом...
- Ходом чего?
- Человеческих взаимоотношений, бытовизма, привычек! Мало ли?
- Это как раз понять не трудно, Игорь Александрович. Ваши рассуждения вполне объективны. Однако
