было быть дипломатичной. Встать на защиту человека, которого Марк ненавидит так сильно, – это была бы большая глупость.
Да Корби и не нуждался в ее защите. Ему не было дела до Хардичей. Он тоже ненавидел их. Марка, по крайней мере. Эмма не участвовала в этой схватке. Она ничего не сказала против Корби. Она оказалась в таком положении, что вообще не смогла ничего сказать.
– Корби… – прервал отец ее размышления. – Я сказал… О, ничего, не имеет значения… – покачал головой.
– Говорили о Корби, – сказала Эмма. – Сара Хардич считает, что ты был не в своем уме, когда продал ему луг и мельницу, и она не винит тебя. Она также думает, что между Корби и мной что-то есть. Ей кажется, что он слишком много времени проводит в нашем доме.
Оба этих сообщения весьма развлекли отца: прощение и подозрения Сары. Он рассмеялся:
– Интересно, что на это скажет Корби.
– Не говори ему. – Эмма пожалела, что проболталась. – Это глупо, но я не хочу, чтобы он думал, что мы обсуждали его.
– Но вы обсуждали?
– Нет. Говорила Сара. Сара вела разговор во время чая. Она начала с продажи мельницы, и это привело прямо к Корби. Она не сказала так прямо, что он и я закадычные друзья, но, конечно, подразумевала это.
Отец извлек из кармана трубку и зажег спичку:
– О чем же вы говорили?
– Ни о чем, – сказала Эмма. – Марк молчал. Болтала только Сара.
– А потом Марк Хардич пригласил тебя на ужин, значит, ты сумела разубедить его.
– Разубедить? – отозвалась она эхом. Она знала, что он подразумевал. Он высказал ее собственные мысли.
– Не поверю, чтобы Марк хорошо относился к тому, кто дружит с Корби.
– Я не легкомысленная девчонка! – буркнула Эмма, думая, что он рассмеется.
Но он не засмеялся. Он сказал:
– Не торопись терять, Эмми. Прежде выясни, что ты приобретешь.
Она сказала тихо:
– Я иду на ужин со старым другом. Не может быть разговоров о потерях и приобретениях.
– Все равно надо все хорошенько взвесить, – сказал отец.
Когда неизвестно, куда вы пойдете на ужин, выбор одежды усложняется. Эмма осмотрела платяной шкаф. Неизвестно, будут ли они ужинать в ресторане или каком-нибудь кафе. Она решила одеться просто и со вкусом. В платье и жакете, которые она выбрала, трудновато было повернуться, но сидела эта одежда изящно, и в ней был какой-то шарм. Она знала, что Марк Хардич не приветствует, если дама вертится по сторонам.
Она была возбуждена, конечно. То, что должно произойти вечером, будет иметь важное значение. Это был второй шанс, который выпадает немногим.
Она лежала в ванне. Волосы накручены на бигуди. Просто убивала время, отмокая в воде, когда услышала вопль Крисси:
– Эмма!
Черт бы побрал Крисси! Эмма отозвалась:
– Сейчас! – И неохотно вышла.
Когда она вошла в гостиную, Крисси нетерпеливо потребовала:
– Ну? Что вы делали в конюшнях в полдень?
– Сара Хардич пригласила меня на чай.
– Я не могу поверить в это! – Глаза Крисси блестели. – А может это было приглашение мистера Хардича?
– Сара пригласила меня. – Эмма любила Крисси. Она была очень симпатичная девочка, щедрая, любящая, но бестактная. Эмма чувствовала сильное нежелание обсуждать Марка Хардича с нею. Но было бы неприятно, если бы ей не поверили, что у нее сегодня свидание с Марком. Эмма сказала: – Я увижу Марка в восемь часов.
– О! – Крисси причмокнула губами. – Высший класс!
– Мы только ужинаем вместе. – Это она сказала уже для отца. – Не стоит поднимать шум из-за этого.
– Но… – Крисси была решительна, – уже несколько месяцев мистер Хардич никуда не выходит. После несчастного случая. У него, конечно, с тех пор не было девушки.
Боже, как они все раздували случившееся! Если Марк узнает, то все закончится. Эмма попросила:
– Пожалуйста, не говори никому, Крисси.
Крисси обещала:
– Ни слова. Куда вы идете?
– Я не знаю.
– Что ты наденешь?
– О, костюм, платье. Я не знаю.
Крисси сказала внезапно:
– С волосами, уложенными так, ты похожа на нее.
Волосы Эммы все еще были весьма неаккуратно собраны в пучок и кое-как заколоты шпильками. Ее губы внезапно пересохли.
– На кого?
– На госпожу Хардич.
– Гиллиан? – Она припомнила фотографию и не увидела никакого сходства. Никто не говорил об этом. Она сказала: – Но она была блондинка.
– Да, – сказал Крисси. Она закусила губу, глубокомысленно изучая Эмму. – Не могу объяснить… Возможно, форма твоего носа. Какое-то неуловимое сходство.
Томас Чандлер вошел в комнату, и Крисси сказала:
– Посмотри, папа, когда у Эммы закручены волосы, разве не походит она на госпожу Хардич?
Возможно, в этом была причина, по которой Марк заметил Эмму три года назад и пригласил ее сегодня вечером?
– Я этого не нахожу, – безапелляционно произнес отец.
– Высокие скулы, – продолжала Крисси. – Возможно, они.
Эмму вдруг забил озноб. Ей было как-то неприятно походить на жену Марка. Ей хотелось, чтобы Крисси наконец остановилась.
– Не хочешь чашечку чаю? Поставь чайник, сделай милость, а я поищу журнал, который у меня есть для тебя. – И Эмма ушла в гостиную.
Журнал был где-то здесь, но, главное, она ушла от Крисси. Она подошла к журнальному столику. Зеркало висело над ним, и она подняла голову, чтобы посмотреть на свое отражение.
Она видела свое собственное лицо, видела комнату за собой, камин. И Корби, сидящего около него.
– Жаль, мой цветочек, но сравнение не поможет. Последняя госпожа Хардич была сама красота, – сказал он.
– Почему вы не сидите дома вечером? – вспылила она.
– Кто бы говорил!
– Кто вам сказал? – Это было уже чересчур. – Мой отец, полагаю. – Она стала раздраженно рыться в кипе журналов, ища номер для Крисси. – И если вы будете все еще здесь, когда Марк позвонит, пожалуйста, держитесь вне его поля зрения!
Корби усмехнулся и нарочито смиренно ссутулил плечи:
– Не подобает мне вставать на пути господина Хардича.
Эмма нашла журнал, свернула его в трубочку и, смеясь, швырнула вверх, так что он просвистел мимо головы Корби.
– Говорил ли вам кто-нибудь, что вы – особо тяжелый случай?
