– Он самый, – сказал Корби.
Она знала холм хорошо. Он был виден отсюда. Холм на горизонте. Его название упоминается в книгах по истории, потому что там проходило одно из сражений Гражданской войны.
Основания холма на картине было не видно, оно потонуло в долине. Чахлые деревья отбрасывали причудливые тени, которые, казалось, перемещались, когда вы прекращали на них смотреть. Память о давней битве витала в воздухе, и Эмма сказала:
– Дети устраивают пикники на Реонском холме. Там красиво и трава зеленая.
– Его назвали Красным Реоном после сражения, – сказал Корби.
– Это было давно, – ответила Эмма.
– Но это – все еще там. Если рыть глубоко, можно раскопать поле битвы.
– Я не хочу раскапывать поле битвы. Я люблю зеленую траву.
Она знала все об этом. Ее отец посвятил главу в книге Реонскому холму. И старую легенду, которая связана с ним, гласившую, что спустя годы после сражения лязг стали, залпы орудий, крики людей и ржание лошадей снова слышатся с холма. Говорили, что оставшиеся в живых приходили на холм и видели армии, построенные в боевом порядке, мертвых товарищей, умирающих снова, и свои воюющие тени. Старики приходили и говорили, что видят себя молодыми и не изменившимися.
Она сказала:
– Вы знаете о призраках, конечно. Я рада, что этого больше нет. Мрачная перспектива, призрачное сражение каждого двадцать пятого июля. Сочувствую людям, которые жили здесь в те дни.
– Мои симпатии – с людьми, которые сражались здесь, – сказал Корби. – Оставшиеся в живых бежали. Вообразите, как каждый год все повторялось.
– Возможно, через двадцать лет никто не узнал бы вас.
– Не верьте этому. Друзья и родственники помнили бы имя типа, опустившего свою алебарду.
Она засмеялась:
– Если бы солдаты знали, что это произойдет, они, вероятно, никогда бы не покинули поле битвы. Не ожидали такого эффекта, особенно в дни, когда не было телевидения. Самое ужасное – опять и опять повторяется, много раз.
Самое ужасное… Пока Эмма смеялась, она вспомнила Сару Хардич, стоящую у магазина и сообщающую ей о Гиллиан. Две девушки, останавливающиеся рассказать глупую шутку. Ужасное, безнадежное чувство оцепенения, с которым она побрела, спотыкаясь, в дальнюю часть магазина, подальше от них всех. «Если бы я должна была видеть, что случилось со мной снова и снова, я сошла бы с ума», – подумала она.
Ее выражение лица изменилось, и Корби отметил это. Он знал о причине бегства Эммы из дома. Ходили сплетни. Она почувствовала, как тонкий, острый скальпель Корби, словно исследует ее мозг, читает ее мысли, и сказала, слабо защищаясь:
– Не знаю, проигрывали ли вы когда-нибудь.
Он ничего не ответил. Он смотрел на нее в течение долгого времени, потом наконец сказал:
– Думаете, нет?
Конечно, и у него были потери. Дерзко было предположить, что он всегда побеждал. Независимо от того, насколько жесткий был он человек, насколько защищающий себя.
– Хорошо, – сказал он, – вы покупаете это? Живопись. Они снова дурачились. Она слегка покачала головой:
– Я люблю удобоваримые картины на моих стенах.
– Как вы думаете, а я удобоварим, чтобы жить со мной?
Она широко раскрыла глаза:
– Господин Кемпсон, что вы мне предлагаете?
– Это ваш путь вернуть мельницу.
Она осмотрелась, как если бы взвешивала за и против, прежде чем ответить:
– Не думаю, что хочу этого. Ужасно.
– Какой позор, – сказал он. – Это была моя козырная карта.
Как и ночью, когда они покупали кувшины, она почувствовала себя легко и весело. Она сказала:
– Много вы купили кувшинов за последнее время?
– Я завязал с кувшинами, – заявил он торжественно. – Какова судьба медведя Мэнди?
Она хотела подарить его маленькой племяннице Крисси, Мэнди, но забыла об этом. Она сказала:
– Все еще восседает на вершине комода рядом с тем яйцом. Слышали что-нибудь о Бет или Соверен, о них всех?
– Мы поддерживаем связь. – Было в его голосе что-то такое… Казалось, он сейчас рассмеется. Она посмотрела на него вопросительно.
Он подошел к низкому столику, дивану и стульям. Сел на диван и взял блокнот со стола. В считанные секунды, в то время как Эмма наблюдала за ним, осознавая, что он делает, подходя ближе, чтобы видеть, он набросал рисунок.
– Кто это? – спросил он.
Две головы, волосы. Одна голова с волосами как пух, другая с длинными и беспорядочно разлетающимися, с яркими, слегка безумными глазами.
– Бет и Спарки. – И это было сумасшествие. Она сидела на диване около него, подогнув под себя ноги, а он делал наброски с ярмарки, один за другим, настолько хорошие, что часто она могла назвать имя прежде, чем он нарисует половину изображения.
Он снова нарисовал Спарки, добавив медальон, который тот носил, и объяснил:
– Одна сторона означает мир, другая – войну. Голубь и орел. Плохо придется тому, кто не потрудится посмотреть на медальон и рассчитывается наличными со Спарки. Но с утра можно сразу узнать, каково его отношение к жизни сегодня.
– Хорошая идея, – приветствовала Эмма. – Мы все должны носить медальоны, чтобы было видно, с кем можно говорить, а кому хочется одиночества. – Соверен! – признала она характерный разрез глаз. – Почему ее зовут Соверен?
– Она носит кольцо с совереном. Разве вы не заметили?
– Нет.
Он сделал набросок Соверен немного большего размера – светлые волосы, которые, казалось, стрижены секатором.
– Вы не видите то, что происходит у вас под носом.
Она сказала легко:
– Такая куча всего произошла в тот вечер! Я так много увидела. Хамстер – рыжеволосый, и нос у него дергается, за это-то он получил свою кличку. Настоящий Полишинель. Бет, я предполагаю, сокращение от Элизабет.
– Бет – Мэрилин Десири. Друзья прозвали ее Бет. Узнав ее получше, вы заметите, что это ей подходит.
– Как я узнаю ее лучше?
– Мир тесен, – заметил Корби. Но Эмма в ближайшее время не собиралась на ярмарку.
Дальше Корби изобразил Кита и Крисси. Эмма с удивлением следила, как на чистом листе бумаги появляются знакомые черты. Но когда стала появляться характерная линия носа Хардичей, она сказала:
– Не знаю.
– Вы не можете определить, кто это? – Марк или Сара, имел в виду он.
– Пока не ясно.
Корби усмехнулся:
– Не волнуйтесь, это не портреты. Только кожа и кости.
Зеленая трава Реонского холма скрывала тайны истории. Она смотрела на клочки бумаги и думала, что у него получаются превосходные портреты. Сказала:
– Боже мой, ну и здорово!
Он улыбнулся:
– Вот уж не ожидал, что вы мне это скажете, мой цветочек.
