наоборот, все останавливается. Такая уж я уродилась! Похожая не тебя только внешне.
Сестра чутко уловила ее настроение и, сразу сменив тон, заговорила примирительно:
— Ладно, не беда! С кем не бывает! Но давай с тобой договоримся: это опоздание — в последний раз. Хорошо?
Юля расцвела хитрой очаровательной улыбкой.
— В предпоследний…
Вера миролюбиво кивнула. Она с детства налаживала их отношения, пыталась их выстроить наилучшим образом, соглашалась на компромиссы, но сестра неохотно шла Вере навстречу.
— Вечером за тобой посуда, — напомнила Вера. — И если трамвай опять опоздает…
Юля фыркнула.
— Верунчик, обижаешь! Посуда — это для меня святое. Ты ведь знаешь.
Вера усмехнулась.
— Знаю. Ладно, я пошла. Мне еще сегодня в ночь выходить.
Они вновь почмокали друг друга в щечки. И очередной пациент, небритый мужик лет сорока пяти, открыв дверь, едва не столкнулся с сестрами. Увидев их рядом, он изумленно открыл рот — одно лицо, одна одежда.
Юлька расхохоталась и помахала рукой сестре. Та вышла.
— Вроде и не пил… — пробормотал пациент. — А раздвояется… К психиатру разве наведаться…
Юля глянула в его медицинскую карту, лежащую на столе.
— Наведайтесь, наведайтесь! Это вам не помешает. А сейчас — шашки наголо!
Мужик опять застыл в недоумении. Юлька с огромным удовольствием наблюдала за его лицом. Она прожила на свете больше двадцати лет, но до сих пор, как ребенок, забавлялась и радовалась, видя замешательство людей, столкнувшихся с одинаковыми, как две капли воды, сестрами Тимофеевыми. Вера относилась к этому намного спокойнее.
— В смысле? — пробормотал окончательно замороченный пациент.
— В смысле, снимайте штаны! — заявила Юлька.
— А-а… — наконец отреагировал небритый. — Это я с удовольствием…
И, быстро спустив брюки, плюхнулся на кушетку. Юлька набрала в шприц лекарство и ехидно поинтересовалась:
— Что, часто у вас изображение двоится? Мужик завозился на кушетке.
— Ну, бывает. А как вы догадались, что часто?
Юлька сделала умное лицо.
— Да очень просто! Тут и догадываться нечего, на вас все написано! Ничего, не отчаивайтесь! Будем лечить.
И с силой вонзила иглу в ягодицу мужика. Он вздрогнул.
— Ох! Даже в глазах потемнело.
— Это ерунда! — утешила Юлька. — Зато больше не двоится. Я ведь опять угадала?
Сестры Тимофеевы жили вдвоем в двухкомнатной квартире сталинского кирпичного дома на Чистопрудном бульваре. В их большой спальне у окна стояла видавшая виды деревянная кровать. Сестры спали здесь вместе. В углу высился огромный допотопный шкаф-мастодонт. Стены квартиры украшали вылинявшие от времени дежурные советские обои. На стене красовался дешевый плакатик. Рядом с ним, в скромной рамке, висела черно-белая фотография женщины, удивительно похожей на сестер. Копна русых волос, прямой нос, миндалевидные загадочные глаза… Все это она передала дочерям. Память о матери, наверное, никогда не покинет ее… Да, а еще в углу, на полу, стоял подержанный-чернобелый телевизор с рогатой антенной. Телевизор не всегда охотно показывал интересные фильмы, но зато почему-то становился настоящим героем черно-белого показа, когда транслировали какой-нибудь пленум партии или доклад Брежнева. Вот так обстояли дела.
Бедность здесь не просто напоминала о себе — она прямо-таки кричала во весь голос. И все же у сестер была отдельная квартира в центре. А это кое-что значило. И потом — они обе надеялись на обязательные перемены к лучшему. Они верили в свое счастье и ждали его каждый день, боясь вдруг его не заметить, разминуться с ним, пройти от него стороной…
За окном привычно громыхнул трамвай. Вера приоткрыла глаза, потянулась и ласково толкнула сестру.
— Просыпайся, младшая! Пора! Вставать не хотелось. Юлька нехотя пробурчала сквозь сон:
— Младшая. Ишь, как ты раскомандовалась. Зато мне жить на четыре минуты больше.
И с трудом, нехотя все-таки открыла один глаз. Не мигая, задумчиво уставилась на фотографию матери…
— Хочешь сказать, что сегодня… Вера кивнула.
— Точно. Шесть лет со дня маминой смерти. Едем на кладбище! Вставай!
Юлька почувствовала раздражение.
— Ага, едем… — проворчала она с досадой. — А денежки на цветы? Где их взять? Зарплата только через неделю!
Быстро одеваясь и словно не замечая настроения сестры, Вера отозвалась спокойно. За эту невозмутимость, умение владеть собой и словно не замечать жизненные тяготы Юлька порой начинала ненавидеть Веру, но старалась скрыть свои чувства.
— Ничего, сирени наломаем, не в первый раз. Ты простишь нас, мамочка? — И Вера тоже взглянула на портрет на стене.
Юля начала злиться по-настоящему. Сестра давно не понимала ее или делала вид, что не понимает.
— Сирени наломаем! Колготки все драные, стиральная машина сломалась, и за квартиру третий месяц не плачено! Ну, до чего же надоела эта нищета!.. Не могу я больше! Вот честно тебе говорю, я на все уже готова, лишь бы в люди выбиться!
— А мы что, не люди? — резковато спросила Вера.
— Да, мы не люди! — закричала Юля и вскочила с кровати. — Мы — трудящиеся! Люди не встают в шесть утра, чтобы поспеть к восьми на службу! И так каждый день! Люди не уползают на вторую работу в ночь, чтобы глаз не сомкнуть да ссаки чужие подтирать! Люди спят до двенадцати, потом пьют шампанское, затем обедают в ресторане, а вечером идут в Большой театр! Или по крайней мере в Малый.
Вера, не отвечая сестре, прошлепала босиком к телевизору и включила первую программу.
— Может, они хоть по случаю воскресенья мозги нам канифолить не будут?
Экран засветился ровным серо-голубым цветом. Шла передача под названием «Вести с полей». Дикторский голос вещал:
— Выполняя наказ партии, правительства и лично Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза товарища Леонида Ильича Брежнева, труженики Ставрополья, досрочно завершив в текущем году битву за посевную, уже получили первые всходы зерновых на всех посевных площадях. При этом экономия горючесмазочных материалов по области составила полтора миллиона рублей.
— Ну, задолбали нас просто своими победами! — заорала Юля. — Как ни включишь, только о них и твердят! А нам жить не на что!
Вера молча выключила телевизор и снова взглянула на. портрет матери. Ты простишь нас, мамочка? Если бы ты была жива.
Сестра не заметила Вериного взгляда и продолжала:
— Скоро с голода сдохнем!.. Знаешь, Верка, о чем я мечтаю?
Вера пожала плечами.
— Конечно, знаю. О принце на коне в яблоках по рупь тридцать за кило.
— Ничего ты не знаешь! — ворчливо отрезала Юлька. Я мечтаю, чтобы к нам в поликлинику пришел какой-нибудь секретарь райкома! Ну, или хотя бы инструктор. Уж я бы его ни за что из своих рук не выпустила! Захомутала бы запросто!
Вера посмотрела на нее с жалостью. Она понимала, что сестра мучается и терзается своей жизнью, но научить жить ее иначе не могла.
— Секретари в наши поликлиники не ходят. У них свои есть. Номенклатурные.
