последние два года оценивала их леди Николь, но поскольку на празднике она не присутствовала, то женщины рассчитывали на него. Его подвели к столу с разложенными разнообразными изделиями, от которых пестрело в глазах: плетеные пояса, вышивки, живописные куски тканей и другие образцы швейного труда и ткачества. Пока Фокс рассеянно рассматривал выставленные предметы, все его мысли сосредоточивались на Николь. Где она? Куда запропастилась?
Наконец он выбрал работы, которые показались ему наиболее интересными и радующими глаз. К его огорчению, женщины, их создавшие, настоятельно попросили его принять свои произведения в качестве подарков. Он позвал Озберта и велел забрать дары, а сам собрался подойти к Рейнару. Фокса интересовало мнение приятеля по поводу отсутствия Николь. Но его остановила, преградив путь, Эдит, жена кузнеца.
— Милорд, — обратилась она к нему ласково, — кушать подано. Мы бы хотели, чтобы вы первым отведали нашу скромную пищу.
Его проводили к столу, трещавшему от всевозможных яств: маринованных яиц, свежих сыров, горячих лепешек, сдобренных пряностями, миног, жаренных в масле, клецок в подливе, мясных пирогов, медовых лепешек с лесными орехами, пряных булочек, яблочных и черничных кексов. Под взглядами женщин, принимавших участие в приготовлении такого изобилия, он принялся наполнять деревянное блюдо едой.
Фокс старался положить всего понемногу, опасаясь обидеть кого-либо из стряпух. Однако, не питая пристрастия к сладостям, он обошел вниманием кексы и тут же услышал настоятельную просьбу испробовать черничный, поскольку он считался традиционным для праздника урожая. Кто-то еще посоветовал ему взять печенье с посыпкой. Женщины вокруг захихикали, а Эдит, краснея и запинаясь, пояснила, что выпечка с маком и тмином предположительно повышает половые возможности мужчины.
Фокс решил, что подкрепить свои силы ему отнюдь не помешает. Чтобы достойно справиться с возлагаемыми на него обязанностями, он готов принять любую помощь. Нагрузив блюдо горой, он наконец отступил от стола.
— Прошу вас, — взмолился он к собравшимся, — проявите милосердие и больше не заставляйте меня брать что-либо еще. В противном случае я буду выглядеть и чувствовать себя, как набитый свиной пузырь, который детишки гоняют палками. — На мольбу лорда женщины ответили задорным смехом.
Он вернулся к столу под дубом и отведал все, что мог. Кушанья были необыкновенно вкусными, и он мог смело утверждать, что деревенские разносолы в своем большинстве даже превосходили лакомства на пирах, которые ему доводилось посещать вместе с королем. По прошествии некоторого времени Фокс извинился, сославшись, что после выпитого эля нуждается в облегчении, и побрел на дальний конец пивного двора, где пристроился за навозной кучей. Мысли о Николь не покидали его ни на минуту. Неужели она осталась в стенах крепости? Маловероятно. Скорее всего, предположил де Кресси, женщина воспользовалась праздничной суматохой, чтобы встретиться с любовником.
Мучаясь от неизвестности и проклиная крестьян с их торжествами, он решил немедленно вернуться в замок, чтобы найти вероломную предательницу. Но тут Фокс увидел мельника и кузнеца, двигавшихся ему наперерез, и понял, что загнан в угол.
— Милорд, пора, — объявил кузнец, расплываясь в широкой улыбке. — Сейчас вам и королеве урожая предстоит отведать хлеба первого помола, после чего вы вдвоем отправитесь в укромное местечко.
— Не стоит хмуриться, — добавил мельник. — Вы еще не видели королеву. Она девица в самом соку, лакомый кусочек, от которого грех отказываться. Я бы не пожалел правого яйца за право попробовать ее самому.
Когда девушку привели Фоксу, он был вынужден согласиться, что она и впрямь красавица: волосы цвета только что сбитого масла и васильковые глаза, румяные щеки и спелые губы. Ее наряд щедро украшали цветы, а голову — венок из колосьев пшеницы, смотревшийся наподобие короны. Но несмотря на свою юную, ослепительную красоту, она не тронула его сердце.
Фокс встал рядом с ней посреди общинного выпаса. Вокруг них тотчас выросла толпа из жителей деревни и рыцарей. Под их пристальными взглядами он преломил горячий, дымящийся хлеб и откусил кусочек, после чего протянул угощение девушке. Кукурузный хлеб, темный и плотный, совсем не похожий на рафинированную выпечку из пшеничной муки, которую подавали в замке, ели под всеобщее ликование собравшегося народа, после чего настал час отведать традиционного кушанья и всем остальным. Толпа на поле быстро густела. Мужчины, женщины, дети и солдаты стремились почувствовать себя участниками праздника. В людской толчее девушка взяла Фокса за руку и потянула за собой.
— Пошли, — сказала она.
Глава 11
Королева урожая привела его в один из опрятных домиков возле реки. Он следовал за ней нехотя, стараясь придумать какое-нибудь оправдание, которое позволило бы ему отказаться от навязанной ему роли и в то же время не обидеть. Они вошли внутрь жилища. Земляной пол был чисто выметен, стены побелены. В корзинах возле очага аккуратными горками высились продукты крестьянского подворья и разнообразные кушанья. Посреди горницы стояли дощатый стол, лавка и две скамейки. Фокс осмотрелся в поисках лампы или свечи, поскольку в помещении царил сумрак. Тут девушка снова взяла его за руку с намерением увлечь за собой к приставной лестнице, что вела на чердак.
— Погоди, — остановил ее де Креси. От его внимания не ускользнуло беспокойство девушки. Ее рука в его ладони стала липкой и холодной. Он чувствовал ускоренное биение ее пульса.
— Нам нужно сначала поговорить. Она покачала головой.
— Они этого ждут. — Она опять потянула его за руку, а когда он проявил нерешительность, нетерпеливо воскликнула: — Пожалуйста! Давайте закончим все побыстрее!
Ее слова живо напомнили ему о недавнем прошлом и о другой девственнице, покорно ждавшей, когда он лишит ее невинности. Та женщина тоже торопила его и просила завершить все как можно скорее. Но она разговаривала с ним подобно королеве, отдававшей приказание своему вассалу. Сегодняшняя девушка- королева находилась на грани нервного срыва.
Он разжал ее цепкие пальцы.
— Скажи лучше, как тебя зовут.
— Алисия. Меня зовут Алисия, — выпалила она на выдохе. — Прошу вас, идемте в постель! Не тяните, и давайте покончим с этим!
— Нет, я так не могу. — Он обнял ее за плечи и слегка встряхнул. — К тому же я не хочу. Я христианин и не верю в языческие обряды. Мне бы не хотелось, чтобы ты прижила от меня дитя.
Девушка вдруг разрыдалась. Сначала он не понял причину ее слез. Но он недолго оставался в неведении. Она начала что-то бессвязно тараторить, и в конце концов он понял, что Алисия горячо поблагодарила его за то, что он пощадил ее, отказавшись от своего права обладать ею. Из ее дальнейших слов Фокс уяснил, что у нее уже был возлюбленный, и она боялась, что после того, как ею попользуется другой мужчина, ее избранник к ней охладеет. Еще она с плачем призналась, что уже не девушка. Иоанни уже лишил ее целомудрия, уведя как-то вниз по течению реки. Было больно, но он обещал, что в другой раз ей понравится больше. Правда ли, спрашивала она. На самом ли деле теперь неприятных ощущений и болезненности она не испытает?
Фокс сверху вниз смотрел на прелестное личико девушки-женщины, на широко раскрытые, полные слез глаза, с надеждой ждущие от него положительного ответа. От бессилия он едва не застонал вслух. Он чувствовал себя едва ли не самым циничным и бессердечным человеком на свете. Ему очень хотелось сказать ей, что ее Иоанни, вероятно, грубый, глупый и неотесанный деревенщина, не стоивший даже ее мизинца. Что такой мужлан никогда не станет заботиться о том, чтобы доставить ей удовольствие. Он будет пыхтеть и кряхтеть на ней, обливаясь потом, а ее доля — каждый год рожать ему детей, пока не подурнеет. Потом, когда ее юная краса увянет, он начнет кидать похотливые взгляды на других королев урожая и говорить сальности, подобные тем, что он слышал от мельника.
Фокс ничего не сказал девушке, а только успокоил ее, чего, собственно, она и хотела.
— Да, будет лучше.
Она тихонько вздохнула и простосердечно обняла его. Он осторожно отстранился.
— Теперь ступай. Поднимись наверх и брось там на тюфяке свой венок и гирлянды. Потом я посмотрю, как можно будет тебе отсюда незаметно выбраться. Немного погодя я сам выйду из хижины с довольной улыбкой, как человек, получивший удовлетворение, и демонстративно поправлю одежду.
