Она снова его обняла и с проворной грацией ребенка вскарабкалась по лестнице. Фокс остался в пустой комнате один и затаил дыхание. Он чувствовал сексуальное возбуждение. Вряд ли какой мужчина смог бы устоять против прелестей хорошенькой молоденькой женщины, прижавшейся к нему с такой непосредственностью. Но о принятом решении он не сожалел. Если его собственная жизнь приняла печальный оборот, зачем же губить чужие мечты и надежды на счастье. Пусть они сами набьют себе шишек и на собственном опыте узнают, какой горькой и мучительной бывает любовь.
— О, Саймон, как ты вырос! — Николь протянула руки навстречу сыну и почувствовала, как у нее защипало в глазах.
Время летело так быстро! Ее малыш уже почти перестал быть малышом.
Саймон обнял ее, как обычно, и его яркие голубые глаза взглянули на нее с удивлением и любопытством.
— Ты меня помнишь? — спросила она. Он кивнул.
— Ты приносишь сладости.
Ее пронзила стрела острой боли. Она вынуждена покупать любовь сына лакомствами.
— Ты прав, милый. Я приношу тебе сладости. Сейчас у меня есть для тебя черничные кексы. Ты любишь пирожные?
Саймон опять кивнул. Наклонившись, она протянула мальчику корзину, приготовленную поваром Вэлмара. Он выбрал пирожное и с сосредоточенным видом принялся его уплетать за обе щеки. Николь подняла глаза на Хилари, жену Жильбера де Весси, кастеляна Марбо. Их взгляды встретились. Хилари всего на несколько лет старше Николь, у нее добрые голубые глаза, светлые волосы с рыжеватым отливом и мягкая манера держаться.
— Он так быстро растет, — промолвила Николь срывающимся голосом.
— Ваша правда, — согласилась Хилари с улыбкой. — Он говорит уже совсем хорошо. Его успехи день ото дня становятся все лучше. Теперь он у нас настоящая болтушка.
Саймон запихнул в рот остатки пирожного и проглотил, потом повернулся к Хилари.
— Матушка, Джоанн тоже любит пирожки? — Мальчик мотнул головкой в сторону Джоанн.
— Конечно, милый, ступай и приведи ее, — ответила Хилари. — Поторопись.
Когда Саймон, ловко перебирая маленькими ножками, выбежал из светлицы, Николь невольно всхлипнула.
— Прошу прощения, — прошептала Хилари. — Он совсем недавно начал называть меня матерью, но у меня не хватило мужества его поправить.
Николь понимающе кивнула.
— Я… я бы не хотела, чтобы он воспринимал тебя по-другому, чтобы чувствовал себя сиротой. — Ее сердце разрывалось от горя. Она знала, что такой день рано или поздно должен был наступить. Ах, если бы все могло сложиться по-иному! Если бы ей не приходилось скрывать ото всех правду, включая собственного сына…
— Я люблю его как собственного ребенка, — сказала Хилари застенчиво, и ее лицо с тонкими чертами озарилось нежностью. — Большинство детей в его возрасте капризны и эгоистичны, дерутся из-за игрушек и прочее. А он, да вы и сами видите, всегда добродушен, щедр и источает радость. Мне бы хотелось, чтобы моя Джоанн хотя чуточку стала на него похожа. Но мне порой кажется, что она настоящая маленькая тиранка. С ней нет никакого сладу. Больше всех достается от нее Саймону, который всего на год ее младше. Мне приходится не спускать с них глаз, чтобы она его не обижала. — Хилари на минуту оборвала свое щебетание и взглянула на Николь. — Сейчас, когда Мортимера больше нет, что мешает вам наконец открыть правду о Саймоне?
У Николь напряглась спина. Она чувствовала себя такой несчастной. Она боялась, что муж не поверит, и тем самым сделала из него врага. Она отрицательно качнула головой.
— Ничего не изменилось. Я все еще вынуждена держать свою тайну в секрете.
— Что за человек лорд де Кресси? — Обычно тихий голос Хилари теперь звенел от возмущения. — Неужели он такой же мерзкий и жестокий, как Мортимер, что вы вынуждены прятать от него своего сына?
— Мой муж ненавидел Мортимера еще больше, чем я. Если он увидит Саймона, то наверняка примет его за сына Мортимера. Учитывая его ненависть к моему первому мужу, нетрудно представить, как он будет относиться к мальчику.
— Неужели его никак нельзя убедить в обратном? Наверняка де Кресси слышал сплетни о… пристрастиях Мортимера.
Если вы объясните ему ситуацию, расскажете, что Саймон прижит от молодого сквайра, подосланного в вашу постель Мортимером, я уверена, что де Кресси смягчится. — Хилари с надеждой взглянула на хозяйку.
— Дело в том, что у нас с мужем не все так мирно складывается, как хотелось бы. Я боюсь, как бы он не решил с помощью Саймона меня наказать.
— Наказать вас? Наказать за что?
Николь развела руками. Она не испытывала желания вдаваться в подробности и переживать все сызнова. Сделанного не воротишь.
— Все гораздо сложнее, — произнесла она. — Могу только сказать, что муж мне не доверяет.
В гостиную вприпрыжку возвратился Саймон. Следом за ним вошла маленькая девчушка со светлыми косичками и упрямым выражением личика. Детишки сразу направились к корзине с лакомствами и радостно начали набивать рты черничными кексами, запихивая в себя угощение пухлыми пальчиками и размазывая по щекам и подбородку пурпурный ягодный сок.
— Вы только взгляните на него, — пробормотала Хилари с грустью. — Кто при виде такого ангельского существа способен пожелать ему зла? Я что-то никак не возьму в толк, миледи.
«Я тоже», — подумала про себя Николь. Все пошло наперекосяк, не так, как она ожидала. Кто мог предвидеть, что безвестный оруженосец, присланный Мортимером в ее спальню, перевернет всю ее жизнь? И сейчас, по прошествии трех лет, он все еще продолжал смущать ее душевный покой.
Алисия наконец убралась из дома. Он, со своей стороны, решил, что разумнее выждать еще немного. Когда же он выбрался наружу, то ожидал услышать в свой адрес свист и грубое улюлюканье, но большинство селян, занятые своей работой, его появления даже не заметили. Погода, как он и предвидел, испортилась. Приближалась гроза. Небо заволокли темные клочковатые тучи, поднялся ветер, а воздух стал влажным и прохладным. Деревенский люд поспешно убирал выставленную снедь, столы и скамейки. Резкие порывы ветра трепали их одежду.
Из опыта прежних лет Фокс знал, что до завершения торжеств далеко. Народ еще долго собирался пить, есть и веселиться. С наступлением темноты предполагалось разжечь большой костер, вокруг которого обычно танцевали и водили хороводы. Праздник, как водится, продолжался бы до глубокой ночи, если бы гроза не расстроила планы людей.
В любом случае Фокс подумал, что праздника урожая с него хватит. Он собирался вернуться в замок и найти Николь. В деревне ее нигде не было видно, и у Фокса возникло подозрение, которое переросло в слепую ревность, а ревность — в безудержный гнев, терзавший его нервы и сердце. Все его мысли крутились вокруг одного — ее тайного свидания с неизвестным любовником. Его преследовала картина, как его жена отдается постороннему мужчине на пушистых коврах великолепной комнаты.
Фокс бродил по деревне в поисках своих солдат, когда первые капли дождя упали на его лицо. Как ни странно, но он никого не смог найти, словно все таинственным образом куда-то испарились. Наконец де Кресси заметил Генри де Бренна, торопливо шагавшего прочь от того места, где они привязали своих лошадей. Он шел, неся в руке курдюк с вином.
— Генри! — прокричал Фокс, стараясь пересилить яростный ветер. — Я возвращаюсь в крепость.
— За каким чертом? — донесся до него голос Генри. — Вот-вот разразится гроза. Почему бы тебе не найти какое-нибудь теплое уютное местечко и не переждать, пока она кончится? — Он многозначительно поднял над головой курдюк с вином и подмигнул. — Чем я и собираюсь заняться.
Фокс отрицательно качнул головой.
— Я хочу вернуться. Ты не знаешь, где Рейнар? Генри сделал жест в сторону хижины знахарки.
— А ты как полагаешь? — спросил он со сластолюбивой улыбкой.
