— Опять… Это случилось опять. — Он хватал ртом воздух. — Зовите вашу китаянку. Быстрее.
Это произошло в одно субботнее утро в середине мая, когда Кэт было тринадцать. На улице за ее окном зацвела большая сирень. Пышные, мягкие как пух фиолетовые конусы и темно-зеленые листья заслонили собой весь вид из окна на двор и сломали заборчик, что отделял ее участок от участка миссис Эсте. Поскольку было тепло, Кэт спала с открытым окном. Она проснулась тем особенным утром от сильного, сладкого, как сахар, аромата сирени и знакомых криков матери.
Кэт натянула покрывало на голову. Как долго это продолжалось? Может, ей закрыть окно, чтобы миссис Эсте ничего не слышала? Где они могут драться? В прихожей? Сможет ли она добежать до задней двери так, чтобы ее никто не заметил? А что, если на деревянном полу она увидит капли крови? Она ненавидела оттирать пол. Кэт закрыла глаза, до боли сжала кулаки и с головой укрылась одеялом. «Пожалуйста, Господи, не надо крови сегодня. Это все, о чем я прошу!»
Она знала, что произойдет потом. В понедельник мама скажет в школе, что Кэт подхватила грипп, так что ей придется провести несколько дней дома и прикладывать лед и пластырь к ее лицу и давать ей аспирин. Кэт ненавидела это. Еще она ненавидела готовить, потому что мать была слишком слаба. Ужин проходил в ужасной обстановке, и не только потому, что Кэт не была лучшей кухаркой в мире. Это было ужасно, потому, что ей нужно было подходить к матери с подносом, кормить ее в постели, а потом она и отец сидели за кухонным столом в тишине, и она выслушивала его обычные предостережения: «Перестань волноваться о матери, или я и вправду сделаю такое, о чем придется поволноваться».
Она ненавидела, когда он приходил с цветами для матери, ведь это означало, что все снова в порядке, и мама просила ее принести вазу и ставила цветы в воду, чтобы потом ахать и охать над ними, как будто под ее глазами не было черных синяков.
Она ненавидела, когда отец с жизнерадостной улыбкой объявлял ей, что они идут на ночной сеанс в кинотеатр «Риальто», где идет новый фильм. Она ненавидела, когда ее мать отказывалась идти к доктору после побоев. Но больше всего Кэт ненавидела самое главное правило, принятое в ее семье, — делать вид, что ничего не произошло.
В то особенное утро она подумала, что с нее хватит таких секретов. Она встала с кровати, надела шорты, бледно-зеленую футболку и кроссовки, расчесала волосы и собрала их в хвост. Кэт решила не ходить в ванную, чтобы не оставлять свою дверь открытой. Она приставила ночную тумбочку к подоконнику и открыла окно как можно шире. Прыгать, кроме как на сирень, было некуда, так что она прыгнула прямо на куст, сломав при этом несколько веток. Скатившись на траву. Кэт оцарапала до крови ногу и, вся облепленная прекрасными четырехлистными крошечными цветками сирени, побежала от дома прочь.
Кэт неслась по Форест-драйв к Мэйн-стрит. Учитывая, что Герхард еще не взял утреннюю газету, было около шести тридцати утра. Райли должен был быть дома, потому что тренировка по бейсболу начиналась в девять. Кэт пробежала мимо домов Миссони, Беллинджерсов, Макклинтоксов, потом срезала через двор Уилмеров, перепрыгнула через рабицу и приземлилась около кедровой аллеи, которая окаймляла лужайку возле дома Боландов. Как обычно, она пробежала через эту лужайку, взобралась на большой блок системы кондиционирования воздуха, а уже с него — на перила крыльца. Она взобралась на приступочек над окном столовой, а с него — на черепичную крышу.
Кэт не стала стучать в окно, потому что не хотела разбудить отца Райли или Мэтта. Она опустила старую тяжелую раму и просунула в окно ноги, нащупывая пол в его комнате. Здесь, как обычно, был беспорядок. Кэт сняла кроссовки и проскользнула к Райли под одеяло. Ей сразу стало тепло, и не только потому, что она укрылась покрывалом. Райли согревал ей сердце. Она вздохнула, и он проснулся.
— Что случилось? — Он вскочил так быстро, что она чуть не упала с кровати. — Кэт? Ты что здесь делаешь? Отец с меня шкуру спустит!
— Тише ты. — Кэт обняла Райли и притянула его к себе. Она почувствовала, как начинает дрожать ее тело.
— О нет, Скаут. Он снова это сделал?
Кэт кивнула и уткнулась ему в шею. Скаутом ее называл только Райли. Она сразу почувствовала себя в безопасности, ей даже захотелось плакать. Она глубоко вздохнула, от Райли пахло землей, потом и немного банным мылом и дезодорантом. Он, наверное, перед сном принимал ванну.
— В этот раз я позвоню в полицию.
— Он поймет, что это я настучала.
— Тогда я все расскажу отцу. Может, он поговорит с ним. Иначе в один прекрасный день он убьет ее.
— Обними меня.
Райли прижал Кэт к себе. Так сильно, как мог. Она тоже прижалась к нему и разрыдалась.
Райли прошептал ей на ухо, что все будет хорошо.
— Кого ты любишь?
— Райли Джеймса Боланда, во веки веков, — проговорила Кэт между всхлипываниями.
— А я кого люблю?
— Кэтрин Энн Кавано, во веки веков.
— Правильно. И когда мы поженимся, мы будем жить далеко отсюда, а от Вирджила останутся только плохие воспоминания. Какую машину пожелаешь?
— Джип с открытым верхом.
— А какой дом мы купим?
— Дом в горах в Колорадо.
— А потом?
— Бунгало на пляже в Калифорнии.
— А потом?
— Пентхаус в Нью-Йорке.
— Как ты сейчас себя чувствуешь?
Кэт кивнула, она больше не плакала.
— Мне всегда хорошо, когда я с тобой.
— Отлично. Сколько у нас будет детей?
— Двое.
— Мальчик и девочка?
— Да.
— А кто будет первый?
— Девочка.
— Нет, мальчик.
Кэт засмеялась.
— И что мы будем делать всю оставшуюся жизнь?
— Мы будем счастливы.
— Вот и хорошо. — Райли поцеловал ее в макушку. — Ты вся в сирени.
Кэт подняла лицо, которое прятала на его груди, и посмотрела в его синие глаза, такие глубокие, что они казались почти черными.
— Я упала в сиреневый куст.
— Как это?
Кэт почувствовала себя в дурацком положении, но рассказала ему правду.
— Я выпрыгнула на него из окна.
— Ты вся мокрая.
Кэт шмыгнула носом и вытерла глаза.
— Извини, я своими слезами закапала твою майку.
— Нет, это ты вся сырая. Посмотри на свои ноги.
— Я поцарапалась до крови.
Райли отдернул покрывало и откинул его, чтобы можно было осмотреть ее царапины.
