приходилось сразу из трех кранов, вмонтированных в стены.
По мнению Даши, эта безвкусная лохань не стоила тех денег, которые муж выложил за нее в салоне сантехники. За всю начинку ванной комнаты, начиная с испанского кафеля и заканчивая позолоченными немецкими кранами, Мамонтов, не колеблясь, выплатил стоимость стандартной трехкомнатной квартиры в Курганске. И это при том, что у Даши даже не было собственного лицевого счета, так что ей приходилось то клянчить у мужа деньги, то тайком облегчать его бумажник.
«Если он действительно решит выгнать меня из дома, то я останусь голой и босой», – невольно подумала она, сбрасывая кимоно на пол.
Зеркальные отражения услужливо показали багровые ссадины на ее ягодицах, безобразно распухшие губы и темные круги под глазами. Даше сразу расхотелось разглядывать себя, избитую, униженную и многократно оскорбленную. Вспомнив, как муж брезгливо морщил нос, точно от нее пахло не изысканной парфюмерией, а разило неизвестно чем, она поспешно взбила в воде ароматную пену и окунулась в нее, тихонько застонав от облегчения. Горячая вода с готовностью окутала ее, предлагая расслабиться и выбросить из головы все плохие мысли.
Изредка прихлебывая мускат из бокала и часто затягиваясь ментоловой сигаретой, Даша наслаждалась покоем и одиночеством, а вкрадчивый шорох пены звучал для нее лучшей на свете музыкой. «Все обойдется, – шипела пена. – Все будет хорош-ш-шо…»
Очень может быть, что под этот убаюкивающий мотив она и задремала, потому что возникновение мужской фигуры, нависшей прямо над Дашей, оказалось для нее полнейшей неожиданностью.
– Ой! – ошеломленно вскрикнула она, после чего бокал со звоном выпал из ее ослабевшей руки на пол, а белый окурок нырнул прямо в тревожно заколыхавшуюся пену.
– Не надо так пугаться, Дашенька, – вкрадчиво сказал мужчина, и не подумав деликатно отвести глаза в сторону.
Это был Черныш, начальник службы безопасности Дашиного мужа, несколько грузный, но энергичный и деятельный мужчина при модной бороде, представлявшей собой равномерную щетину, никогда не укорачивающуюся и не удлиняющуюся даже на миллиметр. Представить его без привычной поросли на лице было совершенно невозможно. «Наверное, он и на свет появился с этой кабаньей щетиной, – вдруг подумала Даша. – Бедная его мама, представляю, что ей пришлось испытать при родах».
Окунувшись в пенистое облако поглубже, так, чтобы даже мокрые плечи не торчали на поверхности, она возмущенно осведомилась:
– В чем дело? Я, кажется, не просила потереть мне спинку!
Дашин тон вполне сгодился бы для провинциальной постановки пьесы о Клеопатре, разве что характерный курганский говорок пришлось бы немного подправить.
– Александр Викторович велел мне немедленно повидаться с вами и задать пару вопросов, – безмятежно ответил Черныш. – Насчет спинки распоряжений не было.
Взгляд у него был таким пристальным и проникновенным, что Даше показалось, будто белое шампуневое облако над ней сделалось совершенно прозрачным. Она попыталась нырнуть еще глубже, нечаянно хлебнула пенистой воды и рассердилась настолько, что перешла на совсем уже повышенный тон:
– Немедленно убирайтесь! Я выйду через пять минут, тогда и побеседуем! За этой дверью! А вламываться без спроса сюда, это просто… просто… – поколебавшись, Даша все же заменила просившееся на язык слово «хамство» на «бестактность».
Черныш тихо засмеялся и не сдвинулся с места. Даша вспомнила, что муж называл его за глаза Полканом, потому что до перехода на вольные хлеба этот тип служил полковником госбезопасности. Собачья кличка шла ему гораздо больше, чем фамилия, имя и отчество вместе взятые. Самоуверенный, раскормленный кобель, слишком мощный и опасный, чтобы женщина могла справиться с ним в отсутствие хозяина, единственного человека, которого он соизволил признавать. Ну настоящий Полкан!
– Вон! – закричала Даша чересчур тоненько, чтобы это прозвучало грозно или хотя бы просто надменно.
– Зачем же так грубо? – Черныш убрал улыбку с лица, а брови, наоборот, нахмурил. – Я просто выполняю распоряжение Александра Викторовича, вот и все.
Даша только сейчас заметила, что правая бровь у него рассечена – наверное, поранился во время преследования «Тойоты».
«Лучше бы он вообще без головы остался! – злобно подумала она, вспомнив, какую пакость подсунул ей этот человек, выложив мужу информацию о ее увеселительном путешествии в Москву. – Подлый шпик! Ищейка проклятая!»
– Не думаю, что муж одобрит место, которое вы избрали для беседы, – сказала Даша, постаравшись придать голосу ледяную интонацию.
– Он сам направил меня сюда, – успокоил ее Черныш.
– В ванную комнату? Когда я купаюсь?
– Вот именно, Дашенька! Вот именно! Наконец-то вы поняли! – фразу завершил короткий смешок.
Даша вызывающе вздернула нос.
– Дело такое срочное, что нельзя подождать, пока я оденусь?
– Нет. – Черныш медленно покачал головой. – Просто теперь для Александра Викторовича не имеет значения, одеты вы или раздеты.
Несмотря на горячую воду, омывающую Дашу до самого подбородка, она похолодела.
– Он… он велел вам выпроводить меня из дома?
Черныш опять тихо засмеялся и повторил отрицательное движение головой:
– Напротив. Он решил, что вы остаетесь. Навсегда здесь остаетесь, Дашенька.
– Как кавказская пленница? Домашний арест, я вас правильно понимаю?
Черныш демонстративно взглянул на циферблат своих часов, обеспокоенно причмокнул и деловито произнес:
– Заболтались мы с вами, а время между тем идет. Пора приступать к делу.
– Ваше дело «Тойоту» искать, – буркнула Даша.
– Уже нашли, – отмахнулся Черныш, как будто речь шла о совершеннейшем пустяке. – Но остались еще кое-какие вопросы. К вам лично.
Даше ужасно хотелось курить, но высунуться из воды, чтобы достать пачку сигарет и зажигалку, было выше ее сил. И без того пена на поверхности воды начала постепенно оседать, что делало ее положение все более двусмысленным и даже унизительным. Хотелось поскорее закончить неприятный разговор и отправиться зондировать настроение мужа. Не нравилось Даше необычное поведение начальника охраны. А его странные недомолвки нравились еще меньше.
– Что вам от меня нужно? – раздраженно спросила она. – Выкладывайте и уходите. Вода остывает.
– Этот ваш случайный знакомый… Герой вашего дорожного романа… – Черныш даже не старался скрыть издевку, зазвучавшую в его голосе. – Требуется словесное описание этого счастливчика, чтобы не вышло ошибки. Итак? Я вас очень внимательно слушаю.
Прежде чем ответить, Даша попыталась из-под воды взбить поредевшее облако пены, но добилась лишь того, что на белой поверхности образовалась прозрачная промоина, да как раз там, где это было неуместнее всего. Пришлось немедленно вскинуть плотно сжатые колени, а руки скрестить на груди. Неотрывный взгляд собеседника мешал Даше сосредоточиться, а ей и без того было непросто припомнить внешность брюнета из «Тойоты». Все, что засело в памяти, так это его безумный стеклянный взгляд и кривая ухмылка. Ну, помнилось еще кое-что, однако эта немаловажная деталь никак не могла относиться к понятию «словесный портрет». Чувствуя, как щеки наливаются жаром, Даша нерешительно заговорила:
– У этого подонка очень темные, почти черные волосы… Сбоку пробор, вот здесь… – Она машинально отняла руку от груди, чтобы показать, где именно, но, не доведя жест до конца, поспешно вернула ее на прежнее место.
– Возраст? – осведомился Черныш, неотрывно глядя на Дашу сверху вниз. Казалось, у него не глаза, а телеобъективы, фиксирующие каждое ее движение, каждую родинку на ее коже.
