– Так никто меня и не трахал, милый. – На этот раз Элька прищурилась так сильно, что вряд ли видела перед собой собеседника. – Я сама трахаю кого хочу.
– А? – Петр не поверил своим ушам, потому что ему никогда в голову не приходило, что такое возможно.
– Бэ! – передразнила Элька, высунув язык. – Сомневаешься? Так иди сюда. Я тебе покажу, как это делается.
Петр так бы и стоял на месте истуканом, если бы рука Эльки не ухватила его за карман штанов, привлекая поближе. Затем в ход пошла вторая ее рука, отыскавшая отверстие, тоже напоминающее карман, но только дырявый, сквозной.
Как только это произошло, Петру сразу захотелось сказать что-нибудь приличествующее моменту. Про любовь, конечно. Про то, как он скучал по Эльке. Про свое нежелание расставаться с ней хотя бы на минуту. Но она опередила его, усадила рядом и прошептала, касаясь его уха влажными губами:
– Ничего не хочу слышать… Ничего не хочу знать… Ты мой, и этого с меня достаточно…
Мурашки разбежались по всему телу Петра, холодные, щекочущие, стремительные. Он плохо помнил, что произошло дальше. Как получилось, что они оба оказались совсем голыми, прижимаясь друг к другу на жесткой скамейке? Почему Элька все же очутилась сверху, если он сам собирался опрокинуть ее на лопатки? Откуда у него взялись силы сдерживаться так долго, тогда как каждое прикосновение этой чудесной женщины пронзало его от макушки до пят, подобно электрическому разряду?
– Уф-ф! – вот и все, что сумел он произнести, когда наваждение закончилось.
– Мяу! – игриво откликнулась Элька, вовсе не выглядевшая такой обессиленной, как он сам. – Мур- мур! – Ее коготки прошлись по его тяжело вздымающейся груди.
Петр подумал, что теперь пора высвободиться из ее объятий и передохнуть немного, но с удивлением обнаружил, что ему вовсе не хочется этого делать. Вот когда он по-настоящему понял, что такое любовь. Она длится ровно столько, сколько сохраняется желание прижиматься друг к другу. Пока это желание сильнее голода и сна. Пока существует вера в то, что подобное мгновение возможно растянуть на целую вечность.
– Элька, – прошептал он и, не в силах вспомнить что-либо еще, кроме ее имени, повторил на вздохе: – Элечка!
– Что? Что? – Она покрыла его лоб и щеки быстрыми поцелуями.
«Как что?» – изумился Петр и повторил:
– Элька…
Ощущение у него при этом возникло такое, как в далеком детстве, когда подвыпивший батя впервые угостил его мороженым. Дивное имя хотелось без конца смаковать, осторожно пробовать его кончиком языка и не давать ему растаять.
– Ты и в самом деле задумал на мне жениться? – спросила она, уткнувшись носом в его плечо.
– Ага, – подтвердил Петр, разомлев почище любого кота на солнышке.
– А приданое будет? – вкрадчиво спросила Элька.
– Приданое?
– Оно самое. Чемоданчик с деньгами, помнишь?
– Без проблем, – облегченно ответил Петр, который не на шутку напрягся, когда не понял суть предыдущего вопроса. – Я ведь его все-таки нашел. И спрятал. Теперь мы с тобой настоящие богачи, Элька.
– Сначала надо выбраться отсюда, – резонно заметила она, осторожно размыкая его руки и вставая.
– Выберемся, – пообещал Петр. – Небось не в Освенциме каком-нибудь.
– У тебя есть план? – Отыскав в ворохе одежды его футболку, Элька бесцеремонно провела ею между ногами и швырнула обратно.
– Плана пока нет, – неохотно признался Петр, проводив свою футболку пристальным взглядом. То, как обошлась с ней Элька, его слегка покоробило. Но потом он подумал, что тряпка, она и есть тряпка, их теперь миллион можно накупить, а Элька – одна.
– А у меня он есть, – бодро заявила она, начав одеваться.
– Кто – он? – оторопело спросил Петр, жадно разглядывая все то, что постепенно исчезало с глаз долой. Он походил на ребенка, которому сказали, что сказка закончилась, а продолжения не будет.
– План, – сердито напомнила Элька.
– Какой?
Она хотела было натянуть свитер, но заметила разочарованный взгляд Петра и осталась стоять перед ним в одних джинсах, слегка втягивая живот, а грудь, наоборот, выпячивая для лучшего обозрения.
– План, как выбраться отсюда, милый, – терпеливо пояснила Элька. – Вдвоем.
– Ага! – понимающе кивнул он. – И что же ты придумала?
– В том чемоданчике, который ты нашел, денег сколько было? – ответила Элька вопросом на вопрос.
– Иди сюда, – позвал он. – Скажу на ушко.
– На сегодня хватит! – Она решительно притопнула ботинком и в два счета натянула на себя свитер, чтобы отвлечь Петра от ненужных мыслей. – Мы здесь не на тещиных блинах, не забыл?
Неохотно приступив к процессу одевания, он буркнул, не скрывая недовольства:
– Не забыл. И сколько долларов в чемоданчике было, тоже помню… Три миллиона пятьдесят пять тысяч! – увидев оторопелое выражение Элькиного лица, Петр не удержался от самодовольной улыбки.
– Ни фига себе! – Она изумленно присвистнула.
– Э! – Петр нахмурился. – Деньги просвистаешь!
– Такие за всю жизнь не просвистаешь… А не жалко тебе, милый, истратить пятьдесят штук на наше благополучное спасение?
– Я ж и предлагал этому черту пузатому… как ее?.. – Петр почесал затылок. – Консистенцию… то есть компенсацию. А он мне не поверил.
– Зато мне поверил, – важно заявила Элька и слегка вздернула нос. Когда она, заложив руки за спину, принялась медленно прохаживаться перед выпрямившимся во весь рост Петром, со стороны это походило на общение командира и рядового подчиненного, обсуждающих вместе план военной операции. – Я отыщу чемоданчик, – продолжала Элька, – возьму из него ровно пятьдесят штук и привезу Мамонтову, пусть подавится. За это он отпустит нас на все четыре стороны. Но мы с тобой выберем юг, да, милый? Лучшего маршрута для свадебного путешествия не бывает.
– Юг – это хорошо, – поднапрягся Петр. – Море, пальмы. Но лучше бы за деньгами смотался я. Опасно тебе одной ехать на эту проклятую базу… Еще опять к бомжам в плен попадешь…
Бросив на него быстрый взгляд, Элька порывисто шагнула вперед и прижалась к его широкой груди, оставив на виду макушку, но никак не глаза, в которые Петру вдруг захотелось заглянуть повнимательнее. Это длилось недолго. Стоило Эльке заговорить, как он тут же забыл о тени сомнения, неприятно омрачившей его душу. Ее голос был ласковым, рассудительным, убаюкивающим:
– Среди этих ублюдков находиться еще опаснее, пойми. И даже не это главное. Дело в том, что как раз тебя за деньгами никто не отпустит. Мамонтов боится, что ты сбежишь.
– От тебя? – искренне удивился Петр.
– Разве такие люди что-нибудь понимают в любви?! – воскликнула Элька в сердцах. – Бабки для них это все. Остальное просто не существует.
– Это точно, – вынужден был согласиться Петр. – А вот лично я…
– Тс-с! – прошептала Элька, приложив палец к его губам. – Потом расскажешь. Я хочу знать о тебе все, милый. Но в данный момент мне необходимо выяснить, куда ты спрятал чемоданчик. – Сердцем почувствовав, как режет слух это неудачное «необходимо выяснить», Элька поправилась: – Ты должен мне поверить. Другого выхода нет.
– А я тебе и так верю! – воскликнул Петр. – Одной только тебе. Больше никому.
– Тогда скажи, – прошептала Элька, с трудом удерживая взгляд от метаний из стороны в сторону.
– Деньги спрятаны в том погребе, где мы с тобой вдвоем сидели, помнишь? – Петр улыбнулся так мечтательно, словно речь шла о медовом месяце в королевских апартаментах амстердамского отеля
