похоронена вместе с моим прошлым, а она вдруг всплыла, волоча за собой вереницу тягостных воспоминаний.
Из истории моих былых похождений, вернее, хождений по мукам, получился бы славный боевик, вот только главную роль я с удовольствием уступил бы любому другому. Перестрелками, погонями и потасовками я был сыт по горло. Утомили меня крупные планы трупов в багровых тонах. Вспышки выстрелов до сих пор снились. Запах порохового дыма мерещился. Одним словом, о продолжении я не подумывал. В этом боевике меня устраивал только хеппи-энд, простенький и незатейливый. На нем моя маленькая семья: я собственной персоной в окружении моей чересчур молодой жены Веры и восьмилетней девочки Светочки, которая по возрасту никак не годится ей в дочери. Все правильно. Это мне Светочка приходится дочерью. Вере она падчерица. Но все равно нам очень хорошо втроем.
Было хорошо, поправился я мысленно. Наша провинциальная идиллия оказалась под угрозой. Повышенный интерес к моим похождениям под прежней фамилией возник слишком рано, чтобы нагроможденную мной гору трупов можно было списать за сроком давности. Добавьте сюда пропавшие двадцать килограммов героина, который, как известно, значительно дороже картошки, даже если ее ввозить в Россию из братской Белоруссии. Что получается? «Полный облом получается», – безрадостно ответил я на свой собственный вопрос.
Как там пел Пол Маккартни, когда был еще никаким не мистером и не сэром, а юным кареглазым херувимчиком со скрипкообразной бас-гитарой? «Вчера все мои тревоги казались такими далекими, а теперь, похоже, они собрались здесь». Красивая песня, трогательная. Интересно, что запел бы старина Пол, доведись ему побывать в моей шкуре?
Я сменил фамилию, место и образ жительства, даже привычки. Но этого оказалось мало. Похоже, чтобы меня оставили в покое, надо перебираться на луну. На темную ее сторону.
Мои милые дамы вряд ли обрадуются, узнав, что им предстоит новая кочевка. Они успели обжиться на новом месте. Вера научилась управляться с электроплиткой, освоила азы кулинарного искусства и свыклась с сомнительными удобствами во дворе. Светочка подружилась со всеми соседскими кошками, собаками, а также с мелюзгой человеческой породы. Теперь она могла, не морщась, выдуть литровую банку молока с пенкой или достать из крапивных дебрей закатившийся туда мяч. Дитя природы!
А ведь всего каких-то полгода назад мы вышли из поезда на маленькой железнодорожной станции, понятия не имея, что нас здесь ждет. Кажется, называлась эта станция Львовской. Автобус отвез нас в Подольск, а потом мы долго блуждали по его окраинам, выискивая подходящий домишко, который сдавался бы целиком. Это оказалось не таким уж простым делом. При виде моих долларовых купюр многие аборигены замыкались в себе, делались подозрительными и несговорчивыми. Смотрели, как на иностранных шпионов, как на врагов народа в эпоху развитого социализма. Когда убежденный алкоголик Петрович позарился на заморскую зелень и перебрался к матери, предоставив в наше распоряжение свою одноэтажную халупу, мы почувствовали себя на седьмом небе. Бродячая собака, которая вдруг обзавелась конурой, не сумела бы обрадоваться сильнее нас.
В доме царили относительная чистота и порядок, потому что супругу Петровича, великомученицу Варвару, схоронили всего за неделю до нашего приезда. Вера сменила постели, а я за пять ходок вынес во двор пустые бутылки и засел писать детектив.
Черновик был закончен через две недели. Потом в течение месяца я упорно долбил клавиши пишущей машинки, приобретенной в Москве. Воспоминания были еще очень свежи, так что получилось очень даже прилично для новичка. В первом же столичном издательстве, куда я приперся со своей рукописью, меня наградили звучным псевдонимом и скромным гонораром. Я воспрянул духом. Купил старенький компьютер с запоздалой реакцией начинающего маразматика и выдал еще один детектив. Псевдоним мне оставили прежний, а гонорар повысили втрое.
Будущее показалось мне ясным и светлым, как погожее утро – утро новой жизни. Я как раз взялся за очередной шедевр, когда мои планы рухнули, подобно карточному домику. И всему виной был щекастый гость. С кем он собирался меня познакомить? Что этим людям от меня нужно? Поскольку ответов на свои вопросы я не знал, мне захотелось немедленно вернуться на улицу и растоптать трусливо брошенные на поле боя очки незнакомца.
Даже в такой малости мне не повезло. Не зря говорят: пришла беда, отворяй ворота. Зеркальными очками успел завладеть дядя Витя (или Митя?). Гордо водрузив их на свой пупырчатый нос, он выписывал по улице кренделя на своей дребезжащей лайбе и тихонько напевал про мгновения, которые свистят, как пули у виска. Это я спровоцировал его своим ложным признанием в употреблении горячительных напитков. Впечатлительный Митя-Витя тоже пожелал употребить аперитив. Теперь внутри него скопилось примерно столько же градусов, сколько их было снаружи. Сорок на сорок. Идеальный баланс.
– Игорек! – крикнул он, проезжая в опасной близости от столба, за который я вовремя успел отпрянуть. – Самое время добавить!
Я задрал голову, полюбовался ослепительным солнцем в зените и усомнился:
– Жарковато для возлияний. Может быть, попозже, вечерком?
На самом деле мне вдруг чертовски захотелось вылакать полный стакан теплой водки. Я просто надеялся, что сосед согласится с моими доводами, образумится сам, да и меня удержит от опрометчивого шага. Но Митя-Витя был не из тех, кого могут напугать погодные условия. Он не собирался ждать милостей от природы в виде освежающей вечерней прохлады.
– Зачем попозже? – крикнул он задорно. – У меня с собой!
– А закуска? – упорствовал я из последних сил.
– Вот тебе закуска! – Проезжая под развесистой яблоней, Митя-Витя ловко сорвал кособокий червивый плод и торжествующе потряс им в воздухе.
На этом его джигитовка закончилась. Мстительно пнув норовистого железного коня, сбросившего его на землю, Митя-Витя прихромал к калитке моего дома и опустился рядом на серую лавку. Сам он весь был точно такого же неопределенного цвета. Лишь полная бутылка водки маняще сверкала в его заскорузлой руке. Откуда и когда она была извлечена, я понятия не имел.
– Оп-ля, – воскликнул Митя-Витя. На лавке возле бутылки моментально возник мутноватый стакан. Ну как было не выпить с таким кудесником?
Поочередно выпили. Крякнули с полуминутным интервалом. Дружно захрустели своими половинками яблока.
– Как жизнь, дядя…итя? – вежливо спросил я, намеренно проглотив первую букву имени соседа.
– Я вообще-то с утра был Николаем, – невозмутимо сообщил он, любуясь на просвет водочными остатками в бутылке. – А жизнь моя все равно хреновая, Игорек. То майка короткая, то конец длинный. Все едино получаюсь я с голой жопой, как ни крути. Спасибо родному правительству. – Сосед смачно харкнул в пыль.
– А здоровье как? – не унимался я, поскольку ритуал распития бутылки на двоих подразумевал обязательную задушевную беседу.
Сдвинув очки на лоб, дядя Коля признался:
– Никак. Здоровье постоянно поправлять надо, а где ж таких деньжищ набраться?
Драгоценная микстура наполнила стакан, церемонно поднесенный к моему носу. Я справился и с этой порцией, но не так легко и красиво, как мой напарник. У того даже лицо не дрогнуло после употребления внутрь. Разве что взгляд печально затуманился, но это скорее всего было вызвано сознанием того прискорбного факта, что бутылки опустошаются быстро, а карманы пополняются медленно.
Я закурил, разогнал ладонью дымовую завесу перед собой и обнаружил, что дядя Коля искоса поглядывает на меня с таким видом, будто ему не терпится выдать какое-то пьяное откровение.
– Хочешь что-то спросить? – Я приподнял брови.
– Не-а, – откликнулся он. – Наоборот, сказать одну вещь хочу.
– Так говори.
Вместо этого дядя Коля все же действительно задал вопрос:
– Тебе убивать приходилось, Игорек? – Не успел я опровергнуть это предположение, как он сам же и заключил: – Приходилось… Эх, бля!
– С чего ты взял? – Мне было лень изображать удивление, а тем более возмущение.
– По глазам вижу, – буркнул дядя Коля. – У сынка моего точно такие же. Чечню прошел, Дагестан.
