Забросив горе-милиционера в ближайшую ведомственную больницу, мужчины продолжили путь, конечный пункт которого был известен лишь одному из них. Реутов туда не слишком спешил, колеся по улицам с таким усердием, словно являлся таксистом, рассчитывающим содрать пару лишних сотен с наивного пассажира. Нетрудно было догадаться, что он умышленно наматывает километр за километром, стараясь обнаружить возможную слежку.
Пока ехали, на очистившейся от туч половине неба, ясного, чистого, точно омытого недавним ливнем, засияло солнце. От мокрого асфальта повалил пар.
– Странно, – промолвил Хват, которого начало утомлять многозначительное молчание спутника. – В детстве мы постоянно видели радуги, а теперь, похоже, они только на картинках остались.
– Москва, – мрачно сказал Реутов. – Какие в ней теперь могут быть радуги? Зачем? Кому они здесь нужны?
– Кому-нибудь да нужны. Люди все ж таки иногда на небеса поглядывают. Помню, бабушка мне рассказывала, что первую радугу боженька после Великого потопа сотворил.
– В качестве компенсации за доставленные неудобства? Утешительный приз уцелевшим?
Хват покачал головой:
– Нет. В качестве напоминания о случившемся. Небесная канцелярия как бы подписалась в том, что больше подобного не повторится.
Реутов покосился на спутника:
– Большое спасибо всевышнему, конечно, но подобные договоры меня не вдохновляют. Тут, допустим, радуга, а в сотне километров землетрясение. Ты уж или карай, или милуй, одно из двух.
– Или вообще не вмешивайся, – тихо пробормотал Хват. – Не возникай то есть.
– Что ты сказал?
– Не обращайте внимания, товарищ полковник. Мысли вслух.
– А вот это в нашем деле лишнее, капитан. Отвык язык за зубами держать?
– Есть маленько, – признался Хват.
– Ничего, это дело поправимое.
Многообещающе произнеся эти слова, Реутов вырулил на Фрунзенскую набережную, недалеко от старого здания Министерства обороны, незаслуженно прозванного в народе «Пентагоном». Здесь, попетляв немного по переулкам, он остановил машину и оживленно воскликнул:
– Вот мы и на месте.
Поморщившемуся Хвату показалось, что он видит перед собой какое-то медицинское учреждение. Такая уж нехорошая аура окружала покойницки-желтое двухэтажное здание, едва прикрытое ажурной чугунной оградой и обрубками некогда могучих тополей.
– Психушка, что ли? – поинтересовался он, выбираясь из машины.
– Судебный морг, – доброжелательно поправил его Реутов. – Один из старейших в Москве, между прочим. Правда, теперь тут все больше живые обретаются. Включая меня.
– Филиал нашей конторы? – догадался Хват.
– Общественный фонд с таким длинным названием, что даже не пытайся его с первого раза запомнить. – Реутов, шагающий по дорожке первым, махнул рукой. – Я, зиц-председатель, и то до сих пор запинаюсь. Что-то по части возрождения национальных ремесел. Или традиций.
– Традиции, как я погляжу, живут и процветают, – хмыкнул Хват в спину своего проводника.
Стало ясно, зачем спилены деревья вокруг здания. Наверняка внутри дома находятся мониторы наружного наблюдения, которым требуется свободный обзор прилегающей территории. Бросив взгляд на неприметную вывеску, прикрепленную слева от двери, Хват подумал, что будь это офис настоящего общественного фонда, его учредители непременно заявили бы о своем существовании с большей помпой. Навесили бы на стену что-нибудь из мрамора и непременно с позолотой. А так даже глазу было не за что зацепиться. Ни тебе тонированных шведских стекол, ни львов у входа, ни хотя бы стоянки, заставленной дорогими автомобилями неутомимых общественников, радеющих о русской культуре. Все чисто, аккуратно, но подчеркнуто скромно. Запусти в подобный офис руководство крупной компании, оно бы тут от тоски зачахло.
Пока Хват разглядывал фасад, невидимый охранник успел вдосталь налюбоваться стоящими на крыльце сквозь видеоглазок. Дождавшись негромкого щелчка замка, Реутов толкнул дверь и первым проник в длинный коридор, оказавшийся совершенно пустынным. Голые стены, окрашенные в ровный серый цвет. Холодное мерцание допотопных светильников на высоком потолке. Тишина, нарушаемая лишь шумом собственных шагов.
– Как в склепе, – пошутил Хват и осекся. Морг – он и есть морг, ничего смешного в этом нет, как ни тужься. Тошно на душе, муторно, даже если из переоборудованных помещений успел выветриться тяжелый смрад формалина и прочей химической гадости. В царстве теней может попахивать кофе и табачным дымом, но разве от этого в нем становится уютней? Живым – нисколько, это уж точно.
Комната, в которую попал Хват следом за Реутовым, напоминала стандартную приемную стандартной организации, хоть коммерческой, хоть благотворительной. На стенах грамоты и дипломы в рамочках, в кадках торчат столь же похожие на настоящие пластмассовые растения. За столом никого, лишь треплет страницы оставленного кем-то журнала ветерок из кондиционера, вхолостую гоняющего воздух. Декоративная клетка, явно предназначавшаяся для канареек или попугаев, пуста. «Сдохли птички от тоски, – подумал Хват, искоса наблюдающий за действиями Реутова. – Хорошо, если та же участь не постигла предполагаемую секретаршу».
Полковник приблизился к обычной на вид кабинетной двери и, вместо того чтобы просто нажать на дверную ручку, принялся манипулировать ею, сосредоточенно поворачивая ее по какой-то только ему известной схеме. Процедура заняла секунд десять, и на всем ее протяжении выражение лица Реутова было напряженным, как у сапера, ковыряющегося в адской машине. Наконец он облегченно выдохнул и кивнул, приглашая спутника пройти в проем, отверзшийся с характерным гидравлическим шипением.
– Милости прошу к нашему шалашу.
– Сдается мне, – сказал Хват, – вы в этом шалаше сами себя гостем чувствуете.
Реутов признался:
– Я каждый раз с непривычки потею, когда собственный кабинет открываю. Тут специальный баллон с парализующим газом установлен. Два раза, допустим, ошибиться можно, а на третий…
Не договорив, он переступил порог. Последовавший его примеру Хват с любопытством оглядел кабинет, столь надежно защищенный от вторжения непосвященных. Ничего похожего на пещеру с сокровищами или сверхсекретный бункер. Обычный на вид сейф, два письменных стола, добротные буковые стулья, кое-какая оргтехника. Судя по панели на стене, можно было предположить, что комната оснащена системой сигнализации, но при беглом взгляде Хвату не удалось обнаружить ни одного датчика, настолько искусно они были скрыты от постороннего глаза.
– Электроснабжение автономное? – полюбопытствовал он.
– Разумеется, – подтвердил Реутов, располагаясь за столом. – Плюс полная гарантия от прослушивания. Зато с этого компьютера можно войти в любой банк данных, а также контролировать все звонки по радиотелефонам в радиусе километра. – Он похлопал по выключенному монитору. – Правда, для меня все это темный лес. Меня другим штукам обучали.
– Меня тоже, – сказал Хват, приготовившийся сесть.
– Возьми лучше другой стул, – посоветовал Реутов. – Под сиденьем этого вмонтирован шприц, который приводится в действие нажатием педали.
– Яд?
– Парализатор. Но такой, что мало не покажется. Один неудачно присел, так потом неделю разогнуться не мог. Наука.
– Ему наука?
– Просто наука, которая, как известно, шагает в ногу с техническим прогрессом.
Хват поменял стулья местами, уселся на тот, что не представлял опасности, и внимательно посмотрел в глаза Реутову:
– Думаю, самое время ввести меня в курс дела. Терпеть не могу тайны мадридского двора. Что это? –
