Стул под поменявшим позу Конягиным негодующе взвизгнул.
– Я действительно генерал, и я действительно замначштаба, – заявил он. – Ты можешь удостовериться в этом, как только согласишься вылететь со мной на место событий. Надеюсь, поданный для нас двоих самолет убедит тебя больше, чем предъявленные тебе документы?
– Я тоже надеюсь, – сказал Хват. – А еще я надеюсь, что за штурвал самолета сядете не вы лично. Не хотелось бы мне по пьяной лавочке в какой-нибудь нью-йоркский небоскреб врезаться.
Конягин пропустил подначку мимо ушей, во всяком случае никак на нее не отреагировал.
– Это значит «да»? – напористо спросил он.
– Это значит, что человеку вашего положения как-то несолидно уклоняться от ответов на заданные вопросы. Если вы начинаете темнить в самом начале, то что будет дальше?
– Ты о чем, капитан?
Хват усмехнулся:
– На моей памяти всего один случай, когда генерал снизошел до того, чтобы осчастливить меня личным визитом. Но то был совсем другой генерал, и он явился ко мне не под хмельком.
– Я приехал к тебе прямо с поминок, – глухо сказал Конягин. – Сегодня хоронили самого близкого мне человека. – Его левый глаз коротко дернулся и застыл на манер стеклянного. – На похороны я не успел, но несколько чарок за упокой внучкиной души опрокинул, было дело. В чем я еще должен отчитаться перед тобой, капитан?
– Вы мне ничего не должны, товарищ генерал. Я вам – тем более.
Хват произнес эти слова намеренно жестким, даже грубоватым тоном. Не кисейные барышни беседуют – мужики. И тема разговора у них серьезная, тут не до сюсюканий, не до взаимных расшаркиваний. Какое кому дело до чужих похорон? Они оба пока что живы, и каждый преследует на этом свете свои цели.
– Хорошо сказано, – проворчал генерал. – Тут ты абсолютно в точку попал. Никто никому ничего не должен. Мое дело предложить, твое право отказаться. Родина без нас не пропадет, не сумеем подсобить мы, другие найдутся.
Он сделал вид, что собирается встать, и Хват отлично видел, что это лишь уловка, но, понимая это и злясь на самого себя, спросил:
– Почему вы обратились ко мне? Насколько мне известно, Главное разведуправление пока что не расформировано.
Генеральское седалище вернулось на место.
– Да пойми ты, капитан, не имею я права вдаваться в такие подробности. Задание в общих чертах тебе известно: в руки полевого командира Черного Ворона попали документы, которые могут быть использованы против нас. В Кремле очень хотят вернуть их обратно, но в частном, так сказать, порядке, негласно. Если поручить операцию армейскому спецназу, то информация может просочиться к чеченцам, а мы не должны дать им ни одного шанса перепрятать компьютер.
– В вашем штабе сидят предатели?
– Предатели не навешивают на себя соответствующие таблички. Конкретно я не подозреваю никого, но сейчас ни на кого положиться нельзя, абсолютно ни на кого.
– Поэтому-то вы и обратились к человеку, которого в первый раз видите? – саркастически спросил Хват.
– Я обратился к человеку, который никоим образом не может слить информацию заинтересованным лицам, – мгновенно нашелся Конягин. – К человеку, давно отошедшему от дел. Это пока все, что я могу сообщить. – Конягин шумно вздохнул. – Я и сам не знаю точно, в чем тут петрушка. Мне поручено подыскать надежного человека со стороны, вот я и ищу.
– Повторяю вопрос, – произнес Хват ровным тоном. – Почему вы решили обратиться ко мне, а не к кому-нибудь другому? На мне свет клином сошелся?
– Похоже на то.
– Я попросил бы разъяснить.
– Девяносто пятый год. Грозный. Штурм аэродрома. Я наткнулся на твое дело и вспомнил, как ты желторотых мальчишек от смерти спасал. Пытался спасти, – поправился Конягин. – Такое не забывается.
– Только давайте без патетики. – Хват поморщился, чувствуя себя крайне неловко.
– А патетика здесь ни при чем. Я исхожу из практических соображений. Ты человек порядочный, значит, довериться тебе можно. – Конягин принялся загибать пальцы. – Воевал в Грозном, язык и специфику Чечни знаешь. Плюс ко всему – спецназовец, а не хрен с бугра. То есть и стрелок, и альпинист, и специалист по выживанию, и врач, и сапер…
– И общественник, и хороший семьянин, – перебил увлекшегося генерала Хват. – Не надо эту бодягу разводить. Мне прекрасно известно, что представляет собой специалист моего класса. Но я также знаю, что таких отставников сейчас полным-полно. Выбирай любого.
– Ошибаешься, – возразил Конягин. – Большинство твоих однокашников, уйдя в отставку, в таких структурах прописались, что связываться с ними просто опасно. Киллеры, антикиллеры – у них своя обедня, а у нас, военных, своя. Их разговорами о долге и чести не проймешь.
– Классного специалиста проще купить. Без рассуждений о высоких материях.
– За те десять тысяч долларов, которые я уполномочен тебе предложить? Не смеши меня, капитан. В Москве можно срубить в пять раз больше, знай только обоймы меняй да использованные стволы сбрасывай.
– То есть вы решили купить меня по дешевке?
– Хрена с два тебя купишь! – гаркнул Конягин. – И меня тоже. Ни по дешевке, ни втридорога. – Он понизил голос. – Если хочешь знать, то мой выбор на тебе остановился потому, что наши с тобой взгляды на предназначение офицерства совпадают. Ты согласишься, ты уже согласился, я вижу. – Генеральский голос упал до хриплого шепота. – Потому что для тебя не само задание важно, а принцип. Разве я не прав, капитан? Разве не подмывает тебя снова сунуться в пекло и разворошить его так, чтобы тамошним чертям тошно стало?
– Давайте лучше насчет оплаты, – сказал Хват. – Надеюсь, деньги вперед?
Конягин зашелестел извлеченным из кармана пакетом.
– Здесь четверть суммы. В рублевом эквиваленте. Сам понимаешь, штаб округа не коммерческий банк. – Он горестно вздохнул, выпуская деньги из рук. – Если бы ты знал, капитан, чего мне стоило такую сумму наличными раздобыть…
– Не знаю и не хочу знать, – отрезал Хват. – Когда я получу остальное?
– Сразу по возвращении, – пообещал оживившийся почти до суетливости Конягин. – Если что, деньги будут выплачены твоей сестре, не сомневайся.
– Сомневаюсь.
– Да ты что? За кого ты меня принимаешь?
– Успокойтесь, никто вас в нечестности не обвиняет… Пока, – добавил Хват после секундного колебания. – Но деньги получу я и только я, из рук в руки. Катерине совсем не обязательно знать, кто и за что мне платит.
– Понятное дело, – прогудел Конягин с облегчением. – Но это же на самый крайний случай. Ты понимаешь, о чем я толкую, капитан?
– Нет, товарищ генерал, не понимаю. Я обязан вернуться, и я вернусь. Никаких «но» быть не может.
– Завидую твоей уверенности.
Левый глаз Конягина то мелко подрагивал, то диковато выпучивался. Словно он видел этим беспокойным глазом нечто такое, о чем его собеседник даже не догадывался. Наблюдать за этим тиком было неприятно, и Хват притворился всецело поглощенным пересчитыванием пятисотрублевых купюр.
У него вертелось на языке множество вопросов, на которые он не рассчитывал получить ответы. Кому именно в Кремле потребовались документы? Каким образом они перекочевали в старенький компьютер, захваченный чеченцами? Это и в самом деле сведения государственной важности или же компромат на кого-то из сильных мира сего? Действительно ли Хвату предлагают послужить отечеству или он должен спасти шкуру очередного зарвавшегося политика?
