набитым боеприпасами. Банг! Лопнула неосторожно высунувшаяся из-за дерева лохматая голова. Банг! Пораженное пулей лицо перекорежилось, как восковая маска, попавшая в огонь.
Банг… банг… банг…
Ни одного промаха, ни одной пули, выпущенной напрасно.
Автоматы уцелевших затрещали наперебой, как насмерть перепуганные сороки. Ствол, за которым лежал Хват, превратился в подобие тамтама, из которого выбивались тревожные ритмы. Казалось, шальные пули заполнили все пространство, подобно свирепым металлическим пчелам, мечтающим лишь о том, как бы укусить побольнее. Насмерть.
– А! – вскрикнул Хват. И еще разок, уже тише, протяжней, жалобней: – А-а, с-сук-ки…
После чего умолк.
Чеченцы, купившись на эту нехитрую уловку, выломились из зарослей всей гурьбой: четверо слева, шестеро справа. Мало их учила война. Что ж, последний, самый главный урок взялся преподнести им целый и невредимый Хват, переключивший «калашникова» на стрельбу очередями.
Тела боевиков затряслись, как в припадке общей падучей. Они что-то орали, нелепо подпрыгивая, кружась на месте, цепляясь друг за друга. Они еще надеялись выжить, хотя по существу были мертвы.
Ствол автомата двигался из стороны в сторону по горизонтали, пресекая любые попытки повернуть обратно или открыть ответный огонь. Не полагаясь на одни только пули, Хват метнул влево и вправо по гранате, а сам приник к земле, пережидая близкие взрывы.
Ухнуло почти одновременно, да еще как ухнуло!
Пока по лесу гуляло эхо и осыпалась, шурша листвой, земля, Хват отшвырнул автомат с пустым магазином и выхватил автоматический пистолет с заряженной под завязку обоймой, но в этом уже не было необходимости. Живая сила противника превратилась в мертвую.
Опасность миновала. Чтобы возникнуть в следующий раз неведомо где, неведомо когда.
– В жизни ничего подобного не видела, – сказала Алиса.
Взгляд у нее был пустой, а голос безжизненный. Она стояла позади Хвата в наброшенной на плечи рубахе и, глядя на разбросанные повсюду трупы, качала головой. Незакатанные рукава свисали чуть ли не до колен, придавая ей сходство с печальным Пьеро, но, вместо того чтобы пожалеть ее, Хват грозно нахмурился:
– Это еще что за новости? Ты почему здесь?
– На всякий случай, – ответила Алиса. – А вдруг бы тебе понадобилась помощь.
– Чем же ты мне собиралась помочь, хотел бы я знать? И где твой автомат, боец Сундукова?
– Я больше не Сундукова. А автомат пришлось бросить. Тяжелый.
– Что же мне теперь с тобой делать? – осведомился Хват. Тон его по-прежнему оставался грозным, хотя в глазах плясали веселые огоньки, которых понурившаяся Алиса видеть не могла.
– Не знаю, – тихо сказала она, по-детски шмыгнув носом.
– А кто знает?
– Тоже не знаю. – Немного поразмыслив, Алиса предположила: – Автоматов можно новых набрать. Сколько угодно.
Хват издал кашель, напоминающий львиный рык.
– Чтобы ты их потом опять бросала, где попало?
– Я больше не буду.
Это прозвучало очень по-детски, настолько по-детски, что изображать гнев дальше стало невозможно.
– Ладно, прощаю, – проворчал Хват. – Только застегнись в конце концов. У меня твой стриптиз вот где сидит. – Он провел ребром ладони по горлу.
Беспрекословно выполнив распоряжение своего командира, Алиса нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
– Оружие собирать? – спросила она.
– Нет.
– Разве мы уже выбрались из Чечни?
– Нет, но если будем продолжать в том же духе, то все равно не выберемся, – заверил спутницу Хват. – Ни с автоматами, ни без оных. Дальше надо идти тихо-тихо. Ночные переходы, дневные лежки.
– Почему? – встрепенулась Алиса. – Я же видела, как ты стреляешь. Может, лучше пробиваться с боем?
– Знаешь, на сколько километров разносится в горах шум боя? – Хват покачал головой. – Нет уж, хорошего понемножку. Скоро тут и так все три заинтересованные стороны соберутся.
– Чеченцы раз. – Алиса загнула палец. – Русские два. – Она загнула второй палец. – А кто третья сторона?
– Дикие звери, которые придут сюда попировать.
Глаза Алисы округлились.
– Послушай, а крысы не разбежались? – спросила она, опасливо озираясь по сторонам.
– Какие крысы? – удивился Хват.
– Те самые, из мешка. Ну, которых чеченцы специально морят голодом.
– А, эти… Ими индийцы любили пленников запугивать.
– Не поняла. – На лбу Алисы появилось сразу несколько горизонтальных морщин. – При чем тут индийцы? Ты говоришь о наемниках?
– Я говорю о сикхах, воевавших с англичанами в восемнадцатом веке, – пояснил Хват.
– Какого черта?
– Им, видишь ли, независимости захотелось. Они национально-освободительную борьбу вели. С британскими колонизаторами.
– В следующий раз держи свою грудь под одеждой, и все будет в порядке. – Лицо Хвата окаменело, сделавшись неприязненным. – Надоели твои бабские штучки. Заколебали.
– Вот как, заколебали, – повторила Алиса. – Что ж, тогда дальше можешь идти без меня. Мальвине с тобой не по пути.
– С каких это пор ты стала Мальвиной?
– С тех самых пор, как ты превратился в Буратино.
– Я? – возмутился Хват.
– Ты, ты, – подтвердила Алиса. – Натуральный бесчувственный чурбан, причем не очень отесанный. – Она издевательски помахала рукой и зашагала прочь. – Так что, как поется в известной тебе песне, чао, бамбино, сорри.
– Стой! – рыкнул Хват.
– Ха-ха!
Алиса продолжала уходить, прямая, как цирковая гимнастка, приготовившаяся исполнить смертельный номер.
– Стой, – повторил Хват, нагоняя ее в три размашистых прыжка.
– Не командуй.
– Но я должен!
– Никто никому ничего не должен, – отрезала Алиса. – Ты сам по себе, я сама по себе. Отпусти меня! Немедленно отпусти!
– Еще чего выдумала, – фыркнул Хват. – Не трепыхайся. Ты будешь делать то, что я тебе скажу, заруби себе на носу. До той минуты, пока не окажемся в безопасности, ты – мой подчиненный.
– Размечтался!
– Это не мечты, а суровая действительность.
– Да пошел ты со своей суровой действительностью!..
– Что ты сказала?
– Что слышал!
– Ах, так…
