выстрел означал для зятя смертный приговор. Только отсрочка давала ему малюсенький шанс. А вдруг поговорят и разойдутся с миром? А вдруг?
Майор не убрал палец с курка, не позволил ему расслабиться. Подвигал правым плечом, поудобнее приноравливаясь к прикладу. И сказал Толику, не отрываясь от окуляра прицела:
– Не ерзай, не канючь под руку. Я за все отвечаю. Стрелять или нет, решу сам, по ходу пьесы.
8
Жека не стал здороваться с невысоким худощавым человеком, остановившимся в пяти шагах и сверлившим его угрюмым взором желтоватых глаз. Выпуклые, оттененные синевой усталости, они казались огромными и необычайно притягательными.
Оба напружинившиеся, оба ощетинившиеся небритыми подбородками, стояли Жека и Хан напротив, а вся окружающая массовка на время перестала существовать для них. Они пожирали друг друга глазами, оценивая и сравнивая с образами, созданными воображением.
К изумлению Хана, он видел перед собой не хитровыделанного барыгу, скрывающего страх за напускным гонором. И не тупого жадного барана, подставленного Итальянцем в качестве приманки, тем более что засады в округе не оказалось. Перед Ханом стоял совершенно непонятный парень неведомой породы. Не мусор. И уж явно не урка, даже не приблатненный. Тогда кто? Что за странную игру он затеял? …
Жеке Хан показался не таким грозным, как он ожидал. Мужик как мужик. Такого, если бы не свита, в толпе и не заметишь. Взгляд, конечно, очень даже впечатляющий. Но можно смотреть Хану в переносицу, а не в глаза, и тогда собственные зрачки не подведут, не заметаются по сторонам. Вот и вся премудрость. Не так страшен Хан, как его малюют!…
Выдержав напор ханского взгляда в течение двух-трех минут, Жека позволил себе обратить внимание на стволы, направленные на него. Выразил приподнятыми бровями недоумение, хмыкнул неопределенно и сказал:
– Я думал, мы будем выяснять отношения один на один. Как в вестернах.
– Ко-овбой, значит? – процедил Хан упреждая презрительным тоном улыбку, которая, еще немного, и расцвела бы на Жекином лице. – Но я не за кино базарить с тобой буду, козлик. Пошли?
– Куда? – скучно осведомился Жека.
Побледнел, ох как побледнел! Хан с большим удовольствием отметил это обстоятельство и усилил нажим:
– В машину. Поедешь с нами. Завтра с утра переведешь мне бабки и…
– Сам переведешь, – ответил Жека с еще более скучающим видом. – Холуев здесь нет. Типа Олежки Ляхова.
К ногам Хана шлепнулся увесистый целлофановый сверточек, заставив бойцов нервно вскинуть оружие.
Внутренне похолодевший Хан не вздрогнул, хотя решил поначалу, что сейчас прогремит взрыв. Выдержав томительную паузу, он расслабился и потрогал сверток носком туфли:
– Что это?
– Печать и несколько платежек с моей подписью. Разберешься.
Заходящее солнце незаметно окрасило все вокруг в ярко-розовый цвет и растянуло по земле темные тени, доведя их до гротескных размеров. Тень Жеки была совершенно прямой. Тень Хана не собиралась наклоняться за брошенной подачкой.
– Подними, – сказал Хан тихо.
– Вон сколько вокруг тебя… поднимателей.
– Смелый очень, да?
– Просто гнуть спину не хочется.
– Смелый, – утвердительно кивнул Хан. – Тогда зачем вместо себя братишку подставил? Ему ведь повезло, что его возле банка шлепнули. Другая смерть его ожидала, совсем другая…
– Он сам подставился! – крикнул Жека. – Слышишь, ты? Сам! Каждый отвечает за себя!
– Согласен. Он ответил. А ты как собираешься отвечать?
Глаза на мертвенно-бледном лице Жеки сузились, собрались в непроницаемые смотровые щели, за которыми ничего не видать.
– Я? А вот так!
Подчеркнуто медленно, почти картинно, извлек он из кармана свой пистолет, на вид такой боевой, а на деле – змея без ядовитых зубов. Заряженный, он отказался убить хозяина. Лишившись патронов, сработал так, как Жека и рассчитывал.
В него выстрелили сразу из двух стволов. Потом добавили уже пятикратным залпом.
Картечь и пули, направленные в Жеку с разных сторон, заставили его крутануться на месте, и верный черный плащ в точности повторил это стремительное движение.
Одинокий человек, у которого когда-то были любимые и друзья, вошел в свой последний короткий штопор и стал медленно падать на землю.
И при этом он улыбался! Расстрелявшие его пацаны могли поклясться в том, что умер он стоя, но еще до того, как умер, успел улыбнуться неизвестно чему, неизвестно кому.
9
Жека рухнул на асфальт неумело и некрасиво – он не умел умирать, не научился, ведь каждому приходится делать это с первой попытки.
Не успел он окончательно распластаться на земле, не успели отзвучать суматошные выстрелы охранников, как беззвучно прилетевшая издалека пуля коротко чмокнула Хана в плешивый висок, вышибив из его головы ошметки мозгов заодно с обрывками последних мыслей. Возможно, ему удалось сообразить, что он убит наповал. А еще удалось сделать вперед пару шаркающих шагов, как если бы захотелось Хану улечься поближе к странному парню в допотопном плаще.
– Куда? – азартно спросил Толик, ерзая за парапетом. – В плечо? В ногу?
Майор, перечеркнувший метким выстрелом доверенную операцию и собственную карьеру, не отвечал. Ему было некогда. Плавно перемещающийся ствол винтовки легко настигал фигурки бандитов, одну за другой, а потом на них ставился прицельный крест. Будто смерть прохаживалась своей невидимой косой по площадке перед посадкой.
…Лежащий ничком парень, конвульсивно дергающий ногой словно в поисках утерянной поодаль кроссовки…
…Этот – лицом в луже, побуревшей от крови…
…Некто зависший на кустах, а подле него все еще дымящийся окурок…
Майорский палец продолжал нажимать на курок, валя в первую очередь тех, кто находился рядом с Жекой.
Плоп! Бегущий споткнулся, полетел кувырком под колеса выруливающей со стоянки машины. Плоп! Застывшему столбом охраннику с карабином в руках снесло половину черепа. Плоп! Уползающий в заросли замер, так и не добравшись до укрытия.
Майор прекратил стрелять только тогда, когда сообразил, что жмет на курок вхолостую. Кончились патроны. Перезаряжать винтовку было нечем и незачем. Поле боя опустело, если не считать мертвых да умирающих. В направлении города мчалась вереница машин, унося поредевшее воинство Хана. Впрочем, какого еще Хана? Не стало его, кончился.
Майор повел взглядом вдоль площадки, оценивая созданную его стараниями картину. Не задержавшись на второстепенных персонажах, взгляд остановился на двух главных фигурах, улегшихся перпендикулярно друг другу. Это напоминало букву Т. Трагедия? Тоска?
– Ну, бля!.. Вот же, бля! – растерянно бубнил Толик, не в силах выразить переполнявшие его эмоции. – Как же так, бля?
– Не колотись ты, – попросил майор, поморщившись, как от горькой отрезвляющей пилюли. – Ничего не переделаешь… Вина моя, я и отвечу… Ты мне лучше скажи, как я теперь дочери в глаза посмотрю? Это ж ее муж был, тот, который в плаще.
Толик молчал, не зная, что посоветовать своему командиру. Бывшему командиру, в этом не приходилось сомневаться. Робко потянув его за рукав, Толик попросил:
